Правила нежных предательств (СИ) - Максимовская Инга. Страница 7

Я подняла голову к расписному натяжному потолку, задрала руки и заржала как Джокер. Федя затих, явно испугавшись звуков несущихся из кукольного домика. Я б сама в колготки наложила, услышь такое. А вот с помощниками у меня как раз напряг. Довериться могу только Янке, но с ее любовью к шампанскому она может завалить операцию в самый ответственный момент. А больше мне некому довериться. Придется самой.

— Ладно. Сейчас впущу, — рявкнула я в открытое окно и пошла к двери.

Комод, сука, никак не хотел сдвигаться. — Иди к заднему входу, там открыто, — пропыхтела я, и со всей силы поддала ногой по противному деревянному «гробу», взвыла от боли в отбитом мизинце и пошла в кладовку за топором. Вот если честно, несчастный комод был вообще ни причем. Но мне хотелось рвать, метать и громить.

— Фень, ты где? — голос противного предателя меня немного отрезвил. — Федька появился в поле видимости с видом побитого песика, и вдруг вжался в стену, а в глазах его заплескался ужас. — Детка, не надо. Я все осознал. И даже за снифтер не сержусь. Можешь мне не покупать. Тебя же посадят.

— Ничего, на зоне любят адвокатов. Подожди, а за что? — удивилась я. Вид струсившего благоверного меня развеселил. Я только сейчас поняла, как выгляжу с огромным колуном в руках. Как персонаж фильма ужасов, наверное. Иначе с чего бы Федька так завонял неприятно. — За то, что я хочу комод покрошить? Федь, у нас в стране за это не сажают. Так ты меня хотел снифтер заставить покупать? — наконец дошли до меня слова обнаглевшего мужика. Я замахнулась топором, и со всей силы всадила его в верх ящика из цельного дерева. Потом нацепила на губы улыбочку, и повернулась к отмершему бывшему мужу.

— Ты меня простила, дорогая? — тупо спросил он.

— Ну конечно, котеночек, — лелейным голоском ответила. настолько сладеньким, что меня аж саму затошнила. Зато Федюнчик расслабился. Это хорошо.

Сейчас я вдруг очень резко и остро осознала, кто станет моим помощником. Вот только где его найти теперь этого проклятого Макса Буйнова? Не переться же самой в лесную чащу, это же не по мадмазельски. Да и он, скорее всего уже уехал. Хотя, он наверное не станет помогать той, кто помог его жене в бракоразводном процессе. Если только… А ведь я могу его обмануть. Скажу, что могу вернуть все «взад». Он не дурак конечно, но в вопросах судебных — щенок. Может и поведется. Все мужики же недалекие неандертальцы. Ладно, об этом я подумаю завтра. А сейчас…

— Эй, ты чего задумал? — выставила я вперед руку с топором, который выхватила из щели в дереве. Федька лез ко мне целоваться, и я испугалась, что долго не смогу притворяться, что у нас все снова хорошо. — Федь, дай мне время.

— Хорошо, детка. Все что скажешь, — радостно сказал коварный изменщик. — Идем завтракать. Я заказал круассанов нам из французской кондитерской.

То есть он даже не сомневался, что я его прощу? Вот гондон, прости господи. Ну держись, козел.

— Да, Феденька. А потом твоя курочка сгоняет в офис. Надо готовиться к процессу, — пропела я, пытаюсь не задохнуться ядом. — А ты к доктору, что ли сходи. Лицо у тебя, ну чисто подушка. Да еще и синее.

Определенно, нужно найти Буйнова. Он мне нужен. Очень нужен.

Фекла Быковских.

— И чего, прям втащил этому похотливому павиану? — блестя глазами, спросила Янка, отхлебывая шампанское прямо из бутылочного горлышка. — Прям по самодовольной морде. Оооо, почему я этого не видела. Я б словила оргазм, клянусь. И что, Федька в пыли валялся, у твоих ног? А этот, ну который тебя увез вчера, он как вообще? Руки большие у него?

— Вот такенный фингал, — развала я руки в стороны, с сожалением поглядывая на стоящий на моей половине стола стакан с томатным соком. Вопрос подруг про руки варвара я сделала вид, что не услышала. Хотя да, руки у него судя по тому, что я вчера чувствовала, сидя на нем верхом, у него как совковые лопаты, не меньше. — Федьке в процесс завтра, а у него рожа цвета ноябрьской лазури. Красавец, — выпалила я, пытаясь прогнать крамольные мысли о Буйнове. Пить мне сегодня точно нельзя. Я собираюсь наведаться в гости к этому нестерпимому гризли. А вот немного оттянуться не помешало бы. Ни на какую работу, естественно я не пошла. Просто сбежала от тупицы бывшего мужа, в попытке оттянуть его незавидную судьбу. Да и топор меня странно притягивал, даже круассаны не помогли.

— Так, это надо спрыснуть, — оживилась не в меру активная Янина, хватая со спинки стула сумочку, и при этом не расставаясь с запотевшим флаконом пенного игристого. — Едем в караоке. “Императрицу” сбацаем, хлебнем «Маргариты». Терапия, понимаешь? Лечит лучше всяких антидепрессантов.

— Ага, ты опять по “синей сливе” снимешь каких нибудь орков с дубинками в штанах и сольешься, — буркнула я, хотя идея подруги мне понравилась. А что, я почти свободная дама, обеспеченная. Но если честно, я просто подумала, что наше с Яркой блеяние в микрофон на виду у подогретой публики, поможет мне выкинуть из головы мысли о варваре, и том, на чем я сидела, когда имела счастье оседлать этого, пахнущего мускусом и мужиком, жеребца. Борька никогда не благоухал так притягательной и в то же время раздражающе дразняще. Хотя, я считала мужа всегда очень красивым мужчиной — сейчас он мне казался слабаком и чмом болотными.

— Клянусь, буду паинькой- чиркнула по фарфоровому зубу гелевым ногтем, Янка, — Только одну песню Шнура спою и все. Самую присамую нематерную.

И я, конечно, ей поверила. Как и всегда.

Караоке — бар был забит под завязку, и судя по мордам отдыхающих, открывались они не по-детски. Янка тут же ввинтилась в толпу, в которой почти всех знала и начала быть “паинькой», целуясь взасос с какими то сладенькими мальчиками и вполне себе солидными дядечками, при этом не забывая запивать поцелуи шампусиком, которое те же дядечки презентовала ей щедрою рукой.

- Феня, щас споем, — проорала эта чокнутая, ухватив меня за руку и потащила к сцене, крича на ходу распорядителю: “Барбосик, императрицу кочегарь. Дамы петь изволят»

И мы почти протолкнулись к сцене, но нас опередили абсолютно пьяное, затянутое в дорогущую рубашку тело, влезшее вперёд. У меня перехватили горло. Чертов Буйнов, бухой, как слон, мотался на микрофонной стойке, словно она могла его удержать от падения. Рубашка на широкой груди расстегнулась, являя моему взору то, что я всеми силами пыталась выкинуть из своего замутненного разума. А нет, не расстегнута, сейчас я заметила, что мелкие пуговки болтались на планке, вырванные с «мясом», и почему-то на меня это подействовало возбуждающе. Все таки, наверное, это плохая идея брать в помощники чокнутого маньяка, зовущего меня лохушкой.

— Ничоси, — икнула Янка, когда я вырвала у нее уз ручонки ополовиненную бутылку и присосалась к горлышку, словно теленок к коровьей титьке. — Ух. Какой. Я б его изнасиловала.

— Заткнись, — оскалилась я, — не сводя глаз с сексуального гада, к которому, словно пиявка приклеилась противная девка, с явно низкой социальной ответственностью. У него еще койка в избушке после меня не остыла, а он вон чего. Гаденыш. От ярости на глаза опустилась алая пелена. Вместо того чтобы позвонить мне, этот придурок снял какую — то шалашовку, и теперь пытается петь, выводя своим бархатным басом, что — то из Битлов, судя по мелодии.

— Да заткните кто-нибудь этого козлину. Нельзя ж так над классикой издеваться, — донеслось из толпы. Макс перевел налитый кровью взгляд в сторону дурака, и я поняла, что сейчас начнется месилово. А так как я не смогу остаться в стороне, то нас с варваром будут бить, и скорее всего ногами.

— Ты куда? — икнула Янка, когда я полезла на сцену, боковым зрением следя за сужающимся вокруг кольцом недовольных меломанов. — Фень, твою мать. А еще говоришь я косячница.

Только я ее уже не слышала. Надо было валить. Срочно и желательно не покалеченными, что виделось мне уж совсем фантастическим везением. Выползла на постамент и вцепилась в штанину Макса, выводящего рулады и ничего вокруг не замечающего. Пел он, кстати, из рук вон плохо. Словно кот, которому наступили на яйки.