Алая сова Инсолье 2 (СИ) - Лебедева Ива. Страница 39

— Никуда! Это все мое! — повторила она, встрепенулась и дернулась ближе, пытаясь схватиться еще непослушными руками за мои рукава. — А сними рубашку?

— Рубашку? Не волнуйся, я не ранен. У нас вон целый штатный паладин есть с исцеляющей магией.

— Я не всесилен. — Паоло, как всегда, попытался отмазаться. Он переживал за сестру с двух шагов — как только Имран застонала, забилась, а потом все же открыла глаза, отпустил меня с ней нянчиться и не лез под руку. Это ж надо, какой у меня, оказывается, умный брат! А все потому, что мой. Пока ничейный орденский был — тупень тупнем. Только мое влияние сразу мозги ему прояснило. Да!

— Да я вижу, что ты не ранен, — отмахнулась Элле. Потом застыла и вдруг расплылась в улыбке: — Правда вижу! Глазами! Но сейчас меня вовсе не это интересует.

— Хм? А… — Вот тут до меня дошло, что это за странные искры в глазах у моей женщины. Я даже почувствовал, как кровь приливает к ушам и щекам. Шатт! Я же побрился! Выгляжу сейчас, наверное, как нетронутый юнец на первом свидании! Но это ее пристальное разглядывание и попытки буквально испарить взглядом мою одежду по-настоящему смущали.

Тем не менее проигнорировать ее просьбу я не смог, разве что предупреждающе зыркнул на Паоло, который старался подавить смех.

И не краснел даже, гад! Где его невинная святость?! Так быстро скисла и облезла просто потому, что рядом с нами под одним одеялом полежал?! Так мы ж ничего не делали! Просто спали!

— Ну сними, тебе жалко, что ли? — между тем канючила жена.

Я посмотрел на нее чуть пристальнее и обнаружил, что она вообще странная. Помимо того, что с глазами, еще и немного как будто… пьяная? Или такое ощущение создавали ошалевшие глаза на столь родном лице.

— Угу, — вздохнул я и все же стянул с себя рубашку, даже не развязывая ворот.

— М-м-м! — восхитилась Элле, подтянулась на слабых еще руках и ткнулась носом прямо мне в живот. Шумно вздохнула и дунула в пупок.

Вот теперь и я ошалел. Во-первых, потому, что это вообще ни на что уже не похоже. Еще укусить осталось, чтобы… Ай! Зря подумал…

А во-вторых, я нормальный здоровый мужик! И с памятью у меня тоже все хорошо! Я помню, что она может вытворить вот этими самыми губами, когда вот так ими скользит по животу все ниже, ниже…

Да ша-а-атт! Ну не при Паоло же! Паладина вон аж подкосило, все-таки столь прилюдного прелюбодеяния он от нас еще не видел. Мы хоть приличия соблюдали!

— Так, родная. — Я собрал в кучу ту жидкую субстанцию, в которую превратились мои мозги от первого же прикосновения ее язычка к животу, и подскочил, поднимая девушку на руки. — Всему свое время. Паоло! Ну чего сидишь?! Мы навечно в этой дыре должны застрять?! Ее вообще нужно показать лекарю!

— С ней все хорошо, я уже проверил. Подозреваю, что это реакция тела на обилие новых непривычных ощущений. Ну и вообще, при том магическом фоне, что еще гуляет по телу, неудивительно, что она… слегка… но это скоро пройдет само.

— И все равно надо показать другому лекарю! И еще третьему, для верности. Хрюша! Мать твою рогатую! Выплюнь слизня и иди сюда! Так, дорогая, постой вот тут секундочку… или лучше посиди.

— Если уж придираться, — поскольку рот усаженной на камушек жены оказался ничем не занят (А-а-а-а! Воображение, заткнись!), она принялась радостно болтать, — то его мать — это я. И у меня нет рогов… нету же? — И она хищно потянулась к моему лицу, чтобы заглянуть в глаза. — Вот, проверь!

Элле взяла мою руку и положила ее себе на макушку. И пока я снова приходил в себя, успела еще раз обнять, зажимая меня в объятия так, что затрещали ребра.

— Это все-е-е мне…

— Ладно, — сжалился надо мной брат, глядя, как я на слабеющих коленках пытаюсь отползти от самого большого соблазна за всю мою жизнь. И правда ведь уже подумал — да и хрен бы с ним, со зрителем, отойдет за поворот, если застесняется…

Так вот, Паоло быстро подошел, одним движением накинул на Элле широкий плащ с меховой подкладкой, отодрал девушку от меня (пока он это проделывал, я думал, что у нее не две руки, а все восемь, как у морского гада, которого мне как-то предлагали половить на юге), завернул хныкающую сестрицу поплотнее и на руках унес к Хрюше. Усадил ему на спину, заставил взяться за рога. Деловито вернулся и скептически оглядел меня самого:

— Тоже понести? Посажу на ослика. И выбираемся отсюда поскорее.

— Да, ты прав. Наших запасов еды и воды слишком мало, чтобы оставаться даже на лишние пару часов, — встряхнулся я, приводя мысли в рабочее состояние. Покосился на жену. Душераздирающе вздохнул. И решил:

— Ладно, давай осла. У меня ноги не идут. Прокачусь на нем немного, приду в себя.

— Угу, — кивнул Паоло и пошел за живностью. Осел все еще был привязан к кабану, во избежание избежания скотины неизвестно куда по многочисленным пещерным тоннелям.

— А братик у меня тоже вау! — услышал я голос Элле и тут же подскочил, сразу забыв о «не ходящих» ногах. — Эти плечи! Ох, а штаны как обтягивают…

— Имран, веди себя прилично, — строго шикнул на нее паладин и надвинул на голову девушки капюшон. Потом вздохнул так тяжко, словно он усталый воспитатель младшей группы новой братии на прогулке через деревенскую ярмарку. Еще раз проверил, хорошо ли сидит сестрица, крепко ли привязан ишак к свинячьему хвосту, и повернулся ко мне. Кажется, собирался и меня то ли пощупать, то ли укутать, то ли…

— Клюв подберите, — вдруг попросила отгороженная от соблазна капюшоном Элле. У нее даже голос более трезво прозвучал.

— В смысле? — встрепенулся Паоло.

— Клюв от козодоя, — вздохнула девушка и махнула меховой полой в сторону озера. — Остальное растворилось. А клюв остался. Филиппу наверняка понравится такой сувенир. Надо же его как-то отблагодарить.

Глава 48

Алла

Клюв, торчавший на мелководье, оказался не клювом, а целым черепом. Птичьим. Но ужасно необычным. И хотя Паоло с Инсолье дружно плевались и ругались, я все равно заботливо вытерла трофей подолом платья, завернула в носовой платок и спрятала в карман. Где еще я найду такой занятный сувенир? У него даже череп будто в очках — в глазницах дополнительные костяные круги…

Впрочем, сувениры быстро отошли на второй план, когда я все же протрезвела. А случилось это довольно скоро, когда мы выбрались на поверхность. Хотя, казалось бы, к озеру мы пробирались едва ли не неделю, как смогли проделать весь обратный путь меньше чем за сутки с небольшим? Или я проспала на спине Хрюши дольше, чем мне сказал Инсолье?

Кстати, именно Хрюша был первым, кого я уже осознанно рассмотрела своими глазами, без странной розовой пелены с наложенным на все эффектом магических нитей. Привыкший организм непроизвольно включал магическое зрение. Потому в первые секунды после пробуждения я даже испугалась, заметив привычную картину. Неужели наши старания были зря?

Но нет, просто не открыла веки. Отвыкла за время слепоты. Вроде бы рефлекторное действие, а у меня этот рефлекс атрофировался. Пришлось его сознательно пробуждать.

И вот тут меня поджидали новые открытия.

Начнем с того, что шерсть Хрюши оказалась не черной, не коричневой и даже не рыжей. Это просто в моей голове были такие нити, вот они и мешались в его шерстинках, обозначая некий усредненно-бурый оттенок с перепадами от более светлых к более темным тонам.

В новом зрении кабан оказался серо-стальной в черных пятнах с ядовито-зелеными каемками. Такого же цвета были кончики рогов и копыт. Ну… я помню, что мы его как-то под корову красили. Вернее, Инсолье красил. Значит, тут вот такие коровы?!

После этого к своим спутникам я тоже присмотрелась получше. Освещение в пещере, на мое счастье, было сильно приглушенным, иначе новые глаза просто вывалились бы из глазниц — такое у меня складывалось впечатление при любой попытке посмотреть на что-то хоть чуть более ярко освещенное, чем с помощью тусклого светлячка под самым сводом.

Кстати, теперь этот комочек света был не синий, а вполне себе привычно желтый. Оказывается, Паоло мог менять оттенок этих малышей. Синими он их делал для меня, так как, по мнению магов, это был самый «темный» цвет. Этакий ночник.