Месть мажора (СИ) - Фарди Кира. Страница 28

– Там, на щите! Куртка с оформлением, которое придумала я. Видишь?

Картинка меняется, я разочарованно опускаю руки.

– Какое оформление? Ты о чем?

Матвей пожимает плечами и направляет машину в поток.

– Я в тюрьме занималась дизайном одежды, – тихо говорю ему.

– Ты? Дизайном? – он косится на меня, потом прыскает в кулак и вдруг начинает хохотать.

– А разве это запрещено?

– Ой, не смеши меня! Дизайн в тюрьме? Вот повеселила! Ты робы для уголовников придумывала? Ха-ха!

– Нет, почему робы? – оправдываюсь я. – Мы шили джинсовую одежду по заказу компании «Глории джинс».

– Фу, как противно! Я теперь на эти магазины и смотреть не смогу! Как представлю, чьи руки держали эти вещи, так вздрогну.

– Зачем ты так?

Обида кислотой сжигает все внутри.

– Ну, допустим, вы шили. Слышал, что в колониях уголовники учатся и работают. Но! – он поднимает вверх палец. – Где твоя профессия учителя начальных классов и где дизайн модной одежды: небо и земля!

– Я всегда хорошо рисовала, вспомни, – упавшим голосом отвечаю ему.

Доказывать уже ничего не хочется. Матвей с высоты своего положения видит меня трудолюбивым муравьем, не способным добиться успеха.

– Рисовала, и что? Не каждый стихоплет становится известным поэтом, не каждый графоман – писателем. Не говорю уже о художниках или дизайнерах. А чтобы его модели размещали на рекламных щитах и массово продавали, тем более.

– Зачем ты обижаешь меня?

– Солнышко, – Матвей треплет меня по щеке, я отшатываюсь: прикосновение настолько неприятное, словно змея лизнула языком. – Будь реалисткой! Если ты так талантлива, твое имя уже давно бы гремело на просторах интернета.

– А ты лично много знаешь модельеров? – огрызаюсь сердито, не понимаю, почему любимый мне не верит.

– Ни одного, но о брендах с некоторых пор наслышан, в новинках разбираюсь.

– С каких пор?

Матвей бросает быстрый взгляд на меня и замолкает, а я не знаю, как реагировать на его слова. Любимый ведет себя подозрительно, полон секретов. Конечно, за пять лет много изменилось, но не настолько, что я не узнаю родного человека. Уже наметилось две темы, на которые он предпочитает отмалчиваться.

Первая тема – мама, Матвей почему-то старательно уходит от ответов на мои вопросы. И вот теперь еще и мода. Он раньше никогда не интересовался ею. Всю одежду ему покупала Алевтина Николаевна, далеко не всегда угадывала с цветом или фасоном, но сын не спорил, носил то, что приготовили на выход.

Я присматриваюсь: сейчас он одет стильно и модно, словно сошел со страницы журнала. Кто-то явно контролирует гардероб, и это точно не его мать.

– Ариша, не цепляйся к словам. Ты стала слишком недоверчивой. Я стал обслуживать вип-пациентов, нахватался от них. Ты даже не представляешь, насколько они далеки от нас по уровню жизни.

– Конечно, не представляю, – обиженно поджимаю губы я. – Пять лет просидела за решеткой.

– Ну, солнышко, не начинай! Давай посмотрим правде в глаза: ты сама сунула голову в эту петлю. Если бы сделала, как я просил, все обошлось бы.

– А что ты предлагал? Не помню.

Мне все хуже становилось это этого пустого разговора. Казалось, что за эти пять лет между нами выросла огромная пропасть. Я встретила другого Матвея, свободного, уверенного в себе и своих силах. Неужели место так меняет человека? Или и раньше он был меркантильным карьеристом, вот только я, влюбленная дура, ничего не замечала.

Опять на ум приходят слова Марго. Трясу головой, прогоняя дурные мысли. Нам просто нужно заново привыкать друг к другу, вот и все.

– У тебя так волосы отросли, – замечает Матвей. – Нужно сходить к стилисту.

– На какие деньги?

– Погоди, ты же говоришь, что занималась дизайном одежды. Значит, должна много заработать за пять лет колонии.

Матвей меня уже пугает. Он ни разу не спросил, как я жила эти годы, сколько мне пришлось страдать. Ни разу! Зато, как только услышал о деньгах, сразу включил голову. Или он все еще смеется надо мной?

– Ты же понимаешь, что деньги шли мимо моего кармана, – осторожно говорю ему.

– Погоди, погоди! Вот козлы! На каком основании они использовали тебя? Так, у меня есть знакомый адвокат, надо сходить к нему на консультацию.

– Матвей, остановись, – шепчу я. – Никто не нужен. Со мной расплатились иначе.

– Как? Что ты получила за свои художества?

– Освобождение по УДО.

С трудом выжимаю из себя слова. И зачем я ляпнула о своей работе? Чтобы он ерничал и издевался надо мной? Вижу по его глазам, что он ни на йоту не поверил в мой рассказ.

– Ты и так бы вышла через два года, какой смысл был соглашаться?

Он равнодушно пожимает плечами, а я не могу прийти в себя от шока, Что я только что услышала? Пальцы сами сжимаются в кулаки. Никогда не была агрессивной, предпочитала решать проблемы словами, сейчас впервые в жизни испытала дикое желание заехать кулаком по этим красивым губам, с которых капает яд.

– Матвей, ты понимаешь, что говоришь?

– А что? Хотя бы заработала побольше. Все польза от твоего бессмысленного поступка.

– Бессмысленного, – голос внезапно сипит, отказывается подчиняться. – Сверни, пожалуйста, к моему дому.

– Может, передумаешь?

– Нет.

– Понимаешь, – Матвей сворачивает на боковую улицу и останавливается. – Твоя мама в больнице…

Глава 18. Эрик

Я смотрю на обнимающуюся парочку и не могу пошевелиться. От шока забываю, как дышать, ходить, думать…

Мозг будто взрывается, один за другим сменяются в голове вопросы: «Что это? Как это? Откуда здесь доктор из клиники?»

И тут же на ум приходит фамилия, на которую была записана бронь домика. Стрельников! Вот почему она мне показалась знакомой! Какой же я недалекий утырок! Озарение адреналином врывается в кровь: «Меня провели! Самым бессовестным образом провели вокруг пальца».

Васильева не человек, она зло во плоти! Именно такое зло, каким его рисуют в книжках. Ее изворотливость и коварство снова поднимает в душе цунами ненависти.

Захлопываю дверь машины, делаю шаг к парочке, но в кармане вибрирует телефон. На автомате вытаскиваю его: Санек.

– Д-да, слушаю.

– Что с вами, Эрик Борисович? – голос помощника вибрирует от тревоги.

– Я узнал, с кем встречалась пять лет назад Васильева.

– Погодите, вы где? Неужели…

– Не могу разговаривать, я их… убью…

– Стойте! Не делайте ничего!

Санек кричит в трубку – я его не слушаю: решительно направляюсь к машине доктора. Но подлецы оказываются шустрее, они садятся в автомобиль и уезжают. Бегу к Ауди и несусь за ними. Ярость такая, что больше не думаю о себе, хочу уничтожить, стереть с лица земли эту ненавистную парочку.

Несколько раз наезжаю, чуть не касаюсь бампером чужой машины, но что-то внутри не позволяет ударить так, чтобы оба автомобиля оказались в кювете. Не знаю, это инстинкт самосохранения срабатывает, или есть другая причина, но, нажав на педаль газа, я сразу отпускаю ее.

Доктор замечает преследование, и тут же с азартом включается в гонку. Его джип легко уходит от меня, но и моя Ауди – машина экстра-класса. Я мигом догоняю, прижимаю врага к краю трассы, и снова рвусь вперед, потом торможу, вынуждая Стрельникова уклоняться от столкновения.

Он сдается первым: вдруг съезжает на обочину и останавливается. Первый порыв – сделать то же самое и разобраться на месте – душу на корню. В работу включаются мозги. Я снова чувствую себя живым, вижу цель и получу максимум наслаждения от мести.

Убираю ногу с педали газа и медленно проезжаю мимо. Успеваю выхватить взглядом растерянное лицо Васильевой, показываю ей средний палец и прибавляю скорости. Пусть знает, что она по-прежнему у меня на крючке. Не сорвется рыбка, не уйдет от ответственности.

– Санек, найди мне адрес Васильевой, – прошу помощника.

– Эрик Борисович, может, не надо? Только вы успокоились.

– Знаешь, кто встречал эту гадину из колонии? Знаешь?