Тайная гавань - Картленд Барбара. Страница 26

— Ты отлично знаешь, что я ни на кого не заглядываюсь, кроме тебя. Я люблю тебя так сильно, что даже боюсь наскучить тебе своей привязанностью, и тогда ты займешься поисками женщины менее откровенной, женщины непредсказуемой и загадочной.

— Я хочу твоей любви, — сказал он. — Ты не любишь меня даже наполовину так сильно, как я этого жажду.

И он поцеловал ее страстно и требовательно, вложив в поцелуй всю силу своего желания.

По пути на Гренаду они не встретили ни одного корабля, поэтому доплыли скорее, чем в прошлый раз, когда направлялись на Сен-Мартен.

Под вечер накануне прибытия на Гренаду Анри пришел в каюту после сиесты помочь Грэйнии смыть краску с волос.

Он вынужден был красить ей волосы заново каждый раз, как она мыла голову, но теперь краску надо было просто смыть, чтобы на Гренаде Грэйния выглядела как англичанка.

Она высушила волосы на солнце и оставила их распущенными по плечам.

Днем граф находился на палубе у штурвала, а когда уже на закате вернулся в каюту, увидел, что Грэйния стоит у окна. Он немного поглядел на нее, потом сказал с улыбкой:

— Я вижу, у меня здесь английская гостья. Рад познакомиться с вами, мистрисс Ванс!

Грэйния рассмеялась и подбежала к нему.

— Но это же замечательно! — воскликнула она. — Ты говоришь по-английски гораздо лучше, чем я по-французски.

— Это было бы невозможно, — возразил Бофор, — но я рад, что твои уроки принесли пользу.

— Говоришь ты, как настоящий англичанин, только выглядишь гораздо изысканнее, чем любой из них.

— Ты мне льстишь, — сказал Бофор. — Но, дорогая моя, как бы ты ни выглядела, помни, что ты моя жена, моя прелестная, очаровательная французская женушка.

Он поцеловал ее. Потом перебросил распущенные волосы ей на лицо и снова поцеловал Грэйнию сквозь сияющую золотом завесу.

— Ты снова моя золотая девочка, — сказал он. — Уж и не знаю, какой я люблю тебя больше, темной и загадочной, как вечерний сумрак, или Сияющей и золотистой, как весеннее утро.

Граф рассчитывал, что они подойдут к Гренаде уже после восхода солнца, но не слишком рано на тот случай, чтобы у Эйба хватило времени переменить при необходимости флаг. Но они задержались из-за штиля и потому оказались у острова примерно в одиннадцать часов.

Грэйния находилась на кормовой палубе вместе с мужем; они ждали сигнала от дозорного на мачте.

Тот поднес к глазу подзорную трубу, и никто на палубе не произнес ни слова, пока не раздался крик дозорного:

— Белый флаг! Вижу его совершенно ясно! Граф повернул штурвал, ветер надул паруса, и судно рванулось вперед.

Нужно было настоящее искусство, чтобы войти в Тайную гавань, но граф справился с задачей блистательно. Грэйния ощутила толчок в сердце при виде пристани, сосен и сверкающих на солнце листьев бугенвиллии — все это было так знакомо с самого детства.

Они бросили якорь, на пристань протянулись сходни, и граф подал Грэйнии руку.

Они вдвоем пошли вперед, а все члены команды остались на корабле, чтобы отплыть как можно быстрее в случае необходимости.

— Если папа здесь, я хочу познакомить его со всеми, — заявила Грэйния.

— Давай сначала посмотрим, как твой папа отнесется ко мне, — возразил Бофор. — Возможно, он категорически не одобрит твой брак с французом.

— Никто не может не одобрить тебя! — ответила Грэйния, и Бофор поцеловал ее в кончик носа.

Он нес, перекинув через руку, мундир Патрика О'Керри, а в кармане у него лежали документы погибшего офицера.

— Папа захочет оставить их у себя, — сказала Грэйния, — а потом, когда война кончится, их, конечно, нужно будет передать матери Патрика, если она жива.

— Я так и предполагал, — ответил ей Бофор.

— Ты все-таки удивительно добрый! Трудно представить, чтобы кто-то еще подумал о таких вещах в самый разгар военных действий.

— Я молю небо, чтобы война не коснулась нас в будущем, — еле слышно проговорил граф.

Грэйния, чутко воспринимавшая настроения мужа, понимала, что он сейчас обеспокоен тем, как примет его тесть.

Но она верила, что если отец расстался с Родериком Мэйгрином, то будет рад ее браку с любящим и любимым человеком.

И если отца нет в «Тайной гавани», надо придумать, как вызвать его сюда одного.

Предсказать развитие событий после их приезда, разумеется, невозможно, однако первым долгом надо увидеться с Эйбом и выяснить положение вещей.

Они с Бофором миновали сосновую рощу, и прежде чем вступить в сад, Грэйния взглянула на мужа. Лицо у него было очень серьезное и, как ей подумалось, по-особенному красивое.

Стояла сильная жара, и граф надел лишь тонкую полотняную рубашку, но галстук завязал тем сложным и замысловатым узлом, который чрезвычайно нравился Грэйнии, а белые полотняные брюки были у него такие же, как у всех членов команды, только сидели на нем лучше.

«Он такой изящный, — думала Грэйния, — но вместе с тем очень мужественный».

Они прошли по заросшим цветочным куртинам, которыми когда-то так гордилась мать Грэйнии.

Они уже были в центре сада, откуда видели весь дом, когда на веранде появился какой-то человек.

При одном только взгляде на него у Грэйнии замерло сердце, потому что человек носил английский мундир и находился, как она определила, в чине полковника.

Они с Бофором остановились и не двигались с места, пока полковник не подошел к ним.

Позади полковника виднелся Эйб, и, судя по его оцепенелой физиономии, визит английского офицера был неожиданным.

Между тем полковник протянул Грэйнии руку и произнес с любезной улыбкой:

— Я полагаю, что передо мной леди Грэйния О'Керри. Честь имею представиться — подполковник Кэмпбелл. Я прибыл с Барбадоса вместе с солдатами.

На мгновение Грэйния подумала, что ей не удастся выговорить ни слова, но все же справилась с собой и произнесла каким-то не своим голосом:

— Здравствуйте, подполковник! Я уверена, что вам очень обрадовались в Сент-Джорджесе.

— Это так, — отвечал подполковник, — и я надеюсь, что теперь мы быстро покончим с беспорядками.

Он взглянул на графа, и Грэйния поняла, что он ждет, когда их представят друг другу.

Лихорадочно обдумывая, что же ей сказать, она вдруг обратила внимание на мундир морского офицера, который держал на руке Бофор.

И словно по вдохновению свыше Грэйния поняла, как ей следует поступить.

— Подполковник, позвольте вам представить моего двоюродного брата, за которым я замужем. Капитан-лейтенант Патрик О'Керри!

Граф и подполковник обменялись рукопожатием.

— Счастлив познакомиться с вами, капитан. Представьте себе, что как раз сегодня губернатор говорил о вас и интересовался, каким образом с вами связаться.

— По какому поводу? — спросил граф. Грэйния отметила про себя, насколько он владеет собой; у нее самой сердце колотилось, как бешеное. Подполковник снова обратился к ней:

— Леди Грэйния, боюсь, что у меня для вас плохие новости, — негромко проговорил он.

— Плохие… новости? — с трудом повторила она его слова.

— Я здесь затем, чтобы известить вас, что ваш отец, граф Килкери, убит бунтовщиками.

Грэйния задохнулась и протянула руку к Бофору. Он сжал ее пальцы, и ей стало легче.

— Как это… произошло?

— Примерно десять дней назад рабы мистера Родерика Мэйгрина решили присоединиться к восставшим, — начал рассказывать Кэмпбелл. — Он, однако, узнал об этом и попытался их удержать.

Грэйния была уверена, что он убивал их, как убивал раньше других, но ничего не сказала, и Кэмпбелл продолжал:

— Рабы разоружили его и застрелили вашего отца, который умер мгновенно. Но мистера Мэйгрина подвергли пыткам, прежде чем прикончить.

Грэйния молчала. Она лишь чувствовала облегчение оттого, что отец не мучился перед смертью.

И тогда заговорил граф:

— Вы, конечно, понимаете, подполковник, насколько потрясена моя жена. Могу я предложить вам войти вместе с нами в дом, где она могла хотя бы присесть?

— Да-да, безусловно, — согласился Кэмпбелл. Граф обнял Грэйнию, и когда они шли через сад, а потом поднимались по лестнице, она заметила, что Бофор сильно прихрамывает. Она рассеянно подумала, зачем это он.