Моя страна - прежде всего! (СИ) - "Илья83". Страница 157

Сдержанный гул негодования наполнил класс. Валерий Александрович поднял руку и шум быстро утих.

— Всё дело в том, что эти три маленьких страны были нужны нам из-за стратегической безопасности. Не введи мы туда свои войска, это сделали бы немцы. И граница к Ленинграду проходила бы намного восточнее чем сейчас. Образно говоря, Прибалтика и та территория, которую мы отвоевали у финнов — это предполье для будущей войны. То есть, благодаря тому что граница отодвинулась, у нас прибавилось населения, ресурсов и возможность обезопасить колыбель революции в случае наступления на город. К тому же не забывайте про несколько портов для нашего Балтийского флота. Да и вообще, раньше эти земли были в составе Российской империи, обильно политы русской кровью, поэтому товарищ Сталин правильно сделал что ввёл в Прибалтику наши войска.

Преподаватель замолчал, прошёлся между рядами и снова заговорил:

— Это насчёт стратегии. Что же касается образа жизни… тут всё сложнее. Дело в том, что все волнения и великие испытания, которые перенесла наша страна после гражданской войны мало затронули три этих маленьких государства. Там, в основном, всё было тихо. Пока мы сбрасывали царя и боролись с интервентами, Прибалтика просто сдалась и не рыпалась. Знаете, это даже в чём-то логично… — усмехнулся Валерий Александрович. — Если ты маленький то и спрос с тебя такой же, понимаете? В принципе, у них и выбора не было. Только лечь под сильного. Поэтому они и не тратились на оборону, не надрывали жилы, поднимая разрушенное хозяйство. У них и так оно было почти целым. В результате, даже рабочие и крестьяне жили намного лучше чем наши, не говоря уже о всяких обывателях и фабрикантах. Поэтому, когда пришли мы, с нашими колхозами и коммунизмом, они начали бояться что у них всё это отнимут и поделят на всех. Естественно, этого они не хотели, вот и не радовались нашим бойцам и командирам. Представьте… у вас несколько коров, лошадей, свиней, другой живности, ты катаешься как сыр в масле… и вдруг приходят русские и говорят… "Давай всю свою живность в колхоз! А себе оставь только по одной скотине!" Это я образно, конечно. Понравится вам такое? Сомневаюсь. Вот и им не понравилось..

Группы угрюмо молчали. Видимо, раньше не задавались вопросом как их действия смотрятся с другой стороны, подумал Саша. А это нужно, чтобы понять мотивацию врага и не удивляться потом почему это немецкие рабочие и крестьяне с радостью воюют против своих советских классовых коллег. Хочешь понять врага — думай как он!

— Валерий Александрович, разрешите ещё вопрос? — поднял руку ещё один курсант. — Я хотел спросить про Антоновский мятеж..

Преподаватель улыбнулся, видимо, ему нравился живой интерес парней к его предмету. Он посмотрел на свои часы и нахмурился.

— Так, время занятия окончилось. На тему этого мятежа поговорим завтра. Там всё не так однозначно как думается… Все свободны!

Люди встали и пошли на выход, возбуждённо переговариваясь. Было видно что им интересно и тема урока зацепила курсантов. Саша, выходя одним из последних, удовлетворённо подумал что, несмотря на жёсткую пропаганду, люди, которые видят дальше своего носа, всё-таки есть!

Берлин. Кабинет рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.

23 апреля 1940 года.

Генрих Гиммлер.

— Извините, рейхсфюрер, что вас отрываю, но пришёл доктор Венцель из клиники Шарите. Говорит, что вы его вызвали! — доложила Хедвиг, войдя к нему в кабинет. Он поднял глаза и залюбовался своей секретаршей-любовницей. Сегодня она надела пышную белую блузку с кружевами, которая, наверное, из-за жаркой погоды, была расстёгнута сразу на две пуговицы. Строгая, серая, обтягивающая юбка ниже колен с вырезом сзади, подчёркивала её бёдра и попку.

— Пусть заходит… Хеди, подожди! — сказал он, когда девушка повернулась к выходу. Та вопросительно оглянулась, а Генрих вышел из-за стола и подошёл к ней. Хедвиг улыбнулась и опустила глаза от смущения. Он притянул её к себе и поцеловал в губы, почувствовав вкус помады. Она несмело ответила. Гиммлер знал что не имеет права терять время на такие приятные моменты, но не мог и не хотел себя ограничивать. Да и зачем? Ничего не случится если этот доктор посидит ещё несколько минут.

Поцеловавшись ещё немного, он всё-таки оторвался от неё, несмотря на настойчивые желания тела о продолжении. — Сегодня вечером задержись после работы, хорошо, милая? — низким от желания голосом сказал Гиммлер, отстраняясь от неё. Та быстро кивнула, пытаясь успокоить дыхание и поправляя одежду.

— Впустишь его через пять минут… Ещё не хватало чтобы он увидел последствия твоего появления… — указал он на бугор в своих форменных штанах. Хедвиг, увидев это, прыснула от смеха, довольно блеснула глазами и неторопливо вышла из кабинета, специально виляя бёдрами. Гиммлер только головой покачал от такой шалости подчинённой.

Посидев несколько минут и успокоившись, он хотел сам позвать доктора, но дверь открылась и Венцель самостоятельно вошёл в кабинет. Коротко стриженный, с ярко выраженным носом, он вызвал у Генриха подозрение не является ли тот евреем. Возможно, у него в роду были евреи?

— Хайль Гитлер! — вытянувшись, прокричал доктор, вскидывая вверх руку. Гиммлеру пришлось встать и он ответил на приветствие гостя.

— Здравствуйте, доктор. Садитесь, пожалуйста! — пригласил его Генрих.

— Спасибо! — ответил тот, осторожно присаживаясь к столу. На несколько секунд повисло молчание.

— Доктор, я прочитал вашу папку о оберштурмфюрере Гюнтере Шольке. Честно говоря, кое-что я не совсем понял… Поэтому и пригласил вас к себе… — начал он.

— Я готов дать вам все пояснения, герр Гиммлер! — отозвался Венцель, во все глаза глядя на него.

— Не сомневаюсь, доктор, не сомневаюсь… — ответил Генрих. — Скажите, такое быстрое восстановление после двух попаданий Шольке в вашу клинику на самом деле невозможно? Или это только ваше личное мнение?

— Герр Гиммлер, я вас заверяю, такое абсолютно невозможно! — категорично сказал Венцель. — Поверьте, в моей долгой практике я видел сотни, может, тысячи разных ран, увечий, травм… И все они заживали так как и должны были заживать! Дело в том что регенерация у всех людей почти на одном уровне. Возможно, конечно, что у кого-то чуть быстрее, если человек силён, и у него крепкий иммунитет, но разница всё равно очень маленькая. В случае Шольке.. — Венцель покачал головой… — тут совсем другое! Скорость его восстановления просто потрясающая! И это притом что он, попав под машину, вместе со своим другом, получил тяжелейшие травмы! Я вообще опасался что он останется калекой. У него было сотрясение мозга, сломано несколько костей, не считая других повреждений тела, представляете?! А он уже на следующий день выглядел как будто с велосипеда упал… Такого просто не бы-ва-ет! — твёрдо сказал доктор.

— Понятно… — с задумчивым видом ответил Гиммлер. — Тогда почему вы его выпустили так рано? Сказали бы что он ещё болен..

— Я и хотел так сделать, герр Гиммлер! — буквально воскликнул Венцель. — Но сглупил… Когда позвонило его начальство и спросило о его самочувствии, я сказал правду, что Шольке почти здоров. И они велели мне поскорее его выписывать. После этого я опомнился, но было уже поздно… — он сокрушённо развёл руками, показывая что донельзя огорчён своей ошибкой.

— Скажите, были ли ещё какие-нибудь странности в его поведении? Словах? — снова спросил Гиммлер.

— Странности? — переспросил доктор, в свою очередь задумавшись. — Дело в том, что я не знаю каким он был до ранения, поэтому не могу сравнить. А так, вёл себя спокойно, шутил… Мы с ним даже расстались по-дружески.

— Ясно. В папке написано что через несколько дней Шольке снова попал к вам, после пожара, когда спас много людей. Это верно? — переключился Генрих на другой вопрос.

— Да, верно! — согласился Венцель. — В ту ночь его привезли к нам без сознания. Кожа в нескольких местах обгорела, он надышался дымом, но главное, в его ноге торчала какая-то железка, видимо, осколок чего-то вонзился в ногу. Его оперировал мой коллега, доктор Хоффман, по его словам он тоже ни разу ничего подобного не видел. Ему показалось что организм парня живёт своей жизнью, как будто самостоятельно борется за жизнь. Герр Гиммлер, я понимаю, это звучит дико, более того — антинаучно, я бы сам ему никогда не поверил, но… когда видишь это вживую… трудно не верить своим глазам!