Исправительная академия. Том 1 и Том 2 (СИ) - Хай Алекс. Страница 9

— Теперь досмотр, — сказала она и повела меня дальше. — У нас строгий запрет на целый список личных вещей. Все запрещенное будет конфисковано и возвращено вам, когда срок вашего перевоспитания закончится.

На этот раз мы оказались на узкой лестнице, что, по моим ощущениям, вела в подвал. Помещение делилось на две части: досмотровая комната и хранилище.

Хранилище было похоже на вокзальное: окошко для приема вещей, врезанное в крепкую решетку, а за ней — ряды камер. Только здесь не было номеров — каждый отсек подписывался фамилией «заключенного». В окошке дежурил весьма колоритный дядька с внешностью типичного трудовика. Увидев нас, он поднялся со стула.

— О, свежая кровь прибыла, — улыбнулся он, сверкнув золотым зубом.

Старшая надзирательница взмахом руки велела открыть досмотровую, и меня отвели туда. Я поставил на железный стол свой саквояж.

— Здесь все мои вещи. Остальное на мне.

— Вытащите все из карманов, — велела женщина.

Я пожал плечами и принялся вываливать немногочисленное содержимое: телефон, упаковка мятных леденцов, пузырек с обезболивающим…

Евдокия Павловна удивленно на меня уставилась.

— И все?

— Ну я примерно представлял, куда направлялся…

Видимо, я ее разочаровал, потому как надзирательница принялась с особой тщательностью потрошить барахло в сумке. Но и там она бы не нашла ничего возмутительного: я прихватил пару книг, белье, сменную верхнюю одежду на случай, если все же выпустят на большую землю…

— Удивляете, Оболенский, — закончив обыск, хмыкнула надзирательница. — Вы что, даже не курите?

— Да мне вроде по возрасту не положено…

— Ездить на собственноручно угнанных автомобилях вам тоже не было положено, но вас это не остановило, — отрезала дама. — Последнее предупреждение, Оболенский. Либо сами сдаете запрещенное, и тогда все обойдется. Либо, если мы впоследствии находим неуставные вещи… Тогда карцер.

— Честное слово, ничего не пронес. Вот вам крест!

Евдокия Павловна недобро улыбнулась, оценивающе на меня посмотрела и достала из шкафа бумажный пакет.

— Тогда переодевайтесь. Всю верхнюю одежду придется сдать сейчас. В дальнейшем будете ходить в форме воспитанника Академии.

Она, сволочь такая, даже не отвернулась.

Ну да ладно, хочет смотреть на крепкую мужскую задницу — мне не жалко. Я снял одежду и остался в одних трусах. Открыл пакет и тяжело вздохнул.

Почти что роба, разве что материал был поприятнее.

Серый комбинезон, комплект белья и кроссовки на резинке. Изверги, не могли нормальные кеды положить? Или так боятся, что мы здесь на шнурках вешаться станем?

— Что, непривычно? — не удержалась надзирательница. — Ничего, быстро освоитесь в новом образе. Здесь красоваться не перед кем.

— Крестик-то хоть можно оставить? — спросил я.

— Предметы веры мы не отбираем.

Что ж, ну хоть что-то святое у них осталось. Я быстро натянул новую форму и аккуратно сложил старую одежду в пакет.

— Подпишите, — надзирательница достала из кармана ручку и протянула мне. — Ничего с вашими модными вещичками не случится, не волнуйтесь.

Да я не особо и волновался. К тому же модными назвать их не мог. Просто черные джинсы, черная же водолазка и куртка. Разве что ботинки были хорошие, вот их было жаль. Потому как в этих кроссовках на резинке нога болталась, и щиколотку ничего не фиксировало.

Ну да ладно.

Я отдал надзирательнице все, в чем и с чем пришел. В том, что отберут телефон, я не сомневался. Но отнимать обезболивающее было жестоко. Хотя и оправданно: раз они тут боролись с пороками, могли предположить, что вместо анальгетика я засуну в пузырек кое-что поинтереснее.

— А таблетки можно будет получить в медпункте? — с надеждой спросил я. Регенерация — дело хорошее, но слишком быстро сраставшиеся кости и мышцы тоже адски болели!

— Разумеется, Владимир Андреевич, — на ходу бросила надзирательница и направилась к окошку хранилища. — Вы имеете право на медицинское обслуживание и помощь штатных лекарей.

Закончив в хранилище, мы продолжили безумную беготню по кабинетам и отделам. У меня уже голова шла кругом от бланков, подписей, досмотров и допросов. Казалось, надзиратели специально усложняли процедуру приема в Академию, чтобы сбить новоприбывших с толку и деморализовать.

Но со мной не пройдет. Я в свое время набегался по инстанциям и приобрел иммунитет к бюрократическим процедурам. Меня просто так не сломаешь.

— Почти закончили. Остался последний этап, — сказала Евдокия Павловна.

Она жестом поторопила меня, и, свернув в один из коридоров, остановилась перед дверью с красным крестом. Медпункт?

Прежде чем она толкнула меня внутрь, я успел прочитать табличку — «Первичная обработка». Эээ… обработка? Не могли другое слово подобрать?

— Входите, Владимир Андреевич, — велела дама. — Время дорого, а вам еще Правила пребывания изучать.

— Прошу прощения, но что значит «обработка»?

— Сейчас увидите. Не волнуйтесь, ничего смертельного.

Ну да, это меня здорово утешило. Впрочем, черт с ним. Раз уж влез в это дело, отступать нельзя. Я решительно шагнул внутрь залитого ярким светом помещения.

В абсолютно белом кабинете было чисто как в операционной. На потолке чуть трещали, помигивая, люминесцентные лампы. Сидевшая за длинным столом барышня в белом медицинском халате и чепце поднялась нам навстречу.

— Новый воспитанник прибыл, — объявила сопровождавшая меня дама. — Пожалуйста, проведите детальный осмотр.

Я покосился на девушку в чепчике.

— Осмотр… Медицинский? И насколько детальный?

А то знаю я. Еще заставят нагибаться и будут щупать всякое…

— Конечно, медицинский, — невозмутимо ответила девушка. — Нужно оценить состояние вашего здоровья, исключить наличие вшей и иных неблагоприятных состояний.

— Да какие вши у аристократов? — возмутился я.

— Положено, — ледяным тоном отрезала барышня и жестом велела мне отправляться за белоснежную ширму. — Раздевайтесь.

Евдокия Павловна вышла — видимо, чтобы забрать из секретариата бумаги о моем распределении — пока мы бегали по кабинетам, сотрудники администрации должны были определить мне место в отряде.

А я замер в нерешительности и инстинктивно прижал руки к животу. Эта медсестра или кто она там — она точно заметит печать. Тут даже беглого осмотра достаточно — пятно Тьмы только слепой бы не увидел. Что там говорила «мама»? Печать — это клеймо и проблемы?

Только проблем мне сейчас не хватало, особенно из-за связи с Тьмой, которой все боялись как огня.

Что делать?

Глава 5

Медсестра, как назло, не сводила с меня глаз. Подбоченилась и выжидающе пялилась, вскинув тонко выщипанные брови.

— Юноша, вам помочь раздеться? — съязвила она. — Вообще-то комбинезоны легко снимаются. Или настолько привыкли к слугам, что сами раздеться не в состоянии?

Да, любили они здесь желчь сцеживать. Открыто сотрудники грубость не проявляли, зато в их яде и сарказме можно было утонуть. Тоже инструмент давления на психику? Это вы бывшего курьера решили напугать хамством. Удачи.

Думай, Хруст! Думай, думай, думай. Спрятать метку не получится. Значит, нужно придумать объяснение. Хоть какое-нибудь. Потому что если доложат о метке… Неизвестно, что меня ждет в этом случае, но мать явно считала Академию лучшим вариантом. А это уже весьма красноречиво.

И я заготовил самое дурацкое из всех, что могли прийти мне в голову. С другой стороны, от испорченного баблом Оболенского наверняка много не ожидали. Оказывается, иногда полезно казаться придурком.

Я разулся и вылез из комбинезона, оставшись только в футболке, трусах и носках. Вообще шмотка практичная, только девчонкам, наверное, не очень удобно…

— До трусов! — велела медсестра.

Эх.

Я снял оставшееся и уселся на кушетку. И первым делом, конечно же, дамочка уставилась на мой живот.

— Это еще что такое? Неужели…

— Татуировку набил пару месяцев назад, — широко улыбнулся я. — Похоже, правда?