Наследница (СИ) - Белова Екатерина. Страница 51

— Ты ведь знал про меня и мастера Файона? — увидела его лицо. Так близко — искаженное детской примитивной злобой. — Конечно, знал. Ты с самого начала знал, что представляет собой Файон, но все равно допустил. Меня было не жалко, а Абаля? Ты знал, когда отпускал его в Чернотай?

Не знал. Конечно, не знал. А если бы и знал, ничего бы не смог изменить. Абаль был его единственной попыткой выйти из ловушки мастера Файона.

— Абаль не возьмёт порченную кровь, — прошипел он. На лбу вздулись вены, щеки пошли красной сетью сосудов, дыхание — запах застарелой болезни вперемешку с фиалковыми пастилками. Третьей мыслью было — он умирает. Примул-отец-мучитель уже очень скоро окажется в могиле.

— Он знает, — уже без былого запала закончила Ясмин. — Я хочу увидится с его матерью. А если не пустите, я предложу свою помощь прилюдно и вам все равно придётся согласиться. Чудесно. Завтра пополудни мне вполне удобно.

Без особого труда она вывернулась из стальной хватки Примула и бесконечными коридорами вышла в ведомственный сад.

Второй ещё более неприятной новостью стало немыслимое давление со стороны мастера Файона.

По каким-то причинам, Ясмин решила, что их отношения закончены. И напрасно. У мастера Файона было совершенно иное мнение. Всякий раз, когда Ясмин напоминала, что отношения разорваны, тот реагировал, как отец на непослушную дочь. Терпеливо дожидался финала ее отповеди и гнул своё. Поскольку встречались они только в людных местах, на них начали реагировать.

Ещё бы.

Скандально известная мастер Белого цветка и мастер, которому сам Примул не указ. Однажды они умудрились поссориться в ведомственной столовой, где их слышали под два десятка мастеров и ремесленников. Но теперь с Ясмин все время находились рядом два Консула, и она заставляла себя сдерживаться. Не хватало посвящать в тонкости своей личной жизни всех вокруг. Но основной конфликт случился накануне поединка с мастером Эгиром.

На третий день отсутствия Абаля, она впала в тоску и потеряла осторожность. Взяла свой нехитрый обед из цветочного салата и запеченной рыбы и ушла в ведомственный сад, где можно было легко потеряться. Даже хуже. Она обманула своих трижды драгоценных Консулов, которые наивно охраняли пустую аудиторию, из которой Ясмин вышла через смежную комнату.

Воздух горел от солнца, с лип тёк мёд, пчёлы липли к Ясмин, словно она была карамельная. Та лениво их отгоняла, углубляясь в изучение незнакомой еды. Надо же. Салат из цветов! Она угадала розмарин, настурцию и кажется листья одуванчиков.

— Ты должна отказаться от поединка с Эгиром.

Ясмин скривилась. Она впервые за последние пять минут думала о настурции, а не об Абале, и вот снова. Аппетит мгновенно пропал, настроение атрофировалось. Ей нужна перезагрузка, час, два, сутки, чтобы дать голове отдохнуть от метаний и ужаса. Чтобы начать думать эффективно, а не трястись в панике. Осина на ветру мыслит более здраво, чем мастер в неврозе.

— Я не могу, — буркнула она. — Твоими стараниями, — желания соблюдать вежливость и паритет у Ясмин не осталось. — Если я спущу мастеру Эгира с рук уход учеников, то потеряю репутацию, а как следствие и репутацию всей группы. Я должна позаботиться о детях.

Она что, много просила? Час покоя и цветочный салат.

Мастер Файон живописно опирался плечом на одну из одуряюще пахнущих лип, и мог служить прекрасным натурщиком для одной из художественных ремесленных школ Астрели. Жаль только красота сосуда не коррелировала с содержимым. Ясмин поймала себя на мысли, что не может увидеть его объективно. Для неё он оставался липкой душной ночью, совиными глазами, шепотом, от которого стынет кровь.

Она даже не был для неё человеком. Он был явлением, против которого нет щита.

— Откажись от поединка, заключи со мной помолвку, и Абаль вернётся, — мастер Файон безмятежно расправил платье и плавно опустился на резную скамью, идущую широким полукругом вдоль лип.

Липы цвели золотым и зелёным, малахитовые горы сада искрились под солнцем, жемчуг рос лежал под ногами, но Ясмин этого не видела. Мир для неё покрылся серым.

— Что это значит? — глухо переспросила она.

— Это значит, что мастер Тихой волны не вернётся до нашей свадьбы, — Файон безразлично теребил собственную косу, рассматривая горизонт. — Видишь ли, милая Ясмин, я не желаю видеть его своим гостем. Я верну его после… После всего.

После чего?

После того, как имя Ясмин будет прочно связано с именем мастера Файона, и их связь будет невозможно разорвать без последствий? Даже если она решится, то от неё отвернётся Астрель и отвернётся Варда. В Варде проще умереть, чем развестись. Брак — часть репутации мастера.

Ясмин подумала об этом и задрожала от ужаса.

— Почему он не вернётся? — упрямо переспросила она.

Мастер Файон наконец перевёл на неё взгляд:

— Без метки невозможно вернутся. Он будет бродить по Чернотайе годами, если я не пожелаю вернуть его. А я несомненно верну своего любимого племянника, когда все закончится.

Ясмин до боли сжала руки. Пальцы переплелись не хуже браслета-змейки, словно спаянные в скульптурный монолит.

Когда все закончится. Вероятно он имеет в виду ее жизнь. Ясмин хмыкнула. Странным образом мозг отказывался усваивать эту информацию. Мы здесь, под липами и в полной безопасности, говорил он, у тебя ещё есть время. Абаль взрослый человек, как он мог не предусмотреть, что мастер Файон, курировавший операцию, может дать ему пустую метку. Использованную пустышку.

Он слишком умён, чтобы позволить себя обмануть. Он найдёт выход, он обязательно найдёт…

— Мне нужно подумать, — тихо сказала Ясмин. И тут же перебила саму себя: — Примул не позволит причинить ему вреда! Оба его сына в Чернотайе, он не станет рисковать ни одним из них, слишком много сил на них потрачено!

— Конечно, он не станет рисковать, — согласился мастер Файон. — Он и не рискует, мой глупый брат искренне полагает, что дал сыновьям верные метки, а те верят отцу. У них нет причин не верить. Но видишь ли, я единственный человек в Варде, который умеет создавать метки и отличать использованную метку от пустой. Моему брату дан титул, но не дано силы, чтобы влить в метку даже сотую долю резерва.

Ясмин опустила глаза. На ее памяти, мастер Файон впервые назвал Примула братом, и в его голосе не было ни горечи, ни ревности. Зато теперь она понимала бешенство Примула, который знал — не мог не знать — почему Абаль ещё не вернулся. Дочь, которой он пренебрегал, оказалась единственным средством вернуть сына домой.

— И на что вы рассчитываете? Что мы сумеем долго и счастливо, после того, как вы обманом заставите меня связать наши судьбы перед алтарем наших тотемов?

— Но я тебя не заставляю, — вдруг искренне удивился мастер Файон. — Ты сама примешь или не примешь это решение, не так ли?

Это звучало очень… тупо.

— А ваши родители, — осторожно спросила Ясмин, — как принимали решения?

Она не рассчитывала, что Файон ответит, но он ответил:

— В семье принимает решения только один, иначе начнётся бардак, — слишком быстро и гладко.

Клиентоориентированная Ясмин мгновенно поймала то тягостное раздумье, которые всегда лежит за быстрым согласием.

— Это правильно? — подбодрила она мастера Файона.

— В стае один вожак, в цветке одна сердцевина, — раздраженно сказал тот. — Знаешь, как устроены тотемы Риданы? — и не дожидаясь ее отрицания, продолжил: — Вожак кроет всех женщин стаи, он может взять любую женщину, даже дочь, и его тотем крепок тем, что следующий вожак будет прямым продолжателем его рода. Но, знаешь, что происходит, если в зверином тотеме насильно меняется глава?

Догадывается.

Она смотрит телевизор. Точнее, смотрела. Первое, что делает новый вожак стаи — убивает детей предыдущего вожака.

— Так жила твоя семья? — спросила она осторожно.

— Моя семья — не звери, но нам нравилась организация их быта.

Звучало расплывчато и почему-то страшно. Что творилось в маленькой многодетной Аквилегии, затерянной на окраине Варды? Лишенной образования, контроля и самой возможности выбора. Выбора жить иначе, чем их тотем.