Месть мажора (СИ) - Фарди Кира. Страница 38

Заметив меня, он мрачнеет, улыбка сбегает с лица, брови собираются домиком. Он принимает вид озабоченного и загруженного работой врача.

– Я же хотел как лучше, думал в вип-условиях теща поправится к твоему выходу из колонии, – обиженно поджимает губы Матвей и тянет меня в боковой коридорчик, а там толкает в пустую палату.

Не хочет, паразит, чтобы кто-то нас услышал.

– Тогда и придумал бы способ оплаты!

– Ты плохая дочь! Бессердечная!

– Я? – от растерянности хлопаю ресницами.

– Конечно. Знала же, что мать болеет. Зачем в полицию полезла?

– Я полезла? – захлебываюсь словами от возмущения. – Я же тебя, идиота, прикрывала. А ты…

– А что я? Разве просил?

– Но тогда ты сейчас сидел бы в тюрьме.

– Откуда ты знаешь? – он уже кричит на меня. В последнее время все наши встречи – это взрывы эмоций и обид. – Я-то кольцо, которое мажор тебе подкинул, в глаза не видел и в руках не держал. Меня точно подставить не смогли бы.

– Но… – набираю в легкие воздуха: впервые хочу бросить в лицо бывшего жениха то, что давно зрело в голове, но не срывалось с языка. – Ты же видел раненую девушку и бросил ее умирать!

Матвей вздрагивает, стреляет в меня мгновенным взглядом, его теплые глаза темнеют и превращаются в раскаленные угли. Он поднимает руку, словно хочет меня ударить, но я в упор смотрю на него.

– Вот как ты заговорила, – шепчет он и оглядывается на дверь, потом делает шаг навстречу, и столько ярости в его зрачках, что я невольно подаюсь назад. – Даже если видел, что с того? Доказать это невозможно!

– Думаешь? Помощник мажора разыскал водителя грузовика, которого в свое время не нашла полиция. Теперь он знает, что за рулем сидел ты.

– Да, плевать! Что он мне сделает?

Доводы на этом заканчиваются. Я смотрю на Матвея по-новому. Как? Как любила этого человека столько лет? Где были мои глаза и уши? Он же всегда думает прежде всего о себе. Законченный эгоист, избалованный маменькин сыночек. Он притворяется или искренне не понимает, что я его спасла?

И по голове шарахает догадка.

Чувство вины…

Матвей устал его испытывать, перегорел, уговорил себя, что случившееся на дороге – роковая случайность, и он, замечательный человек, ничего никому не должен.

И еще одна догадка сбивает с ног: не хочу его больше видеть, а тем более общаться, но, чтобы окончательно разорвать нашу связь, нужно позаботиться о маме.

Долго не решаюсь позвонить маме бывшей ученице, каждый вечер мучительно терзаю телефон и откладываю в сторону. Наконец решительно набираю номер.

– Здравствуйте, – голос дрожит и срывается. – Это я, Арина Романовна.

– Кто? – настороженно переспрашивает мама Насти.

– Арина Романовна, я учила вашу дочь в первом классе.

Молчание на другом конце трубки убивает, душа ухает в пятки. «А чего ты хотела? – спрашивает ехидный внутренний голос. – Для всех ты преступница, из-за которой погиб человек».

Но родительница не отключается, я слышу ее дыхание в трубке, это уже хороший знак.

– Да, я вас помню, Арина Романовна, – отвечает наконец она. – Вам что-то от меня нужно?

– Простите, простите…

– За что вы извиняетесь? Моей дочери вы ничего плохого не сделали, да и остальным детям тоже. Класс вспоминает вас теплом. До нас доходили странные слухи, но никто не поверил, что вы на такое способны.

– Спасибо большое! – я всхлипываю, а из горла вырываются рыдания. – Простите, я не могу…

Жму на красную кнопку. Я, действительно, не могу говорить. Горло сдавлено спазмом. За пять лет человеческое участие получала так редко и такими маленькими порциями, что неожиданно растрогалась до боли в сердце.

Утыкаю лицо в кухонное полотенце и плачу уже в голос, навзрыд. На телефонный звонок реагирую не сразу. Вдруг слышу посторонний звук и оглядываюсь, только потом хватаю трубку.

– Арина Романовна, не отчаивайтесь вы так! В жизни всякое бывает, – говорит мама Насти. – Я сейчас в торговом центре на Смоленской улице. Приезжайте, выпьем по чашечке кофе, поболтаем как в старые времена.

И я срываюсь с места. С председательницей родительского комитета мы нашли общий язык. Она помогала мне с малышами, организовывала экскурсии и походы, руководила твердой рукой родителями.

Мы встретились как старые приятельницы. Елена Ивановна была все такой же живой и улыбчивой женщиной. Доброта так и светилась в ее глазах.

– Арина Романовна, как вы похудели! – вскрикивает она и крепко обнимает меня. – Совсем на девчонку похожи стали. Вас там плохо кормили?

– Все нормально, – только и могу выдавить я, комок встал посередине горла.

Мы купили кофе и заговорили о пустяках, старательно обходя тему аварии и моего заключения. Елена Ивановна рассказывала о моих первоклашках, которые уже перешли в шестой класс, я тихо вытирала салфеткой слезы. Мои первые и последние ученики, моя мечта, которая закончилась, даже не начав осуществляться.

– Ну ладно, ладно! Что ты! Не плачь! – гладит меня по плечу родительница. – А теперь рассказывай, что за новая беда приключилась.

Я начинаю медленно говорить о болезни мамы, Елена Ивановна слушает, кивает, но смотрит куда-то за мою спину.

– Подожди, Арина! – внезапно обрывает меня на полуслове. – Оглянись, это не тот молодой человек, который часто приходил к тебе в школу.

Я медленно поворачиваюсь: через столик от нас сидит Матвей с ослепительной красавицей.

Давно не видела бывшего жениха таким сияющим. Он что-то рассказывает собеседнице, та улыбается уголками губ и черпает ложечкой молочную пенку из высокого стакана. Вот Матвей протягивает руку и поправляет прядку волос, падающую на щеку девушки, она встряхивает головой.

От растерянности я дергаю рукой и чуть не опрокидываю свой кофе на пол. Елена Ивановна успевает подхватить чашку.

– Д-да, это он.

Больше не знаю, что сказать, сама не понимаю, почему превратилась в статую. Да, мы с Матвеем переживаем трудный период, но он клялся, что все годы хранил мне верность, за что я ему очень благодарна. А сейчас я вижу совершенно другое.

«Получается, все его слова – ложь? От начала до конца ложь?» – рвется из груди стон.

– Это он врач?

– Д-да.

– И он положил вашу маму в частную клинику?

– Д-да. Я хочу показать ее другому врачу, потому и обратилась к вам за помощью.

– Гаденыш! – едва слышно произносит Елена Ивановна и вдруг резко встает.

– Вы куда?

– Закажу кофе погорячее.

– З-зачем?

Догадка пронзает мозг, тоже вскакиваю, но застываю: красавица поднимает голову и в упор смотрит на меня. Что-то знакомое чудится в ее облике. Где-то я уже видела это надменное лицо, пухлые губы, высокие скулы.

Неужели это…

– Какого лешего!

Вздрагиваю от крика, встряхиваюсь, перевожу взгляд. Матвей прыгает на месте и бьет себя по бедрам. Он все еще стоит ко мне спиной.

– Ох, простите! Какая я неловкая! Простите!

Елена Ивановна широко улыбается и разводит руки. Кажется, ей нисколько не стыдно. Красавица протягивает Матвею салфетки.

– Сядь, не истери! – приказывает она.

Но остановить разбушевавшегося Матвея невозможно, он бросается на родительницу.

– Вам смешно? Да я вас засужу!

– Пожалуйста, – Елена Ивановна протягивает ему визитку.

Она разворачивается и идет к нашему столику. Бывший следит за ней взглядом, замечает меня. Его лицо вытягивается.

– Ты? – он прыжком подлетает ко мне, и столько ненависти в его глазах, что я подаюсь назад. – Как ты посмела? Сядешь за хулиганство!

– Молодой человек, вам сперма в башку стрельнула? – ехидно спрашивает Елена Ивановна, потом лезет в сумочку и вытаскивает еще один квадратик картона. – А это мой адвокат. Свяжитесь с ним.

Она берет меня за локоть и тянет вон из кафе. Я не сопротивляюсь, в голове молочная каша из мыслей, они, как манка, сбиваются в комочки, бурлят пеной и вот-вот перельются через край.

– Елена Ивановна, как же так? – наконец разлепляю губы я. – Мы же хотели пожениться. Столько лет вместе!