Госпожа попаданка (СИ) - Каминский Андрей Игоревич. Страница 81

Пещеры!?

Лена ошеломленно оглядывалась, не веря глазам. Подземное святилище куда-то исчезло — вместо него девушка очутилась в обширной пещере. Рядом с костром, на большой медвежьей шкуре, храпел, задрав вверх черную бороду, могучий мужик, совершенно голый. От него несло потом, прогорклым жиром и вином — по валявшимся рядом пустым амфорам было ясно, что проснется бородач нескоро. У стены, возле которой спал мужчина, стояли какие-то тюки, мешки, коробы, все те же амфоры и прочее добро — несмотря на неказистость жилища, его хозяин явно не бедствовал. В расположенных в стене нишах красовались отрубленные головы или голые черепа — охотничьи трофеи предков Раду сильно отличались от его собственных.

Позади Лены послышался негромкий смешок и попаданка обернулась, положив руку на кнут. Однако увиденное вовсе не оказалось пугающим — скорей наоборот.

Посреди пещеры лежала еще одна шкура — точнее целый ворох небрежно разбросанных мехов. Меж них томно простерлись обнаженные женщины — и молоденькие девушки, почти девчонки, и зрелые «милфы» с пышными формами — не меньше десятка очаровательных созданий самозабвенно ласкали друг друга. Тонкие пальцы касались набухших сосков, искусанные губы сливались в долгих поцелуях или же, медленно спускаясь по нежной коже, касались сначала нежных животов, а потом погружались в истекавшую влагой нежную плоть, вызывая громкие стоны и порывистые вздохи.

Посреди этой лесбийской оргии, словно большая ленивая кошка, простерлась молодая женщина, выглядевшая ровесницей Лены. Слегка вьющиеся черные волосы спускались на округлые груди, которые нежно целовали две развратницы — одна стройная девушка, с голубыми глазами и пшеничными волосами, вторая — лет на десять старше, с широкими бедрами и большой грудью. Еще одна женщина, стоя на четвереньках спиной к Лене и вздернув округлый зад, ритмично двигала рыжей головой меж раскинутых стройных ног. Ублажаемая всеми ими женщина, расслабленно лежала посреди мехов, рассеяно блуждая взглядом по сторонам. Вот кошачьи, слегка раскосые, глаза остановились на Лене и довольная улыбка искривила кроваво-красные губы. Небрежно отстранив своих любовниц, женщина встала и Лена ошеломленно уставилась на то, что гордо вздымалось у нее между ног. Незнакомка, довольная произведенным впечатлением, оглушительно расхохоталась. Ее глаза вдруг вспыхнули алым, меж оскаленных острых зубов мелькнул раздвоенный язык. Костер вдруг ярко полыхнул, на миг ослепив зажмурившуюся Лену, а когда она вновь открыла глаза — ни пещеры, ни ее обитателей вокруг уже не было. Лена оказалась в том же зале, где и начинала свой обряд. Первое, что ей бросилось в глаза — это висевшая над алтарем картина. Краски на ней выглядели такими же выцветшими и тусклыми, однако два ярких пятна здесь выбивались из общей серости — костер, полыхавший посреди пещеры, и сам архонт Гомори. Белоснежное, идеально сложенное тело, будто мерцало изнутри собственным светом, освещая комнату, алые губы кривились в уже знакомой Лене саркастической ухмылке.

Спину Лены вдруг обдало порывом холодного ветра и, обернувшись, девушка увидела, что дверь святилища распахнута настежь. Довольная улыбка искривила губы Лены, когда до нее, наконец, дошло, что она видела только что. Похоже, ей не придется ждать утра, чтобы поквитаться с Раду Чорновари.

«Только черному коту и не везет…»

Кэт заорала от страха, когда скалы, ручей и Лена вдруг стали стремительно уноситься куда-то вниз. В мгновение ока кошкодевка оказалась на головокружительной высоте, с невероятной скоростью несясь меж черных туч. Цепкие лапы крепко сжимали ее, не давая пошевелиться — впрочем, Кэт особо и не дергалась: при одном взгляде вниз у нее кружилась голова. Поначалу она еще кричала, но вихревые бесы тут же принимались ее щекотать с изощренно-мучительной лаской, так что Кэт, быстро поняла урок и замолкла. Она и не заметила, как приняла человеческий облик, ощутив это лишь когда нахальные лапы принялись ощупывать ее в самых нескромных местах. В ответ Кэт могла лишь жалобное мяукать, словно кошка забравшаяся на слишком высокое дерево.

Внизу проносились высокие пики и скальные гряды, густые леса и бурные реки, бежавшие по дну глубоких ущелий. Широко раскрытыми глазами Кэт смотрела на мчавшиеся по горам тени с горящими глазами — стаи волков, обычных и подобных тварям, напавшим на них у ручья, оглушительным воем приветствовали крылатых тварей. Однако сами вихревые бесы неслись по небу в неизменном молчании.

Временами внизу мелькал одинокий замок, как правило, стоявший на высоком утесе, к подножию которого жались убогие деревушки. Кэт сообразила, что они уже в Борате — к югу от тракта поселения имелись только в этом княжестве. Девушка-кошка еще успела подумать, что безумный полет близок к завершению, когда внизу разверзлась очередная пропасть, много больше и глубже, чем те, что она видела до сих пор. На дне ее грохотала, выбрасывая пенные валы, горная река. Из бурного потока вздымалась исполинская скала, чья вершина находилась почти вровень с пропастью. На скале стоял высокий замок, с зубчатыми крепостными стенами и квадратными башнями. Сложенный из того же камня, что и горы, он почти сливался со скалой и Кэт заметила бы его гораздо позже, если бы не реющее над замковым донжоном знамя — на черном фоне красный зверь, напоминающий помесь волка с драконом. От замка, через пропасть, в обе сторонытянулись подвесные мосты, входы и выходы с которых охранялись массивными башнями.

На башнях застыли жуткие изваяния, которые Кэт поначалу приняла за статуи — пока одна из них не подняла голову, расправляя перепончатые крылья. Сразу несколько тварей взвились в воздух — подобия чудовища, изображенного на знамени: четырехлапые драконы с волчьими головами и поросшие косматой шерстью. Они подлетели так близко, что Кэт могла видеть оскаленные пасти, капающие желтой слюной, когтистые лапы и полыхающие алым огнем глаза. Монстры с грозным рычанием кружили вокруг вихревых бесов, а те, застыв на одном месте, бешено махали крыльями. У Кэт создалось впечатление, что между крылатыми тварями произошел незримый диалог: неожиданно волкодраконы расступились и вихревые бесы вновь устремились к замку. Они пронеслись над широким внутренним двором, где слонялось множество вооруженных людей и, взлетев на широкий балкон, понеслись по длинному коридору. Перед глазами Кэт мелькнули алые шпалеры, чьи-то портреты в золоченых рамах, застывшие на пьедесталах статуи. Наконец, вихревые бесы ворвались в большой зал и, бесцеремонно швырнув кошкодевку на пол, тут же вылетели в распахнутые окна. Кэт, повинуясь уже появившемуся инстинкту, сменила облик, уже в падении, опустившись на мягкие лапы и настороженно оглядываясь по сторонам.

Огромное помещение, также как и коридор, было убрано черно-красными занавесями, заставлено мраморными статуями и увешано разными картинами. Самой большой была картина, висевшая на противоположной от Кэт стене: полная Луна восходила над горной долиной, освещая разоренную деревню. Меж неказистых домишек валялись изуродованные трупы, над которыми в отчаянии воздевали руки перепуганные крестьяне. А на фоне ночного светила летел зверь, напоминавший пса с перепончатыми крыльями и драконьим хвостом. В получеловеческих лапах монстр держал кричащую девушку в разодранных одеяниях. Крылатый зверь подлетал к бурной реке, из которой возносилась скала — и Кэт сразу признала гору, на которой стоял замок.

Под картиной стояли два трона из черного дерева, обитого мягкой тканью. На одном восседал коренастый парень, лет двадцати пяти, с широкими плечами и длинными руками. На коротких толстых пальцах странно смотрелись ухоженные, как у женщины, острые ногти, выкрашенные ярко-красным. Несмотря на молодость, лицо мужчины покрывала обильная растительность — не только окладистая борода и вислые усы, но и густые бакенбарды. Из одежды он носил черно-красный кафтан, расшитый серебром, а поверх него — плащ из волчьей шкуры. На пальце левой руки красовался перстень с печаткой в виде золотой мухи с маленькими рубинами вместо глаз, тогда как правую руку охватывал кожаный гайтан, со связкой волчьих клыков, окованных серебром. С могучей шеи на золотой цепочке свисала фигурка крылатой собаки, искусно вырезанная из небольшого куска зеленого нефрита