Факел чести - Аллен Роджер Макбрайд. Страница 16

Я развязал все веревки, связывающие меня с костылями на скале. Использовав одну из них как лассо, я с третьей попытки притянул обратно вырезанный кусок камня. Вбив костыль на его внутренней поверхности, я обмотал веревку вокруг локтя.

Удерживая каменную пластину одной рукой и сожалея, что у меня всего две руки, я вытащил банку герметика для камня и нанес его толстым слоем на края пластины и отверстия.

Отступив подальше в свое убежище, я включил на шлеме фонарь, поставил плиту на место и как следует прижал ее, чтобы герметик успел затвердеть. Ради предосторожности я еще раз покрыл клейким веществом все стыки камня.

Герметик схватился через несколько минут. За это время я успел вынуть из рюкзака плоскую коробку системы жизнеобеспечения и снова надел ее на спину, присоединив обратно шланги. Это было сделано как раз вовремя — еще немного, и от недостатка кислорода у меня перед глазами поплыли бы пятна.

Я вытащил из рюкзака последний положенный туда инструмент — нож для камня, очень простое, мощное, надежное и самое большое из устройств, которые я захватил с собой. Я приставил его к стене, напротив которой находилось отверстие. По другую сторону этой стены начиналась внутренняя поверхность астероида. Я включил нож. Три ряда вращающихся алмазных зубьев вгрызлись в поверхность камня. Камень перемалывался в тонкую пыль и выводился наружу через шланг. Конец шланга я отвел к дальней стороне пузыря.

Сцепив зубы, я снова приложил нож к стене. Звук работающего ножа отражался от каменных стен и проникал сквозь скафандр, представляя собой пронзительный, дьявольский вой. Вскоре нож выгрыз в камне туннель около полуметра в диаметре. Несмотря на отводной шланг, пыль вскоре осела мне на шлем, и пришлось сделать паузу, чтобы смахнуть ее.

Туннель медленно рос. Через двадцать томительных минут я продвинулся на метр в каменную толщу. Я не представлял, насколько толстыми могут быть здесь стены, и приготовился провести долгие часы в обществе оглушительно воющей машины и каменной пыли.

Но прошло меньше часа, прежде чем нож чуть не выпрыгнул у меня из рук, а остатки стены обвалились перед ним. Я отключил инструмент в тот момент, когда внутренний воздух Вапауса со свистом ворвался в вакуум каменного пузыря, поднимая тучи пыли, которая осела лишь через несколько минут. Я встревожился, что это пыльное облако могут заметить, но, когда оно рассеялось, я увидел, что внутри спутника темно. На Вапаусе стояла ночь.

Я отбросил нож назад, в переполненный каменной пылью пузырь, прополз по туннелю с гладкими, словно отполированными стенками и высунул голову, а затем снял шлем и вдохнул сладкий воздух Вапауса.

Прошло сорок два дня, тысяча часов с того момента, как сигнал маяка разбудил нас.

И вот теперь я был внутри Вапауса. Дальше предстояло самое трудное.

4

Вернувшись в каменный пузырь, я выбрался из скафандра — это было невыразимо приятно. Я провел внутри ненавистного кокона двое с половиной суток, и мне надоело дышать собственным потом. Раздевшись догола, я понял, что потом от меня будет нести даже в таком виде. Мне следовало помыться. Со вздохом я облачился в прежнее белье и одежду, не желая надевать чистое на пыльное и потное тело.

Каменный пузырь нельзя было назвать удобным обиталищем. В нем оказалось невозможно стоять, не держась рукой за стену. Изнутри пузырь формой напоминал яйцо, воткнутое в землю острым концом. Пузырь наполнял перемолотый камень и мои вещи, о которые я то и дело спотыкался.

Края вырубленного в камне отверстия, по-видимому, были скреплены надежно, но я еще раз прошелся по ним герметиком. Мне не хотелось делиться своими запасами воздуха с астероидом. Добрую половину жизни я провел, дыша воздухом из баллонов, и потому научился ценить его.

Из туннеля появился постепенно усиливающийся луч света. На Вапаусе наступал день. Решив, что без риска быть замеченным выбраться внутрь спутника при дневном свете не удастся, я настроился ждать ночи. Это значило, что можно подремать — я нуждался в отдыхе. Отцепив от скафандра штанины, я скатал их, соорудив своего рода подушку, и вытянулся в туннеле.

Проснувшись ближе к вечеру, я обнаружил, что все тело у меня затекло от неудобной позы. Я выбрался обратно в туннель и размялся, как смог, а затем стал готовиться к выходу.

Я вбил костыль в потолок туннеля и электромагнитом прикрепил к нему веревку. Электромагнит включался и выключался по команде, подаваемой передатчиком. Я проверил его исправность. Магнит вместе с веревкой тут же упал с потолка туннеля. Я подхватил их и снова укрепил на прежнем месте, включив магнит и для надежности несколько раз подергав веревку Она выдержала.

Предыдущей ночью я уже спускался с этой скалы. Теперь мне предстояло проделать то же самое — но спуститься по ее внутренней поверхности. Я оставил в пузыре скафандр, рюкзак, нож для камня и прочие инструменты, захватив лишь комбинезон и все, что было в его карманах. Прежде чем начать спуск, я оглядел внутренность Вапауса.

Сумерки только начали спускаться на просторную долину. Свет внутри создавало мощное сферическое «солнце» из тысяч отдельных ламп, подвешенное точно над центром равнины и плывущее в зоне невесомости у оси. «Солнце» удерживали на месте прочные растяжки, укрепленные на скалах в носовой и кормовой частях спутника — они не поддерживали вес конструкции (в осевой зоне «солнце» ничего не весило), а просто не давали ему сойти с центральной линии. Сейчас внутреннее «солнце» угасало, приобретая красноватый отблеск, каким бывает настоящее солнце в сумерках. В домах на равнине светились окна.

Я с удивлением осознал, насколько легко воспринял этот окруженный со всех сторон каменными стенами мир. Может, это произошло потому, что я уже видел снимки других подобных планет, но скорее всего, потому, что изнутри Вапаус выглядел естественно и упорядочение. Единственное, что мне не удавалось, — поверить, что этот мир сотворен человеком. Он выглядел таким же величественным, как Большой каньон или долина Маринерис, и вместе с тем был куда более гостеприимным.

В пейзаже Вапауса преобладали все оттенки зелени. Мягко округленные холмы покрывала сочная трава, в которой кое-где мелькали неразличимые с такого расстояния пятна цветов. Под моими ногами виднелось целое море деревьев, плавной дугой поднимавшееся по стенам до самого свода.

Здесь реки текли даже на своде, одна вилась прямо над моей головой. Ее исток скрывали облака, но я проследил вдоль реки до самого моря, которое уютно плескалось посредине спутника. Цепочки облаков-близнецов скрывали из виду края равнины. Эти облачные ленты тянулись от скал в носовой и кормовой частях спутника и простирались почти на четверть километра к середине цилиндра, словно окаймляя серой рамкой расстилающееся внизу зеленое великолепие.

Когда я начал спускаться со скалы, цепочка облаков оказалась под моими ногами. Эти облака и сгущающаяся темнота должны были скрыть меня из виду.

Стены или скалы в передней и задней частях спутника имели вид пустотелых куполов. Если измерять по оси, Вапаус достигал одиннадцати километров в длину от края до края, измерения же по подножиям скал давали длину долины около десяти километров. Это означало, что если спуск по наружной стене утеса с каждым шагом становился все труднее, то спуск по внутренней стене постепенно приводил меня к более ровному и пологому склону. К тому времени, как я достиг конца веревки, я уже спускался достаточно уверенно, несмотря на померкший искусственный свет.

С помощью передатчика я отключил электромагнит, удерживающий веревку, и она немедленно стала падать, ложась затейливыми кольцами. Как я уже говорил, реальная гравитация внутри вращающегося цилиндра вроде Вапауса увеличивалась от нуля у оси до максимального значения у стен цилиндра. Конечно, это означало, что верхняя часть веревки падает медленнее нижней. Было и еще одно странное явление: вращение спутника не влияло на свободно падающий предмет внутри него. Предмет падал по прямой к поверхности. Но для наблюдателя, стоящего на этой поверхности и подверженного вращению спутника, предмет падал перпендикулярно к направлению вращения. Вместе оба этих странных явления заставили падающую веревку танцевать наподобие змеи — более причудливого падения я еще никогда не видел. Наконец веревка упала к моим ногам, я смотал ее и сунул в трещину между камнями.