Сабля Цесаревича (СИ) - Алексеева Татьяна Сергеевна. Страница 14

Впрочем, судя по всему, Зайчик обращался не к школьникам, а, скорее, к учителям.

— Поэтому именно меня — в отличие от заранее отобранных кандидатов — пытаются не допустить до участия в выборах, используя позорный механизм «муниципального фильтра».

Павел насторожился: он не раз слышал в последнее время от матери это выражение. Насколько он понимал, чтобы стать кандидатом в губернаторы, желающий должен был собрать определенное число подписей муниципальных депутатов. Людмила Алексеевна частенько жаловалась отцу, что кандидаты — а их уже набралось немало — донимают ее просьбами отдать им свою подпись или повлиять в этом смысле на других членов местного совета, который она недавно возглавила. Некоторые предлагали довольно большие деньги, но она до сих пор так никому свой автограф и не отдала, поскольку не видела среди кандидатов людей, достойных занять кресло градоначальника. Другие депутаты тоже придерживали подписи — глава мунсовета пользовалась среди них большим авторитетом. Хотя, как понял Павел по намекам матери, давление на нее и совет осуществлялось на достаточно высоком уровне.

— Осталось очень немного времени, но я буду до конца биться за право принять участие в выборах губернатора, — завершил речь Зайчик. — Мы обязательно победим, друзья. Вместе с вами. У нашего любимого города будет умный губернатор!

«Друзья» депутата в зале с облегчением вздохнули, что эта нудятина закончилась.

Вопросов к докладчику было немного, и не один не был задан школьником. К перемене собрание завершилось.

— Ты ведь Пожарский? — услышал за собой выходивший вместе с одноклассниками Павел голос, который только что звучал со сцены.

Развернувшись, мальчик увидел пристально глядящего на него Зайчика.

— Да, — удивленно ответил Паша.

— Сын Людмилы Алексеевны Пожарской? — уточнил депутат.

Мальчик кивнул.

— Останься тут на минутку, — попросил депутат. — Нам надо побеседовать. Арутюн Левонович разрешил тебе опоздать на третий урок.

Игорь Савельевич доброжелательно улыбался, но Павел уловил в его взгляде что-то неприятно тревожное. Однако мальчик кивнул и пошел вслед за Зайчиком в глубину зала, где они сели на стулья.

— Я слышал о тебе много хорошего, — начал депутат, по-прежнему улыбаясь. — Собственно, я вашу школу приехал в основном для того, чтобы посмотреть на тебя.

Павел молча слушал, старясь дышать пореже — у Зайчика прилично несло изо рта.

— Знаю, что ты очень хорошо учишься, но при этом умеешь думать самостоятельно, — ровно и рассудительно продолжал он. — Стране нужны такие умные молодые люди, на которых не действует правительственная пропаганда. Вам обустраивать Россию, приводить ее к ценностям цивилизованного мира…

По поводу «цивилизованного мира» у Павла было свое, не очень комплементарное, мнение. Но он продолжал слушать молча, пытаясь понять, куда клонит депутат. А тот, похоже, начал переходить к главной теме.

— Твоя мама ведь глава муниципального совета? — спросил он вкрадчиво.

Павел кивнул.

— Я слышал и про нее много хорошего, но, к сожалению, так и не удалось с ней познакомиться.

— Никогда не были в нашем муниципалитете? — спросил Паша, стараясь, чтобы это звучало как можно более наивно. Он прекрасно знал, что мать была бы вовсе не рада визиту Зайчика — судя по тому, как она о нем отзывалась.

Депутат слегка замялся.

— Понимаешь, у нас с твоей мамой несколько различаются политические взгляды. Но я очень ее уважаю и буду рад встрече в любое время. Если бы ты…

Зайчик на секунду замолчал, похоже, прикидывая, не слишком ли он форсирует, но потом продолжил:

— Если бы ты поговорил с ней, рассказал про меня… Понимаешь, умные и порядочные люди во власти этого города должны быть вместе. Несмотря на различия во взглядах. Нас же так мало… Гораздо больше дураков или воров.

При этих словах на лице Зайчика промелькнуло раздражение, но он тут же вернул улыбку на место.

— Конечно, я расскажу маме о нашей встрече, — вежливо ответил Паша.

— Вот и молодец! — с энтузиазмом воскликнул депутат. — Понимаешь, какое дело…

Он опять слегка запнулся, но тут же продолжил.

— Я ведь могу сделать для города много хорошего. Если бы я стал губернатором, я бы дал людям больше свободы. Разрешал, например, все митинги и шествия, кто бы их ни заявлял — только так можно стать демократическим обществом. Мы ведь не вправе препятствовать людям самовыражаться, даже если их взгляды нам не нравятся. Вот, к примеру, гей-парад…

Тут он, кажется, понял, что несколько переборщил, и прервался, хотя, видимо, готов был развивать эту тему и дальше.

— А еще я бы дал отпор всяким темным силам, которые стараются погрузить наш прекрасный культурный город в мракобесие. Вот ты современный умный парень, скажи, нужны тебе все эти храмы, которые постоянно строятся — на месте скверов, как правило?..

Ответа от Павла он, похоже, по-прежнему не ждал, поскольку был уверен, что тот полностью солидарен с ним в этом вопросе.

— По моему мнению, храмов у Церкви более, чем достаточно. И так пустыми стоят. При мне попы не смогут построить ни одного храма в Питере! И из старых ни одного не отдам. Знаешь, как сказал один питерский поэт? «Не будем жить во мраке, глотая горький дым. Любимый наш Исаакий попам не отдадим».

Зайчик довольно рассмеялся — похоже, строчки ему очень нравились.

— Шиш им, а не Исаакий! — злобно произнес он, отсмеявшись.

Пожарскому было тоскливо и противно, но он продолжал сохранять на лице выражение вежливой заинтересованности.

— Но меня хотят не пустить на выборы, — неожиданно прервал Игорь Савельевич поток своих проектов. — Есть такая мерзкая штука — муниципальный фильтр. Он придуман режимом специально для того, чтобы не допускать честных порядочных современных людей до власти. Но если хорошие люди объединяться, они смогут этому противостоять. Вот почему я бы очень хотел поговорить с твоей мамой…

Павел уже давно понял, куда клонит Зайчик — ему нужны были подписи мамы и членов ее совета. Может быть, он полагал себя тонким манипулятором, но мотивы его лежали на поверхности.

Однако тут Игорь Савельевич совершил действительно удачный ход, чтобы произвести впечатление на своего слушателя.

— Совсем забыл! — воскликнул депутат и сунул руку во внутренний карман пиджака. — Смотри! — он махнул рукой в сторону, раздался щелчок, и в его кулаке появилось прекрасное лезвие.

Павел тут же узнал клинок танто.

— Держи, — сказал Зайчик, вкладывая в его руку красавец-нож. — Я знаю, что ты этим увлекаешься. Вот, зацени!

«И где он обо мне все это узнал?» — мелькнула у мальчика мысль, но тут же ушла, поскольку его захватил оказавшийся в его руке нож.

Это был «Вояджер танто», прекрасный, удобный и опасный. Все, как любил Павел. Только он не мог позволить себе купить такой нож — тот был довольно дорог. Не запредельно, конечно, но…

— Он твой, — произнес Зайчик тоном доброго дядюшки, одаривающего любимого племянника.

Первым порывом Пожарского было отдать нож назад. Но он был не в состоянии это сделать — не мог даже просто оторвать взгляд от острого матового клинка и фактурной рукояти.

Хотя потом мальчик все-таки нашел в себе силы помотать головой.

— Игорь Савельевич, — сказал он, протягивая нож назад, — я не могу это взять.

Но Зайчик замахал руками.

— Даже не думай отказываться, обижусь! Я ведь сам это собираю — не только ножи, но и другие клинки, и душу коллекционера понимаю! Бери-бери, это в знак нашего взаимопонимания.

Павел понимал, что его банально подкупают, и ему было очень мерзко. Но отдать клинок было выше его сил — ему казалось, что этот нож уже стал его собственностью, более того, что он сам просит принять его в небольшую семью Пашиных клинков.

В общем, он сложил фолдер, опустил его в карман джинсов и поблагодарил Зайчика:

— Спасибо, Игорь Савельевич.

— Вот и славно, — рассмеялся депутат. — Мне пора бежать. Не забудь поговорить с мамой… И, да. — Он снова полез в карман. — Вот тебе моя визитка. Звони в любое время, если что-то от мамы будет. И если хочешь, можешь прийти ко мне — покажу тебе свою коллекцию. Там есть прекрасные вещи, уж поверь…