Светлейший князь 3 (СИ) - Шерр Михаил. Страница 33

К началу марта тысяча семьсот семьдесят восьмого года в нашей типографии закипела работа по набору учебников химии, физики с курсом астрономии, математики и медицины. А вот биологию я решил почти оставить в покое, практический курс генетики и селекции я написал еще летом, Степан его успешно размножил, пять экземпляров для нас было вполне достаточно.

Попутно у нас получилась реформа русского языка, как-то само собой исчезли фита, ижица и ер в конце слов.

Десятого марта я для себя сказал «стоп». Подвиг на ниве просвещения закончен. Теперь всё написанное надо вложить в головы нашей молодежи и мы по уровню развития оказываемся лет на сто впереди планеты всей. А в медицине даже поболее. Кроме биологии: пестики, тычинки, ископаемые останки, кто от кого произошел, всякие систематизации флоры и фауны — всё это оставим другим. Так же как и геология или горное дело. Здесь я практически пас.

Я пригласил на обед Петра Сергеевича, Якова, Фому Васильевича, Степана, Петра Евграфовича, Тимофея, Лонгина, Леонтия, Ерофея и отца Филарета. Мне необходимо было узнать их мнение о моих титанических трудах, решить практические вопросы народного образования, а самое главное надо ли нам привлекать ученый и технический люд со стороны.

Дискуссий по первому вопросу не было никаких, Фома Васильевич сразу же взял быка за рога, заявив, что обсуждать тут нечего, великое дело сделано, теперь главное, кого и как учить.

Учить решили всех детей с восьми лет. Два года начальное образование: чтение, письмо, арифметика, закон божий и рисование. А затем три года главное образование: математика, физика, химия, история, география, русская грамматика с чистописанием, естественная история, то есть биология и геологией, рисование, языки: латынь, греческий и какой-нибудь из новейших. А после этого самых умных и способных учить индивидуально в специальных школах, военной, инженерной, медицинской, горной. И других, в коих потребность будет.

Тимофею Леонтьевичу поручили составить программы обучения, подобрать учителей и решить кого нам надо из России приглашать.

Всё это было просто и понятно, как говориться на поверхности лежало. А вот вопрос привлечение ученых и инженеров вызвал дискуссию, но решили пока воздержаться от привлечения этой публики со стороны и при необходимости делать это индивидуально.

И лишь после этого я попросил Лонгина рассказать о предупреждении Тензин Цултима.

— Зайсан Ольчей обещал поговорить с ламой и узнать всё поподробнее, но пока у него разговора не получается, — закончил свой рассказ Лонгин.

— А ты сам как думаешь, насколько серьёзна эта угроза? — первым задал вопрос Ерофей.

— Восемь знамен это сто двадцать тысяч, если знамена полностью укомплектованы. Где такая орава может просто по Урянхаю пройти? Один вопрос. Другой вопрос, это в основном кавалерия. Даже если они будут идти в один конь, чем прокормить такую массу лошадей. Я думаю, самое большое это армия тысяч в тридцать. Больше тут не развернуться.

— Так ведь и тридцать тысяч это ого-го, — Фома Васильевич развел руками.

— Лонгин Андреевич, — с легкой руки Ванчи, Лонгина стали величать по имени-отчеству. — А почему через три года, как думаешь? — Петр Сергеевич задал на мой взгляд главный вопрос.

— Цинская империя слабеет с каждым днем, Джунгарское ханство они взяли просто числом. Все эти знамена очень примитивны. Огнестрельного оружия мало, старые допотопные пушки. Этот самый наместник получил доклады как разгромили его вассала. Думаю я них загадка, кто мы. Вы бы видели. как эти монголы чуть глаза свои не поломали, всё пялились на меня, да на наше зачехленное оружие. Поэтому они будут готовиться. А самое главное, что скажет их богдыхан в Пекине, — Лонгин оглядел всех присутствующих и закончил. — Проглядеть такое вторжение, мы никак не проглядим, недели за три будем знать, что они идут.

Я повернулся к нашему капитану:

— А ты, Ерофей Кузьмич, что думаешь?

— Если у нас будет две-три тысячи стрелков, вооруженных винтовками и несколько десятков орудий, мы разнесем и стотысячную армию. Даже сейчас никто не сможет прорваться в долину из Тувы, — капитан говорил так спокойно и уверенно, что даже мысли не возникло о шапкозакидательстве. — Нам надо перекрыть два пути, через Медвежий и через Гагуль. Ставим там по батарее, для прикрытия несколько гвардейских десятков. Шансов прорваться нет никаких.

— А Туран? — спросил Леонтий.

— Так это же я сказал на крайний случай, — Ерофей достал и разложил карту. — Смотрите. Лонгин правильно спросил, где они тут поместятся. Когда был бой на Енисее мы правильно определили, где противник будет форсировать реку. Других удобных мест просто нет, или река не та или берега, только здесь тридцать верст от стрелки Енисеев до устья Элегеста. Не важно зима, лето, другого такого места просто нет. Если все-таки рискнут ниже по течению, где масса островов и переправляться очень удобно до самого переката Сорока Енисеев, то там на нашей стороне степной пяточек, а потом горы и скалы поросшее лесом.

Ерофей сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул, соглашаясь.

— В любом случае, пока они подойдут к реке, подтянем артиллерию и начнем крушить, пушки наши бьют на восемь верст. Огонь такой артиллерии штука страшная.

— Ты, Ерофей Кузьмич, картину нарисовал, что восемью пушками мы стотысячную армию разобьем, — недоверчиво проговорил тесть.

— Почему восемью? — возразил Петр Сергеевич. — Через пару лет будет сорок стволов, а то и пятьдесят.

— Давайте, господа, на этом дискуссию прекратим, — я решил прекратить обсуждение возможностей нашей артиллерии. — Я попросил Лонгина рассказать о разговоре с ламой не для этого. Понятное дело, превосходство в вооружении у нас огромное. Но я хочу, чтобы никто не забывал об этой опасности.

Сразу после получения императорского указа господин Аксенов распорядился начать выдавать пропуска желающим переселиться и за зиму по Енисею к нам пришло почти три сотни человек, почти половина из них оказались староверцами. Как я и ожидал не все из них искренне подписывали «согласительные» письма. Посоветовавшись с отцом Филаретом я решил не отправлять их обратно в Минусинск, а предлагать им уходить в Туву. Тожу-нойон был согласен принимать их, первые контакты с этой публикой очень ему понравились.

Мое предложение было принято и упертые раскольники потянулись в Тоджинскую котловину. Наши условия были очень жесткими: никаких конфликтов с тувинцами, они хозяева, а хозяев надо уважать и платить Тожу-нойону пушной налог. Мы им дали всякий инвентарь и инструменты, а самое главное оружие: два казнозарядных ружья на каждую семью и по сто патронов на ствол. За это они должны были нам только одно, воевать по первому требованию.

В Минусинске Никанор Поликарпович для торговли с нами открыл торговую лавку и его приказчик Ипполит привез нам всякую всячину, много различных тканей и зерна. Из России пришел отличный отзыв на качество нашего ревеня и его очередная партия поехала в Минусинск. Торговля с нами сразу же была Никанором Поликарповичем монополизирована, что тут же вызвало протесты и жалобы губернатору, но вопрос решился сам по себе, мы просто не захотели иметь дело с другими купцами.

Постепенно наладилась торговля с китайцами. Поселенные нами в устье Элегеста бывшие пленники, людьми оказались предприимчивыми и сумели начать торговлю с Поднебесной. Сделали это они с такой оперативностью, что я просто раскрыл рот от удивления. Конечно с кяхтской торговлей наши обороты были несравнимы, но тоненькой струйкой через нас в Россию потекли китайские ткани, форфор, чай и сахар-леденец. После рассказа Лонгина и появления первых китайских товаров я призадумался, а так ли невероятен зимний приход большой армии? Похоже рассказы р непроходимости горных перевалов зимой немного преувеличены.

Глава 18

Прошло несколько лет. Наступил 1785 год. Закончилась зима и началась весна. В первых числах марта по льду Енисею пришел последний обоз из Минусинска с двумя десятками переселенцев и товарами, в основном это были книги из Европы. Три года назад, двадцатого марта на льду Енисея между Дедушкиным и Большим порогом случилась трагедия, лед неожиданно оказался тонким и проломился под санями идущего к нам обоза. В итоге погибло почти тридцать человек. После этой трагедии обозы по льду стали отправляться к нам с запасом времени, чтобы гарантировано успеть пройти.