За горсть монет (СИ) - Гориненко Константин. Страница 77

— Какая смекалка! Да — это я, и я хочу знать, что за планы я нарушил, убив какого-то человека, и за что вся страна обозлилась на меня всего за одну ночь, а?

— Челядь, ты даже не знаешь, что натворил? — рука короля придвинулась к острому автоперу.

— Ваше высочество, — рука Окмасана, что наконец пришел в себя, с силой вернула Вальдинга в кресло, — королю не подобает давать слабину при черни, позвольте я объясню, — небрежный взмах в ответ, — тот «какой-то человек», Гэбриэл, был ключевой фигурой во всей этой войне. Точнее, если бы он добрался до Хеленпика живым, то войны и вовсе бы не было.

— Я прям заинтригован, — наемник нашел низенький стол и уселся на него, скрестив ноги.

— Свыше двадцати лет он, ежедневно рискуя собственной головой, служил в Гомердолле тайно собирая информацию. Мы не знали ни его имени, ни даже сути информации, ибо более никому нельзя было доверять ее передачу, и даже стальная почта не была достаточно надежной. Мы знали лишь одно: использовав ее в переговорах с долмерами, мы бы заставили их капитулировать в ту же секунду. Гомердолл вновь бы стал частью Гизехайма, как и многие тысячи лет назад. Но, из-за тебя, он так и не смог добраться сюда! Только из-за тебя началась эта кровопролитная война! Все твои страдания начались только из-за тебя!

— Я вас поправлю, — палец Гэба заходил со стороны в сторону, — как прописано в самом кодексе: «Авантюрист — лишь клинок, убийца — заказчик», и тем заказчиком были именно… — палец остановился и указал на Окмасана, — Вы! Или король Барк не знает о ваших давних связях, нет?

— Естественно знает, — возмутился Окмасан, — я жалею о свершенном тогда выборе и готов понести должное наказание после окончания конфликта. Просто тогда я был одурманен речами Хастроя и Даклорна и считал, что важнее не спасти страны от истощения войной, а сохранить первоначальный расклад сил.

— Хастрой… — кулаки Вальдинга сжались, — это ведь он хочет захватить трон после меня? Думаешь народ его примет?

— Король, мне, что ли, проводить вам экскурс по истории, да? — Гэбриэл встал и начал расхаживать по комнате, загибая пальцы, — приставка Ван даровалась древнейшим знатным родам Гизехайма и Гомердолла, все королевские роды: Ван Врисы, Ван Келеры и Ван Термоны, носили ее. Кроме вас. Приставка Фон даровалась знатным родам более поздних эпох, но все еще являлась показателем высокого статуса, выделяющего ее среди мелкой и раздробленной воюющей знати. Приставка Де появлялась у любого рода, чей глава получал титул маркиза, и хоть она значила немного, но уже давала семье, хоть и малейшее, но право претендовать на престол, — он резко остановился, — а вот низший род Барков, не носящий ни единой из них, захватил власть без церемоний, без великих войн, просто просочившись в нужный момент. Не знаю, как вам, но даже мне, не смотря на все отвращение, Реджирард де фон Харсрой кажется лучшим кандидатом.

— И тем не менее род Барков правил Гизехаймом свыше двухсот лет! — возразил Окмасан, — Даже имея за спиной влиятельных покровителей, никакой человек не может в одиночку прервать такую историю. Наемник, как можешь ты быть таким самоуверенным? Взаправду считать, что двести лет интриг, заговоров и сложнейших планов канут из-за какого-то убийцы-одиночки?

— Виконт, не стоит заблуждаться. Как бы сложны ни были ваши планы, какой бы властью или деньгами вы не обладали, остается один изъян. Человек — слишком хрупкий механизм. При том он занимает ключевую роль во всей системе. А на счет убийства… Что ж, с зачатков рода людского именно сила, именно убийство были основным методом, и вам ли не знать, что деньги и власть нужны именно для наращивания силы? Разве что не своей, а сотен и тысяч других людей. Так что не заблуждайтесь, убийство — абсолютное решение всего, а его правильная постановка — искусство.

— Искусство? — прошипел сидящий Вальдинг, — Искусство, говоришь?! — он резко вскочил из-за стола, сжимая что-то в руке, — Раз мне и так не уйти, то хоть испорчу твое «искусство»! — предмет из руки оказался во рту и треснул как стекло, — Любимая, я иду…

Спустя пару секунд тело Вальдинга Барка — короля Гизехайма — свалилось на пол, перестав подавать любые признаки жизни. Тем не менее Гэбриэл, навидавшийся разных парализующих, но не убивающих, снадобий, подошел к трупу и пронзил шею клинком — струя крови потекла на пол к осколкам ампулы.

— Ну и что ты, мать твою, натворил? — Окмасан резко успокоился и, попятившись, оперся о стену.

— Что такое, виконт, пропала ваша амнистия, да? Не бойтесь, вы скоро последуете за…

— Идиот! — он едва сдержался от метания подручных средств в наемника, — Зачем ты сюда полез?! — Гэб вопросительно развел руками, — Чтобы помочь Хастрою прийти к власти? Так он и без того бы пришел.

— Странные слова для предателя…

— Предателя? С чего ты… — лицо Окмасана упало в ладони, — Хастрой что, не говорил верить моим действиям?

— Скит говорил о таком, но как же то, что произошло у озера, на раскопках, а?

— И что же там произошло? Дай угадаю: кто-то из болтливых роялистов начал напрямую называть меня предателем?

— Это — во-первых. Во-вторых, ты сдал нас. Сдал весь отряд в лапы врага, напрямую подставив моего напарника с наручами.

— Естественно! Этот демон и не должен был выбраться из пещер. Я хотел похоронить реликвию под землей! Ее сила не должна была достаться никому. Чего стоят жизни каких-то девяти авантюристов в сравнении с жизнями целых наций? Нейтралисты управились бы и без нее. А даже попади она в руки короля, он не использовал бы перчатки, веря моим словам про их опасность.

— Так чего же ты сразу все не рассказал нам, а?

— Чтобы лучше всего обмануть врага, обмани своих союзников. Хастрой доверял мне, и не задавал лишних вопросов. Если бы все шло этим путем, то через пару недель королевское войско взяло бы штурмом несколько городов, в которых якобы и находятся наши штабы, а уже спустя месяц маркиз, нет, король Хастрой сидел бы на троне Гизехайма!

— То есть…

— Но от куда мне было знать, что один дибил полезет и все испортит?! Необратимо! Испортит! Как тебе такое вообще в голову пришло?

— Знаешь, — наемник сделал несколько уверенных шагов к виконту, — как-то раз мой отец, аккурат перед смертью от ножа какого-то алкаша, сказал: «Гэбриэл, никогда не старайся думать сам, ибо нашим миром правит сила. Возлагай это на других, а сам пекись о силе, и о деньгах, ибо они — вторая сила этого мира.» Еще он вбивал в меня, что жизнь человека стоит ровно столько, сколько можно выручить, продав его на рынке, что нельзя доверять никому и не давать ни дружбе, ни любви отравлять свою жизнь и что нужно выполнять каждый приказ беспрекословно… Но на днях я так подумал: «И какого же хрена я уже двадцать пять лет живу по заветам дохлого неудачника, а?!» И вот решил я значит пройтись по всем этим пунктам, малек их исказив.

— В чем-то твой старик и был прав. Мышление — правда не твое.

— Эх… Мое, не мое… Тут дело в другом, — Гэбриэл остановился прямо перед виконтом, — Из-за тебя, мразь, чуть не погиб мой друг.

Мгновенный блеск лезвия распорол горло Окмасана и тот, хватаясь за него, сполз вниз на пол, буравя авантюриста пылающим, но быстро гаснущим взглядом. Как только конвульсия прекратилась, пальцы разжались, а последние искры в глазах потухли, Гэбриэл сделал глубокий вдох, словно смакуя воздух впервые. Словно то был первый вдох в новой жизни. Быть может его слова о переменах и были излишне смелыми, сказанными на волне эмоций, ибо лишь нынешние принципы позволили ему пройти так далеко, тем не менее он планировал привнести в них пару, если не пару десятков изменений.

Но не сейчас. Ведь, открыв окно, Гэб сразу услышал вой толпы у замка. Пройти внутрь никто пока не мог, ведь маги держали слово и вернули часть барьеров.

Надев маску и вернув броские цвета одежде, наемник, уже без световой скорости, бросился по коридорам к дворцовой пристани. До завершения постановы оставался один шаг. Рисковый, но необходимый. Как только свежий морской воздух обдул Гэба, он последний раз запрокинул голову, дабы насладиться, вероятно, последним в своей жизни Оком Багрового Барона.