Джагатай-Хан: Боевой Ястреб Чогориса (ЛП) - Райт Крис. Страница 31

«Но, — как с удовольствием замечал Хасик, когда эту тему поднимали при нем, — это не значит, что братья в корне неправы».

Наконец легионеры ворвались в просторный зал у основания всего комплекса. Грунт вокруг них колыхался от жара, а стены испускали тусклый красный свет. Впереди расстилалось широкое огненное озеро с беспокойной поверхностью, выстреливающие из которого струи магмы расплескивались о кристаллические сталактиты на высоком потолке.

Пламенный ад пересекала единственная дорога — выступ зеркальной породы десяти метров в ширину и ста в длину. Он тянулся через бурлящее пекло, словно какой — то нелепый парадный проспект. Гладкий и вместительный гребень плавно поднимался к заключительным воротам, ведущим в святая святых всей подземной цитадели.

Перед створками скопилось множество орков, знающих, что здесь они дадут последний бой. За спинами чужаков, почти черных в блеске пляшущего огня, высились массивные столбы, вырезанные из толщи кристалла и украшенные грубыми образами странных богов их расы. Тут собрались самые крупные воины, которых держали в резерве для величайшей из великих битв. Теперь они грузно затопали в схватку, рыча с почти первобытной агрессивностью.

И лишь там, на полпути через мост, наступление авангарда впервые остановилось. Чудовищные ксеносы-исполины с грохотом врезались в терминаторов, и закипел равный бой.

С позиций под громадным просевшим косяком ворот понеслись гибельные ураганы пуль и энергетических разрядов. Промахи отзывались бульканьем в магме под выступом. Элитные бойцы Лунных Волков и Белых Шрамов давали отпор накатывающим волнам орков, черпая силы в почти бездонных резервах своих тел, но уже не продвигались вперед. Сам Джагатай вступил в поединок с колоссальным орком в силовом доспехе, и они боролись на высшей точке гребня среди вздымающихся языков пламени, словно два воинственных титана.

Настал решающий миг: баланс сил покачнулся. Авангард имперцев, ведомый дерзновенным желанием срубить голову зверя и быстро закончить штурм, чрезмерно оторвался от союзных подразделений. Все уровни Кровавой Пасти над воинами Хана словно бы застыли, сведенные судорогой боя, и большинство схваток там были далеки от завершения. Чувствуя это, каждый из стражей врат рвался вперед, чтобы обрушиться на уступающих им численностью легионеров. Совокупная мощь подобных толчков ужасала. Один из телохранителей Гияхуня, весивший в терминаторском доспехе несколько тонн, не устоял и рухнул с выступа в кипящую магму.

Ксеноса, который сбросил бойца, поверг сам нойон-хан — рассек надвое свирепым взмахом глефы. В тот же миг на пороге впереди появилось нечто даже более могучее.

Громадное и неторопливое, оно источало чужеродную злобу. По шкуре создания пробегали зеленоватые разряды энергии, а его конечности скрывались под пластинами брони внахлест — настолько толстыми, что обычный человек свалился бы под тяжестью любой из них.

— Чогорис! — воскликнул Гияхунь.

Ринувшись вбок, он вышел из боя с кем — то из чужаков, обогнул соседнего и пронесся мимо еще троих. Остальные воины, вдохновленные его примером, усилили натиск. Неизменно смертоносный Цинь Са, вооруженный искрящими клинками, одним движением выпускал очередному врагу потроха и поворачивался к следующему. Хасик с Сеянусом дрались рядом и прикрывали друг друга, рубя и увеча орков. Джагатай провел серию немыслимо молниеносных выпадов, слившихся в одно размытое пятно, покончил с гигантским монстром и пинком скинул тушу в огненное озеро.

К тому моменту Гияхунь уже добрался до входа. Убив еще двух ксеносов, он развернулся к исполинской твари, выходящей из полумрака за воротами. Парой прямых ударов глефой он опалил плоть зеленокожего, и тот взревел так, что зал сотрясся до основания. Но даже раскаты рыка не заглушили смех воинов — безжалостный, раскованный, своенравный.

Тогда орк взмахнул кулаком, огромным валуном сморщенной нечеловеческой плоти, черно-зеленой и твердой, как кованый адамантий. Он врезался в шею Гияхуня с силой отбойного молота, и легионер упал на колени.

— Ухрах! — рявкнул примарх, впервые встревожившись. Каган не успевал прийти на помощь.

Этим хорчинским словом — «отступай» Щ называли один из принципов степной войны, известный с начала времен, однако сейчас Хан выкрикнул его как отчаянную команду.

Вставая, Гияхунь пошатывался, но не собирался исполнять приказ. Боец знал, что возродил наступательный порыв своим броском из строя. Раскрутив глефу, он направил оружие в защищенную броней шею неприятеля. Хотя клинок и древко метнулись вверх по идеальной траектории, колосс оказался проворнее, чем выглядел. Снова выбросив вперед лапу, он пробил керамитовый шлем воина, разорвал мышцы и сломал кости, а затем отшвырнул нойон-хана.

Массивное тело воина в разламывающемся доспехе перелетело за край выступа в разлив лавы. Безнадежно далекий от него, Каган протянул руку, словно надеясь удержать соратника силой воли.

Как только Гияхунь коснулся магмы, горбатая силовая установка брони взорвалась шаром ревущего пламени. На секунду весь зал словно бы задрожал. Белые Шрамы замерли, не веря своим глазам, оружие застыло в их руках. Даже орки что — то почувствовали, и бешеный натиск ксеносов ненадолго прервался. Джагатай, прекратив сражаться, пристально смотрел в бушующие волны огня. Его плащ хлопал в потоках воздуха от жаркого вихря, который поглотил останки нойон-хана, испепелил их и развеял на атомы.

Тогда примарх поднял взгляд, и, хотя вокруг бесновалось пекло, каждую живую душу пробрало морозом. Голосом, вдруг зазвучавшим безжизненно и безрадостно, как пустота, он произнес два слова:

— Всем отойти.

Его сыновья повиновались немедленно. Отступили даже Лунные Волки во главе с Сеянусом — воины из легиона, не дававшего пощады ни одному врагу.

Каган одиноко пошел в атаку, излучая уже не яркие эмоции, а угрюмую, сухую угрозу. Он неспешно покрутил мечом, расслабляя мускулы, и зеленокожие попятились, уловив шелест рассекаемого воздуха. Рык чужаков умолк, лихость сменилась осторожностью.

И тогда Хан начал убивать.

Джагатай перешел на бег, поначалу грузный, с рассчитанными шагами. Ускоряясь и повышая темп движений, он достиг того, что в чогорийских сагах именовали алах ге, — состояния транса, где сама мысль могла сразить наповал, где исчезала разница между намерением и действием, где возмездие превращалось в живое существо, наделенное телом и самосознанием.

И там, под сгущающимся покровом стихийной мести, Хан убил их всех.

Если прежде он с легкостью отнимал жизни, то теперь устроил резню, граничащую с чем — то божественным и дьявольским одновременно. Даже закаленные в битвах Легионес Астартес, привычные к картинам безудержного насилия, утратили дар речи.

Никто из орков не коснулся примарха и когтем. Теперь в его пируэтах сквозило не веселье, а пугающая безупречность. Если ксеносы вставали у него на пути, Джагатай сметал их, если они старались отражать удары, — Каган повергал их. Если они пробовали сплотиться, Хан разрывал их на хлюпающие кусочки. Будто танцуя в толчее врагов, Боевой Ястреб прокладывал для себя туннель с кровавыми стенами. Он отнимал жизни, словно некий дух из бесконечной тьмы — безмолвный, как могильный камень, и холодный, как ночной ветер в горах Улаава.

Один из Лунных Волков, воодушевленный зрелищем, захотел воздеть свой клинок рядом с Джагатаем, и Цинь Са пришлось удерживать его.

— Нет, брат, — тихо предупредил командир кэшика. — Только наблюдай.

Правда, к тому времени Каган уже почти исчез за пеленой изрубленной плоти и крови. Он прожигал себе путь через ряды зеленокожих, неуязвимый и мрачно величественный. Впервые с начала кампании чужаки попытались сбежать, хоть как — то спастись от свирепого демона, стремительно губящего их, но у них уже не осталось ни пространства, ни времени, ни надежды. Большинство орков умирали, как только отворачивались от Хана, — валились с рассеченными спинами и сломанными шеями. Горстка тех, кому удалось добраться до ворот, сгрудилась в тени главного чудовища, непомерно разбухшего владыки порождений этого логова. Тот отступил за порог, шаркая и дрожа, словно воплощение абсолютной покорности.