Заберу тебя себе (СИ) - Майрон Тори. Страница 12

— То есть как не приедешь?

Сглатываю, набираюсь смелости и отвечаю:

— Я останусь у Назара.

— В смысле ты у него останешься?! — мамин голос резко повышается на несколько октав. — У него — это где?! Что вообще происходит?! Алина, ты в своём уме?! А ну быстро домой! Ты же мне обещала!

— Да, мам, знаю. Обещала. Но пожалуйста… Я ведь уже взрослая. Ничего страшного не случится, если я переночую не дома.

— Ты хоть представляешь, чего мне стоило утихомирить твоего отца?

— Да, я всё понимаю. Но и ты меня пойми.

Начинаю приводить разумные доводы, но на маму не действует ничего. Я уже пообещала, что позвоню с утра, описала квартиру, поклялась, что это не наркопритон, даже сфотографировала сияющую чистотой ванную и отправила снимок маме — ноль реакции. Она требует, чтобы я вернулась домой, и я от отчаяния даже повышаю голос.

— Кать, всё в порядке? — доносится из-за двери, и я прикусываю губу.

В следующую секунду Назар заходит и смотрит на меня, нахмурившись. Видимо, слышал мои последние не особо вежливые высказывания.

Он протягивает руку, и тут наступает моя очередь изумляться.

— Дай я сам поговорю с ней, — поясняет Назар свой жест. — Как к ней обращаться?

— Светлана Николаевна, — шепчу, всё ещё выслушивая нескончаемый поток маминых причитаний.

Она волнуется, я понимаю, но моё терпение на исходе, поэтому я просто передаю телефон Назару. Сама я с мамой сейчас договориться не смогу. Она просто-напросто отказывается воспринимать меня всерьёз. В то, что Назар сможет её убедить, я тоже не верю. Но попытка не пытка, так ведь?

Насчёт несостыковки имён я не волнуюсь, потому что говорила маме о том, что представилась Назару Катей. Маму это лишь успокоило. Она обрадовалась тому, что я додумалась скрыть свои настоящие имя и фамилию, а также сказала, что отношения, начавшиеся со лжи, обречены. А сейчас вот мама опять распереживалась. Но это понятно. Я ведь дала ей обещание. Как давала его и себе, запрещая даже мысли допускать об отношениях с Назаром. Но я оба их нарушила. Вот так просто.

Я всерьёз думаю об этом. И я правда намерена остаться здесь. И если до звонка мамы я планировала провести с Назаром пару ночей, то сейчас склоняюсь к тому, чтобы задержаться на неделю. А что? Тут не так уж и страшно.

Ой! А если мама назло мне расскажет Назару обо всём? Я же обманула его, скрыла правду. Ох, боже мой…

На цыпочках выхожу из ванной и крадусь к спальне, куда Назар ушёл, чтобы поговорить с моей мамой вдали от моих любопытных ушей.

— Конечно, Светлана Николаевна, — произносит Назар, стоя спиной ко мне, но я прям вижу, как он улыбается в этот момент. — Она будет звонить вам по несколько раз в день, — он слушает маму и вновь берёт слово: — Разумеется, вы можете приехать сюда. Катя скинет вам адрес. Мои двери для вас всегда открыты, — и снова секундная пауза, затем ответ Назара: — Нет, ей ничего не угрожает. Даю слово, что она будет в безопасности рядом со мной.

Мои щёки заливаются румянцем. Неужели мама разрешила мне остаться?

— И вам доброго вечера. Катя позвонит с утра, я проконтролирую.

Он поворачивается, и я вспыхиваю ещё больше, понимая, что поймана с поличным.

— Подслушивать нехорошо, Катюш.

— Извини. Как тебе удалось уговорить её?

— Я мастер убеждения, — самодовольно улыбается он.

— И всё же?

— Давай, это останется между мной и твоей мамой. А ты расслабься и ни о чём больше не переживай.

Назар кладёт телефон на стол, приближается ко мне, проводит ладонями по моим плечам. Его взгляд загорается азартом и даже какой-то толикой одержимости.

— Хочу написать тебя.

Дважды моргаю, прежде чем до меня доходит смысл этих слов.

— В смысле мой портрет?

— Не совсем. Платье нужно будет снять.

— Но…

— Никаких «но», Кать, — его пальцы присборивают ткань, тянут платье вверх. — И бельё тоже, — подцепляют застёжку бюстгальтера, расстёгивают. — Волосы чуть растрепать, — ныряют в русую копну и слегка придают ей объём. — Ты восхитительна, — шепчет Назар, оголяя меня по пояс. — Горячая девочка.

Он очерчивает заострённые соски, скользит ладонями вниз и стягивает с меня трусики. Надо ли говорить, что его прикосновения вызывают дрожь во всём теле и томление между бёдер? Ожидаю продолжения спонтанной прелюдии, однако Назар разворачивает меня, отвешивает смачный шлепок по заднице и подталкивает к окну.

— Прислонись к подоконнику, лицом ко мне.

Тембр его голоса действует на меня словно гипноз. Я вообще сейчас слабо отдаю себе отчёт в том, что делаю, лишь завороженно спрашиваю:

— А что с руками? Куда их деть?

— Прими естественную позу. Ты должна быть расслаблена.

Облокачиваюсь на подоконник и наблюдаю, как Назар передвигает мольберт, раскладывает на столе баночки с красками, кисточки и ещё что-то. В спальне царит полумрак, Назар не включил свет, и вся эта атмосфера кажется мне немного нереальной. Интересно, а что ощущала Роза, когда Джек рисовал её обнажённой? Назар ещё не приступил к работе, но у меня уже немного покалывает пальцы, а сердце колотится так, что опережает бег мыслей.

Волнительно. И восхитительно.

Как я рада, что мама разрешила мне остаться! Не знаю, что именно Назар сказал ей, но он смог её убедить. Это главное.

Улыбаюсь, предвкушая, как проведу с ним несколько дней или даже недель, и медленно накручиваю на палец прядь волос.

— Отлично, — доносится негромкое. — Так и стой.

Украдкой поглядываю на Назара. Такой серьёзный, сосредоточенный, но в то же время вдохновлённый. По нему видно, насколько процесс его увлёк. Глаза возбуждённо сверкают, волосы взлохмачены, рот приоткрыт, а взгляд такой голодный, что, когда Назар смотрит на меня, я аж вся вспыхиваю. Раз за разом, стоит ему задержать на мне внимание, внутри меня разрывается сноп искр.

Спустя довольно продолжительное время поясница начинает молить о пощаде, шею ломит, руки затекают, а ноги и вовсе сводит судорогой. Не думала, что работа натурщиц настолько сложная. Казалось бы, замереть в одной позе много ума не надо, но, как говорится, пока не попробуешь сам, не узнаешь.

— Готово, — наконец произносит Назар, и я с облегчением отлипаю от подоконника, разминаю затёкшее тело, потягиваюсь.

— Можно взглянуть? — спрашиваю, когда кровоток восстанавливается.

— Конечно.

Подхожу к холсту, ожидая увидеть просто девушку у окна, но то, что открывается моему взору, поистине прекрасно.

По краям полотна преобладают тёмные тона. Они гармонично перетекают в более светлые и становятся ещё светлее в самом центре. Мягкий свет, льющийся из окна, обтекает женскую фигуру, струится в волосах, ласкает кожу. Или это девушка светится изнутри, озаряя своим сиянием всё вокруг? Она такая изящная, трогательная, воздушная, но при этом в ней видна решимость и внутренняя сила. И у этой девушки моё лицо. Так меня видит Назар. Поразительно.

Я не могу описать всю прелесть этой картины, но ощущения от её созерцания захлёстывают меня полностью и прорываются наружу. Но плачу я не потому, что мне плохо. Наоборот. Что-то очень большое, яркое, светлое и доброе растёт внутри, и я будто очищаюсь в этот миг. Эта картина — словно откровение. Признание в любви. Или даже сама любовь.

— Ты плачешь, — Назар стирает пальцем дорожки от слёз. — Настолько ужасно?

— Что ты! Нет! Нет. Это прекрасно, Назар, — поворачиваюсь к нему и заглядываю в глаза. — У тебя правда талант.

Он улыбается, берёт моё лицо в ладони, наклоняется и оставляет на губах лёгкий, едва ощутимый поцелуй. Его глаза сейчас такие добрые. Умные. В них отражается красота всего мира. А ещё в них отражаюсь я.

— Ещё, — шепчу, положив руки ему на талию. — Поцелуй меня, Назар.

Он не набрасывается на мои губы, не завладевает ртом, подчиняя себе, а целует нежно, трепетно, словно впервые пробует на вкус. Это не физический контакт, это нечто большее. Я ощущаю так остро. За спиной не распускаются крылья, но, клянусь, я готова взлететь. Мне никогда ещё не было так спокойно и волнительно одновременно. Я на своём месте — в его руках.