Ещё один день (СИ) - Филатова Анна "Мышилла". Страница 37

39. Везде, всегда

Я стою и смотрю, как уходят куда-то души, как в конце концов стягивается прореха на теле Розена, и он выдыхает, с ненавистью глядя на богинь:

- Вы сделали это, потому что боялись. Вы знали, что однажды я приду за вами, но не хотели битвы на равных. И все равно вам понадобилась целая академия бойцов, и собственный мёртвый некромант, и некромантка живая, чтобы хотя бы попытаться справиться со мной. Вы всеми ими пожертвовали. Как вы чувствуете себя теперь? Спокойна ли ваша совесть? Есть ли она у вас?

Я даже не удивляюсь, что он не упоминает ни того, сколько людей понадобилось ему самому, чтобы проникнуть в Академию, ни того, что это он пришел к нам, а не мы к нему, ни того, как он без раздумий жертвовал людьми, вставшими под его знамёна. Я уже вполне способна, наверное, предвидеть, каким был бы его ответ в случае, если бы кто-то припомнил ему всё это. Особенно смерти пленников Академии. Без сомнения, это была священная жертва во благо, которую он вынужден был принять.

- Ты ведь знаешь, брат, что иначе не могло быть, - говорит Паучиха. - Что не мы обрекли людей на смерть, что мы лишь услышали их молитвы и сделали так, чтобы жертвы были не напрасными. Чтобы Лион Мин погиб не напрасно, чтобы не напрасно умерли его собратья, чтобы не прошла даром смерть родителей мальчика, которого ты так хотел себе в священную жертву. Ты всё знаешь, но не хочешь признаваться в этом ни нам, ни себе.

- Вы просто играете со смыслами слов. Вы делаете вид, будто от моих поступков зависело, захотите вы уничтожить меня или нет. Но вы ненавидели меня с самого начала, всегда, с того самого момента, как я явился на землю человеком. Я сделал то, на что не хватило смелости ни у кого из вас! И вы знали, что если дать мне способность изменять мир вещей, присущую человеку, я стану сильнее любого из вас. Вы меня боялись.

- Конечно, - ласково кивает ему Та-Что-Танцует, - конечно, брат, дело вовсе не в том, что для твоего явления во плоти тебе приносили в жертву магов. И не в том, что ты объявил всем нам войну. При чем тут твои действия, ты просто нам не нравишься.

- Осторожно, он ведь может тебе поверить, - тихо говорит Паучиха.

- А не важно, - отмахивается Та. - Мы дали ему сказать слово в свою защиту. Теперь пусть наши гости решат, каков приговор. Что он заслужил и что получит.

Темнота вокруг нас становится не такой тёмной, разреженной, через неё начинает пробиваться свет — и тут же снова пропадает. И пробивается вновь. В какой-то момент мне кажется, что я стою одновременно и на темном песчаном берегу реки, уходящей в неведомое, и у огромного костра, потрескивающего и выпускающего ввысь искры. Если насчет реки я в свое время соображала долго, то костёр узнаю моментально: это Священное Пламя, то самое, светящее всем, не делающее различий, ожидающее каждую душу всю вечность, пока она не решится войти в огонь, очищающее души от грехов, памяти и всего наносного перед тем, как душа отправится в эфир. Вокруг костра стоят боги, и каждого из них я знаю в лицо и по имени. Близнецы, Богиня-Мать, мой Огненный бог, Тёмный, Врачеватель... все они здесь. И одновременно они где-то очень далеко, ведь здесь, на берегу реки, их нет. А у Священного Пламени они есть. А Священное Пламя тоже здесь. У меня начинает кружиться голова, я оборачиваюсь в попытке найти поддержку хотя бы в Мине, что ли, но обнаруживаю, что его уже здесь нет. Видимо, и правда: проследил, как души уходят, и отправился куда ему следовало. Даже не попрощался! Зато голова от возмущения кружится уже не так сильно.

- Вы слышали, - то ли спрашивает, то ли утверждает Паучиха. Мои боги кивают, слышится общее шелестящее «Да». - Что вы скажете?

- Что он самонадеянный дурак! - рявкает Огненный. Та-Что-Танцует слегка поднимает бровь, изумляясь, судя по всему, такому нарушению регламента. Она ведь явно не их мнение о личности Розена ожидала. Огненному, впрочем, такие тонкости мимики не интересны. - Превзойдет он нас! Победит он всех! А сам в человеческом теле ничему не научился, кроме вранья и ментальных фокусов, да и те протащил с собой контрабандой, только вспомнить оставалось! - Огненный отворачивается и сплёвывает в костёр, и тот взвивается вверх с новой силой, отращивая еще несколько языков пламени.

- Что вы решили? - снова пробует Паучиха, формулируя на этот раз более чётко.

- Он же человек, - весомо роняет Тёмный. - У человека есть душа. Душе положено уйти в Священный Огонь. Так пусть. Дайте его нам, мы отправим его туда.

- Вы не посмеете! - уверенно говорит Розен. - Вы не сделаете этого, потому что иначе никогда не узнаете, каково это — быть богом-человеком. Никто, кроме меня, не сможет рассказать вам этого!

- Какая жалость, - ухмыляется Тёмный. - Но нам не очень интересно.

- Вы решили. Пусть будет так, - говорит Та-Что-Танцует, легко берет Розена за плечи, встряхивает, и в руках ее остается только что-то бесплотное и светящееся, а пустое бездыханное тело падает на еле мерцающий песок. Падает и сгорает в костре, которого здесь нет, но он всё-таки есть. Голова снова начинает кружиться, я закрываю глаза, но тут же открываю их снова, чтобы ничего не пропустить.

Душа переходит из рук в руки, из пейзажа в пейзаж, но остаётся здесь же. Тёмный задумчиво рассматривает светлый комок, держит его на вытянутой руке, поворачивая его так и эдак, потом засовывает руку по локоть в огонь и вынимает уже пустую.

- Каждая душа должна сама выбирать момент, когда она захочет зайти в огонь. Каждая. Но не эта, - говорит он. - Даю зарок: так будет с теми, кто нарушает законы, написанные богами для богов. Ни с кем другим.

Боги Запада коротко кивают богиням Востока и явно собираются прощаться, но тут Огненный спохватывается:

- Подождите. Здесь моя девочка, нам с ней надо поздороваться. Правда, Глена?

Я пытаюсь одновременно кивнуть, отрицательно помотать головой и пожать плечами, а сказать не могу вовсе ничего, язык не слушается. Огненный в два шага приближается ко мне, берет за руку, и огонь в моей крови вспыхивает будто ещё сильнее, чем раньше.

- Руки холодные совсем, - ворчливо говорит он. - Не мёрзни!

И я немедленно перестаю мёрзнуть.

- Спасибо, - говорю я, хотя не понимаю, что именно он сделал, но что бы это ни было, любой жест своего бога следует принять с благодарностью. Я кланяюсь, а когда поднимаю голову, Западных богов уже здесь нет. И Священного пламени нет. Остались только Паучиха, Та-Что-Танцует и мёртвая река Другой Стороны. И я.

40. Перед возвращением

- Мы обещали награду, - говорит Паучиха. - Мы обещали — мы дадим. Но сверх того ты можешь попросить что-то сама. Что-то, что тебе нужно.

Я закрываю глаза и думаю. Что мне нужно? Вагон удачи? Чемодан золота? Библиотеку с тайными знаниями? Всё это неплохо было бы получить. Но есть кое-что, что гораздо нужнее любых суперпризов.

- Есть три вещи, - говорю я. - Три вещи, которые я хотела бы исправить. Я не знаю, могу ли я просить о столь многом...

- Ты можешь просить, - перебивает меня Та-Что-Танцует. - А мы можем отказать, если нам не понравятся твои просьбы. Говори.

- Первая вещь. Я бы хотела убрать вот это, - говорю я, показывая ладонями на свои предплечья, на красную ленту на правой руке и бесцветную на левой.

- Хочешь развод, девочка? - улыбается Паучиха.

- Целых два, - улыбаюсь в ответ я.

- Ну ладно, одного ты не любишь, но почему два?

Я сама чувствую, как перекашивается моя улыбка.

- Потому что... потому что заключая этот брак, я не понимала, что делаю. И Джанна тоже не понимала. Это не было осознанным решением, это вообще не было решением.

Они просто смотрят на меня, ничего не говорят, но в голове сам собой появляется вопрос: да неужто все и всегда полностью осознают последствия, вступая в брак? Нет ведь. У людей бывают для этого разные причины, и брак вовсе не становится недействительным от того, что они не понимали, что творят. Неужели и у меня не получится? Наконец Паучиха спрашивает: