Люблю твою жену (СИ) - Бонд Юлия. Страница 2
— А чай?
— Да.
— Отлично. Какой?
— Зелёный.
— Чистый или с добавками?
— Радмир Вячеславович, — вздохнула и, склонив голову набок, подозрительно сощурилась. — Вы интересуетесь, потому что хотите меня отблагодарить? Ну, презент там или что-то в таком духе? Так не надо. Я просто выполняю свою работу.
— Нет. Я вас пригласить хочу. На чай. Зелёный.
— Лучше бы был презент, — пробубнила Наташа и в спешке отстегнула ремень безопасности. Потянулась открыть дверцу, но в последний момент я за руку её схватил и она обернулась.
— Простите, — виновато произнёс, разжимая тиски.
— Спасибо, что подвезли. Жду вас с недостающей справкой из налоговой.
— А на чай? Ждёте?
— А на чай у меня муж есть. Всего вам доброго! — выдала Наташа и у меня внутри всё оборвалось.
Замужем! Твою мать…
Глава 2
Еле ноги унесла. Он так смотрел на меня, так смотрел! Да я в жизни не помню, чтобы кто-то так глазами раздевал и даже Вова в первый год наших отношений не умел будоражить мои фантазии одними лишь глазами. А у Сташевского это не глаза, а омуты. Самые настоящие. В них только посмотреть, задержаться совсем ненадолго и пропасть можно.
Похлопала себя по щекам. Всё нормально. Я пришла в чувства, а ноги слабые и дрожащие руки? Так от волнения. Лизка же опять заболела, нервы сдают — хочешь не хочешь.
Оглянуться не посмела, да и зачем? Я же слышала, что машина никуда не уехала и стояла на прежнем месте, откуда сбежала меньше минуты назад. И мне даже оглядываться не нужно, чтобы в этом убедиться — спину так пронизывает тяжёлый взгляд, что по позвонкам прыгают мурашки настоящим табуном.
А он красивый. Вот правда. Я давно не встречала таких, чтоб аж дух захватывало, когда смотришь. Темноволосый. Кожа смуглая с бронзовым оттенком. Лицо с грубыми неправильными чертами. Широкие ровные брови, причём одна бровь короче другой и чуть выше. Глаза большие. Тёмные, как горький шоколад. Чёрные пушистые ресницы, вот бы мне такие и можно было не заморачиваться над макияжем. А нос… Обычный, длинный и сломанный — это очевидно, горбинка на переносице слишком ярка выражена. Но ему это всё очень даже идёт. И тонкие поджатые губы тоже идут. И лёгкая небритость, которую я всегда считала признаком сексуальности у мужчин.
Радмир…
Имя его прошептала, просмаковав каждую букву. Редкое старославянское имя, красивое, как и его владелец. И будь я немного моложе, то сходила бы на чай с владельцем этого самого имени. Господи… Да что я несу? Никуда я была не пошла, даже будь помоложе. Я же замужем одиннадцать лет. И мужа своего жуть как люблю, а ещё у нас крепкая семья и маленькая дочка, как подтверждение неземной любви.
Решительно мотнула головой, прогоняя образ Сташевского. Прочь из моих мыслей, там всё занято Островским уже очень давно, причём совершенно законно!
Двинулась вперёд и, пока шла к детскому саду, ни разу не оглянулась. А оказавшись в группе, первым делом осмотрела ребёнка. Всё, как и говорила воспитательница: вялая, бледная, лоб горячий, дыхание тяжёлое.
— Как ты моя, принцесса? Что-то болит?
Лиза только головой качнула, а сама ко мне прижалась, обхватывая мои бёдра обеими руками.
— От обеда отказалась. Так ничего и не поела, даже толком не завтракала, — сказала воспитательница Лизы.
— Всё понятно. Спасибо, что позвонили, Оксана Анатольевна.
Попрощались с воспитательницей и, забрав из шкафчика небольшой рюкзачок со сменной одеждой, вышли из группы в коридор. На лестнице Лиза едва ногами передвигала. Выглядела она очень болезненной и это рвало моё сердце на маленькие кусочки. Ненавижу, когда болеет ребёнок. В такие моменты я просто на стенку лезу от бессилия. И помочь хочу, забрав всю болячку на себя, но это же невозможно, в принципе.
Сразу после садика поехали на такси в поликлинику. Педиатр диагностировал ангину и меня прошибло холодной испариной. Да где она умудрилась её подцепить? Это же инфекция всё-таки. Врач отправила нас на больничный и назначила лечение на дому. Опять антибиотики, но без них мы точно не справимся. Лиза болезненной растёт. Как заболела трахеитом ещё до годика, так и не вылазим из больниц: то одно, то второе, то потом третье и четвёртое. И так десять раз в году, если не больше. Я передохнуть толком не могу, да и Лизка вся измученная этими болячками.
Поблагодарили педиатра за приём и двинулись с дочкой дальше: аптека, магазин и домой, наконец-то!
— А вы чего дома так рано? — спросил Вова, когда мы с дочкой только успели переступить порог квартиры.
— Лиза заболела.
— Опять? — недовольно.
Кивнула и молча опустилась на колени, чтобы снять с дочки босоножки.
— Идём, куколка, ручки помоем.
Пошли с Лизой в ванную мыть руки и муж следом за нами двинулся. Встал в дверном проёме, подпирая плечом косяк. Он ничего не говорил, но мне достаточно было одного тяжёлого громкого дыхания, чтобы ощутить напряжение. Он злился, что Лизка снова заболела, ведь это означало незапланированные расходы на медикаменты, и я ведь ни разу у него не попросила деньги на них, но Володя всё равно бесился. А однажды даже упрекнул меня в том, что Лизка такая болезненная растёт из-за того, что я её поздно родила — в двадцать девять! Надо было раньше рожать, со слов мужа, тогда бы и ребёнок здоровым родился.
— И что мы будем делать?
— Лечиться, — ответила я.
— Понятно, но я не об этом. Мы же в этом месяце хотели купить новые сиденья в машину и потолок перетянуть Алькантарой. Я уже всё заказал. Ткань сегодня завтра придёт на почту наложкой, а сидухи на выходных забрать должен.
— Вов, — шумно втянула воздух. — Ну какие сидухи? Разве это сейчас важно?
— Ты так каждый месяц говоришь, и мы всё переносим. Сколько можно, Наташа?
— Да потому что, — с психом ответила и тут же пожалела — Лиза вся сжалась, и я ощутила, как напугала дочку своей резкостью. — Потом поговорим, — произнесла более спокойной интонацией.
А поздно вечером перед сном мы действительно поговорили, точнее, в очередной раз поругались. Я демонстративно повернулась к мужу спиной и чтобы поскорее заснуть, представила глаза-омуты Сташевского. Чай зелёный люблю… Пф-ф-ф. А он так ничего и не понял. Или же действительно не заметил колечка на правой руке? Или же заметил, но ему всё равно?
Долго лежала с открытыми глазами, но сон всё не приходил, а потом уже и будильник прозвенел. Пора измерять дочке температуру.
Ночь прошла очень плохо. Я толком не поспала, лишь умудрилась вздремнуть возле детской кроватки, когда ожидала действия жаропонижающего.
Утро ворвалось в распахнутое окно. С огромным трудом открыла налитые свинцом веки и широко зевнула. Шесть часов. Нужно собирать мужа на работу. Прикоснулась губами к детскому лбу — холодный, но температуру всё равно померяла. Убедившись, что Лиза не горит, я всё-таки вышла из спальни и двинулась в ванную умываться.
Горячие ладони скользнули под ночную рубашку и поползли по ногам вверх.
— М-м-м, — промычала, доставая изо рта зубную щётку. — Вов, ты чего?
Губы впились в мою шею. Колючий подбородок оцарапал нежную кожу, а слюнявый рот втянул в себя мочку уха.
— Давай по-быстрому, пока Лизка спит, — сказал охрипшим голос муж и толкнулся мне в ягодицу своим возбуждением.
— Не хочу, ну, Володя. Пожалуйста, перестань. Я не спала почти всю ночь. У меня сил нет. Да твою мать! — строго рявкнула и ударила по наглой руке, успевшей забраться ко мне в трусики. — Ты слышишь, что я тебе говорю?
— Ну и… Кто он?
— Что? — сполоснула зубную щётку и, сунув её в специальный стакан, стала умываться холодной водой.
— Кто твой е…рь?
— Что? — чуть громче, чем в предыдущий раз.
Поднял взгляд на зеркало и обомлела. Скрестив на груди руки, муж стоял позади меня и сверлил своими холодными глазами дыры на моём лице. Он злился! Но почему? Потому что я не захотела его "по-быстрому"? Так объяснила же, что толком не спала. Причем здесь какой-то там, тьфу, даже произносить противно.