Выше звезд и другие истории - Ле Гуин Урсула. Страница 2

Он встал, и кровать подпрыгнула.

– Представляете, в одном этом комплексе двести шестьдесят детей с квашиоркором! Все из семей малоимущих или тех, что на базовой помощи. Белка не хватает – вот и болеют. А я что могу сделать? Уже пять запросов послал на минимальный белковый рацион, но ни хрена – одна бюрократия и отговорки. Говорят, на базовой помощи денег на еду должно хватать. Ага, конечно, а если ее не купишь? Пошло оно все. Приходится выписывать аскорбинку и делать вид, что недоедание – это просто цинга…

Дверь захлопнулась. Кровать качнуло: это Мэнни сел на место доктора. Слегка потянуло чем-то сладковатым, словно свежескошенной травой. Откуда-то из-за темноты закрытых глаз, из-за клубящегося тумана донесся его голос:

– А хорошо все-таки быть живым!

2

Из кабинета доктора Уильяма Хейбера не открывался вид на гору Худ. Врач занимал недорогое помещение на внутреннем периметре шестьдесят третьего этажа Уилламеттской восточной башни, откуда вид не открывался ни на что. Но на одной из глухих стен красовалось крупное фотографическое изображение горы Худ, на которое доктор Хейбер смотрел, разговаривая по внутренней связи со своей помощницей в приемной.

– А кто этот Орр, Пенни? Истерик с симптомами проказы?

Она сидела от него всего в метре через перегородку, но аппарат интеркома, как и диплом в рамке на стене, вселяет во врача – и в пациента – дополнительную уверенность. Да и потом, не пристало психиатру открывать дверь и кричать: «Следующий!»

– Нет. Тот мистер Грин, завтра в десять. А это от доктора Уолтерса с медицинского факультета. На ДТЛ.

– А, наркоман. Нашел его дело. Хорошо, как поднимется – зови.

Еще не договорив, он услышал, как с подвыванием добрался до этажа и остановился лифт, лязгнули двери, затем шаги, легкая заминка и скрип внешней двери. Поскольку он теперь прислушивался, до его сознания из помещений по всему коридору, а также с этажей под ним и над ним начал доходить стук дверей, стрекот пишущих машинок, гул голосов, шум воды, смываемой в унитазы. Трудность была как раз в том, чтобы научиться все это не слышать. Надежные перегородки остались только в голове.

Пока Пенни оформляла нового пациента, доктор Хейбер опять уставился на фотографию и задумался, когда же ее сделали. Голубое небо, снег от подножия до вершины. Наверное, много лет назад, в шестидесятых или семидесятых. Парниковый эффект проявлялся постепенно, и Хейбер, родившийся в 1962-м, хорошо помнил, что в детстве было голубое небо. Но сегодня вечные снега сошли со всех горных вершин, даже с Эвереста, даже с огнедышащего Эребуса на пустынном антарктическом побережье. Хотя, конечно, могли взять современную фотографию и подрисовать голубое небо и белую вершину – не догадаешься.

– Добрый день, мистер Орр! – Он с улыбкой поднялся с кресла, но руки не подал: многие пациенты перед телесным контактом нынче испытывают ужас.

Пациент неловко убрал уже протянутую было руку, потеребил цепочку на шее и сказал:

– Здравствуйте.

Цепочка обычная, длинная, из посеребренной стали; одет как все, стандарт конторского служащего; стрижка консервативная, по плечи, борода короткая; светлые волосы и глаза, невысокий, худой, белокожий, легкое недоедание, но здоров; на вид от двадцати восьми до тридцати двух. Неагрессивный, невзрачный, пассивный, пришибленный, заурядный. Самый ценный период отношений с клиентом, любил повторять Хейбер, – первые десять секунд.

– Присаживайтесь, мистер Орр. Вот так. Курите? С коричневым фильтром «Транк», с белым – «Деник».

Орр не курил.

– Так, что тут у нас? ЗОС хочет разобраться, зачем вы по чужим аптечным картам брали в автоматической аптеке стимуляторы и снотворное сверх личной квоты, верно? Они вас послали к ребятам на холме, те порекомендовали добровольное терапевтическое лечение и отправили ко мне. Все так?

Он слышал свои интонации – свойские, доверительные, точно подобранные для создания непринужденной атмосферы, но этому посетителю до непринужденности было далеко. Он часто моргал, сидел в неудобной позе, руки сложил будто на официальном приеме – классическая картина подавленной тревоги. Кивал так, будто одновременно сглатывал.

– Ясненько, ничего такого. Если бы набирали колеса для продажи наркоманам или хотели кого-нибудь отравить – другое дело, загремели бы. Но вы для личного пользования. Так что все наказание – несколько встреч со мной! Правда, я, конечно, хочу понять, зачем вам эти таблетки понадобились. Попробуем вместе придумать какой-то приемлемый режим: во-первых, чтобы вы за пределы квоты не выходили, а во-вторых, может, и от зависимости избавитесь. Так, вы у нас, – он заглянул в папку, присланную с медицинского факультета, – пару недель принимали барбитураты, потом на несколько дней переключались на дексамфетамин, а потом опять на барбитураты. С чего все началось? Бессонница?

– Сплю я хорошо.

– Но видите кошмары.

Щуплый пациент вскинул глаза – проблеск явного ужаса. С ним больших трудностей не предвидится: открытая книга.

– Вроде того, – хрипло ответил он.

– Догадаться было нетрудно, мистер Орр. Мне обычно посылают сновидцев. – Он усмехнулся. – Я специалист по снам. Правда-правда – онейролог. Занимаюсь сном и сновидениями. Так, давайте дальше попробую угадать: чтобы избавиться от снов, вы попробовали фенобарбитал, но оказалось, что по мере привыкания эффект ослабевает, а потом и вовсе пропадает. То же самое с декседрином. В итоге вы начали принимать то одно, то другое, верно?

Пациент сдержанно кивнул.

– Почему декседрин каждый раз принимали недолго?

– От него я дергаться начинал.

– Еще бы. А последняя доза, когда вы всего намешали, была вообще… Сама по себе, правда, не опасная. Но в принципе, мистер Орр, вы делали опасную вещь… – Он помедлил для пущего эффекта. – Вы лишали себя снов.

Пациент снова кивнул.

– Вы разве лишаете себя пищи и воды, мистер Орр? А без воздуха обойтись не пробовали?

Хейбер по-прежнему говорил с шутливой интонацией, и пациент грустно усмехнулся.

– Вам известно, что сон человеку нужен не меньше, чем еда, вода и воздух. А вот знаете ли вы, что просто спать недостаточно, что организм требует положенную долю сновидений? Если мозг постоянно лишать сновидений, он начнет выделывать с вами разные фокусы. Вы станете раздражительным, будете испытывать чувство голода, не сможете сосредоточиться – было такое? И дело не только в декседрине! Начнете грезить наяву, реакция замедлится, пойдут провалы в памяти, снизится чувство ответственности, появятся параноидальные фантазии. В конце концов мозг заставит вас видеть сны – не мытьем, так катаньем. Ни одно лекарство не может избавить человека от снов – разве что убьет его. Например, у хронических алкоголиков иногда развивается понтинный миелинолиз – смертельно опасный синдром, причиной которого служит поражение в задней части мозга, а его, в свою очередь, вызывает нехватка сновидений. Не сна как такового, заметьте, а именно того особого состояния, когда мы видим сны. Это так называемая фаза быстрого сна, быстрого движения глаз, БДГ. Вы не алкоголик, вы живы, стало быть, эти таблетки, которыми вы пытались подавить сны, сработали только отчасти. В результате вы: (а) плохо себя чувствуете из-за нехватки снов и (бэ) все равно зашли в тупик. Так, а почему вообще вы направились в этот тупик? Боялись снов. Видимо, кошмаров или того, что вам казалось кошмаром. Не расскажете поподробнее?

Орр замялся.

Хейбер открыл было рот, но промолчал. Очень часто и не требовалось слышать, что скажут пациенты: он мог сказать все за них, даже лучше. Но смысл был в том, чтобы они сами сделали шаг навстречу. В конце концов, сейчас у них шел только предварительный разговор, некий ритуал, оставшийся от золотых дней психоанализа. Суть его только в том, чтобы разобраться, как действовать с конкретным пациентом, давать положительное или отрицательное подкрепление, куда двигаться.