Где трава зеленая… - Вайсбергер Лорен. Страница 12

Пейтон покачала головой:

– Это все равно что дать деньги на лабораторию или на стадион. Люди делают это с незапамятных времен, и никто не сажает их в тюрьму. Разумеется, я никогда не стала бы мошенничать, как те родители.

– О господи, Пейтон! Признайся, будь добра: ты сама не веришь в то, что говоришь. Скажи, что ты понимаешь разницу – в реальной жизни и с точки зрения закона – между выписыванием чека на липовую благотворительность, чтобы твой ребенок поступил в колледж, и пожертвованием школе, от которого выиграет все общество. Пожалуйста.

– Все не так просто, – упрямо помотала головой Пейтон.

– В смысле? – спросил Айзек.

– Она никогда не поступила бы без небольшой подстраховки. Мы оба это знаем.

Айзек вытаращил глаза.

Пейтон набрала побольше воздуха:

– Ты думал, что, если у Макс хорошие отметки и неплохие результаты тестов, ее возьмут в Принстон? Весьма наивно. И не надо мне сказки рассказывать: ты хотел, чтобы она туда поступила, не меньше моего.

– Разумеется, хотел, – прохрипел Айзек, покрываясь красными пятнами. – Я хотел, чтобы Макс поступила в Принстон, потому что мне там нравилось: лучшие профессора, прекрасные программы, великолепный кампус, – и я надеялся, что там она найдет друзей в отличие от этой ядовитой, калечащей душу академии Милфорд, куда мы заставили ее пойти, потому что там учатся все дети из приличных семей.

Пейтон передернуло, хотя это был далеко не первый разговор о Милфорде.

– Мы отправили ее в академию, потому что это лучшая школа в городе, и большинство выпускников каждый год поступают в самые престижные учебные заведения страны. Тебе это известно. Мы приняли решение сообща.

– И зачем, спрашивается? Если ты собиралась купить ей место в колледже, то мы с таким же успехом могли отправить ее куда угодно.

– Айзек, милый, – спокойно сказала Пейтон, – мы вместе решили, что Принстон – идеальное место для Макс. Я сделала то, что сочла необходимым. Так поступают сотни, если не тысячи, родителей по всей Америке, желая помочь своим детям.

Айзек сердито отхлебнул из бокала.

– Она набрала тысячу четыреста восемьдесят баллов. У Макс отличные способности. Она поступила бы сама.

Глаза Пейтон расширились.

– Никто не любит Макс больше, чем я, и мы оба знаем, что она удивительная девочка. Но подобных кандидатов в университеты Лиги плюща – пруд пруди.

– Очень мило – говорить так о собственной дочери.

Пейтон подняла руку и начала загибать пальцы.

– Белая еврейская девочка из Манхэттена: раз, два, три. Никогда не играла первую скрипку в нью-йоркском филармоническом оркестре – четыре. Не создала собственную всемирно известную интернет-компанию – пять. Не открыла новый вид животных или растений – шесть. Не подвергалась серьезному физическому или психологическому насилию – семь. Чтобы добиться того, что у нее есть, Макс не пришлось бороться с бедностью, расизмом или каким-либо другим видом дискриминации – восемь. У ее родителей обычная сексуальная ориентация, и, насколько мне известно, у нее самой тоже – девять. Продолжать или хватит?

– Ну, пусть уже будет десять, – напряженно произнес Айзек.

– Несмотря на все эти невероятные преимущества, а может, благодаря им, она получила всего лишь тысячу четыреста восемьдесят баллов, что составляет средний уровень для таких школ, – десять. Понимаешь, о чем я?

– Нет, – сказал Айзек и поднялся.

– Пожалуйста, не уходи, – попросила Пейтон.

Она не могла вспомнить, когда видела мужа в таком состоянии. У нее вспотели ладони, а сердце выпрыгивало из груди.

– Мы ведь это обсуждали, Пейтон. Я тебе ясно высказал свое мнение. Ты пообещала.

В его голосе звучала неподдельная обида. Лучше бы он злился.

– Айзек, я просто сделала то…

Он прошел через комнату и обернулся.

– И последнее. Почему ты выписала чек с моего счета?

– Что? – удивилась Пейтон.

– Как получилось, что ты выписала чек с моего рабочего счета, ведь у тебя есть свой? И наш общий.

До этой минуты Пейтон ни разу не задумалась, какой использовала счет.

– Я не могла найти другую чековую книжку. Взяла ту, что попалась под руку. Разумеется, я не пыталась замести следы или что-то такое. Обычное пожертвование. Мне и в голову не пришло…

Айзек кивнул:

– И в голову не пришло, что ты можешь разрушить жизнь своей дочери.

Он посмотрел на нее со злостью и стремительно вышел. Хлопнула дверь кабинета.

Пейтон отхлебнула вина, но с трудом проглотила его, в горле встал ком. Они действительно обсуждали эту тему прошлым летом, когда Макс начала готовить документы для поступления, и Пейтон пообещала мужу отказаться от этой затеи. Она действительно отказалась. В начале последнего учебного года, когда лихорадка с поступлением достигла высшей точки и Айзек с Макс сходили с ума от волнения, Пейтон вспомнила гостя, который приходил на ее передачу. И все-таки не позвонила, потому что обещала Айзеку. А вот когда тот позвонил сам, будто, заранее установив камеры у них в квартире, знал, в каком они состоянии, взяла трубку и выслушала.

Она вновь сглотнула и вспомнила тот первый вечер, когда решила поговорить об этом с Айзеком: пятницу в конце августа. Они ужинали в итальянском ресторанчике недалеко от дома.

– У меня в программе сегодня был интересный гость, – подчеркнуто небрежно произнесла Пейтон, когда они сели за свой любимый столик.

Айзек наморщил нос:

– Та актриса, что настучала на Джонни Деппа? Все время забываю ее имя…

– Да, а после нее я брала интервью у известного консультанта по колледжам. Слышал бы ты, что о нем говорят: стоит ему взмахнуть волшебной палочкой, и твой ребенок окажется в Гарварде.

– Я не хочу, чтобы наш ребенок оказался в Гарварде и стал одним из снобов, которые только о нем и говорят.

– Учиться в Гарварде – круто, – сказала Пейтон.

– Макс не будет поступать в Гарвард.

– К чему спорить? Она и не собиралась туда поступать. В общем, этот консультант пришел рассказать о своей новой книге. Она называется «Взломать код», и в ней он объясняет лучшую стратегию для определения приоритетов учебных заведений, куда ты хочешь поступить, и рассказывает, что нужно делать, чтобы соответствовать критериям.

– Дай угадаю, – ухмыльнулся Айзек. – Он раскрывает свои секреты в твердом переплете по сходной цене двадцать два доллара девяносто девять центов.

– Дело не в книге, – отмахнулась Пейтон. – Я общалась с ним после интервью в артистическом фойе, сказала, что наша Макс в этом году оканчивает школу, и попросила совета.

– И что?

– Он спросил, куда мы подали документы и есть ли у нас там личные связи. А когда узнал, что ты окончил Принстон, то сказал, что его близкий друг входит в совет попечителей, и он с удовольствием замолвит словечко за Макс.

Айзек отложил вилку и посмотрел на Пейтон.

– С какой стати? Он не знает Макс – как и нас, впрочем.

– Его компания оказывает такие услуги. Если мы сделаем пожертвование в адрес его благотворительной образовательной организации, он подключит свои личные связи и похлопочет за Макс. Разумеется, он не дает никаких гарантий, но его рейтинг успеха составляет девяносто пять процентов, а если у абитуриента хорошие данные, как у Макс, то еще выше.

– Какой еще благотворительной организации? – непонимающе переспросил Айзек.

Пейтон изо всех сил старалась не показывать раздражения. Он совершенно не о том думает!

– Не знаю. Он скажет. Сумма пожертвования – пятьдесят тысяч. Конечно, немало, но если посмотреть, сколько дерут консультанты за пару встреч и проверку сочинения, то не так уж и много.

– Я бы не дал ему и десятки.

– Да ладно тебе, Айзек. Ты не хочешь признать, что мы уже заплатили, чтобы Макс приняли в лучшую среднюю школу. Ее учеба обходится больше пятидесяти тысяч в год, начиная с первого класса. В третьем классе мы нанимали частного тренера по хоккею на траве. А профессор прикладной математики из Колумбийского университета, занимавшийся с ней алгеброй? А почти двадцать тысяч, которые мы заплатили прошлым летом, чтобы она стала волонтером и помогала строить жилье для нуждающихся семей в Коста-Рике? Мы сделали это, чтобы наш ребенок получил все мыслимые преимущества, благодаря которым сможет поступить в лучший колледж. Чем это отличается?