Выбирая жизнь (СИ) - Предгорная Арина. Страница 44

Хорт прижал девушку своим весом, но его волновало кольцо. Уложив её руки на прикроватный столик с облупившейся краской, оцарапавшей ладони, он дёргал и дёргал украшение, а она беспомощно дёргалась под тяжестью его тела, и не могла вырваться. Блокирующий ошейник давил, лишая не только силы — воздуха. Рыкнув, потянулся за пепельницей из грубого необработанного камня; с трудом повернув голову из-под растрепавшихся, упавших на лицо прядей, Виррис в ужасе смотрела, как поднимается мужская рука…

Её обожгла новая боль. И ещё раз. А подушка погасила вскрик, обратив его в полузадушенный возглас.

— Ничего, ничего, руки мы задействовать не будем. А, ягодка?

Камни в помятом кольце превратились в крошку, но пульсирующий аквамарин погас, обратившись в осколки. Хорт отпустил её перепачканные кровью пальцы и развернул лицом вверх.

— Сама заткнёшься, или затолкать тебе в рот твои же чулки?..

***

Бьорд потёр грудь там, где ныло и рвалось сердце. Визит в министерство затянулся, и, закончив наконец разговор в относительно вежливых и деловых рамках, он вернулся в Школу раздражённый и хмурый, потребовал в кабинет какой-нибудь еды и чая, и только успел подтянуть к себе стопочку бумаг, как сидящий на пальце перстень обжёг кожу. Зоратт тряхнул рукой, глянул на аквамарин… Бумаги веером рассыпались по столу, но он стремительным шагом уже направлялся к выходу, едва не сбив в дверях помощника, нагруженного подносом со снедью.

Чары в кольце Виррис вдруг перестали работать. Сбегая по лестнице вниз, Бьорд на бегу чертил на магической бумаге буквы, и они ложились голубоватой снежной вязью; записка птичкой упорхнула с ладони.

Виррис должна была вернуться домой после примерки у офицерской вдовы. Слабенький, полумёртвый сигнал, который он успел поймать, указывал на то, что его жена находится в другом месте, и от стиснувшего горло спазма он на несколько секунд перестал дышать. Во дворе Школы, торопясь к ожидающему его экипажу, Зоратт поймал ответ из дома: возница вернулся один, недоумевая, что пропустил госпожу, но на недоумение и сбивчивые извинения прислуги у него не оставалось времени. Поведение кольца его жены говорило о грозящей ей опасности, и ему остро захотелось убить Тивиса Форриля, лорда и королевского советника.

— Гони! — бросил Зоратт вознице, запрыгнув в открытый экипаж.

А сам потянулся к племяннику.

Арви отозвался не сразу и оказался на какой-то деловой встрече.

«Я догоню тебя у Змеиного моста», — пообещал юноша, выслушав объяснения дяди. Помимо собственной, Бьорда уколола тревога Арви.

Добраться до дома и пересесть на осёдланного Агата не заняло у Зоратта много времени; его конь звериную ипостась младшего Вейсдгара боялся меньше других животных.

Только бы успеть! Удерживая далёкий слабый сигнал, норовящий погаснуть, Зоратт гнал жеребца к восточной части городка и корил себя за то, что так поздно заметил неладное. От несущегося во весь опор всадника шарахались, с трудом признавая в нём или не признавая вовсе респектабельного невозмутимого директора Высшей Школы Магии.

«Я буду через минуту», — тронул его сознание голос племянника.

Под куполом скрывающей иллюзии крупного массивного кошака в тёмное пятнышко видел только Зоратт; конь под ним нервно переступил ногами, ноздри на лошадиной морде тревожно раздулись. Всадник послал ему успокаивающий импульс, но животное всё же старалось держаться от опасного хищника на расстоянии. Оба Вейсдгара пересекли мост и оказались за городскими воротами, перед расстилающимся бескрайним полем.

— Можешь взять след? — крикнул племяннику Бьорд. — Я захватил с собой вещь, принадлежащую Виррис.

Ортейр пробежал вперёд и стал видимым: дорога через поле была пустой, городская стража осталась позади. На дядю, одной рукой удерживающего поводья, другой шарящего в кармане, не оглянулся.

«Мне не нужна её вещь. Я… Сигнал слабый, но я хорошо его улавливаю. Лучше нам поспешить. Догоняй».

И оборотень серебристо-белым пятном прыгнул в высокую траву, скрывшую его шкуру почти полностью. Всадник на Агате нетерпеливо припустил следом.

Глава 16

Они преодолели рье десять, а казалось, все сто. Больше всего Зоратт боялся опоздать. Тревога прочно поселилась в его груди, сменяясь ледяными волнами страха. Оборотень резво мчался в облаке дорожной пыли, периодически останавливаясь с отрешённой мордой. На одном участке пути он покрутился на месте, как большой кот, вот только не играл и не охотился за полевой мышью. Почти чёрные крупные ноздри ортейра угрожающе раздувались, и Агат, подгоняемый хозяином, так и норовил обойти хищника стороной.

«Здесь случилась остановка, есть запах Виррис вот тут, на этом пятачке. Возможно, она пыталась убежать», — пояснил Арви.

В траве запуталось несколько рыжих волосков с интенсивным оттенком красного дерева, и принадлежащий молодой женщине запах мутил его разум, человеческий и звериный. Оборотень задыхался от желания резать и кромсать, чтобы кровь брызнула во все стороны из прокушенного горла, чтобы каждый, кто причинил ей хоть малейший вред… Кошак потряс головой, ударил хвостом по бокам.

По его совету Бьорд приглушил топот лошадиных копыт, когда травяное море кончилось, и заброшенная дорога вильнула правее. Здесь, в окружении плодовых деревьев, давно не знавших ухода, за полусгнившими фрагментами невысокого, ниже человеческого роста, забора, виднелся небольшой двухэтажный дом и пара покосившихся хозяйственных построек. Под двускатной покосившейся крышей, поддерживаемой несколькими опорами, стояла повозка, рядом флегматичный конь на привязи. Арви пятнистой тенью обошёл его стороной. Бьорд спешился, с настороженным недоумением переглянулся с племянником: прежние хозяева небольшой усадьбы давно покинули это место, по каким-то причинам не сумев продать участок и дом. Зоратту не нужно было уточнять у племянника, где прячут девушку: отсюда он очень хорошо чуял её сам. Разросшиеся кусты возле входа в дом отлично маскировали прибывших, мужчину и массивного зверя. Вышколенный конь Зоратта отошёл в тенёк, под грушу то ли яблоню, и ущипнул травки.

«Здесь есть второй вход», — передал ортейр и скользнул за дом.

Бьорд двинулся следом, стараясь не шуметь, заглядывал в низкие окна первого этажа, грязные, серые, местами зияющие осколками.

«Голыми руками задушу», — скрипнул зубами Зоратт, чувствуя, что счёт пошёл на минуты.

Охраны возле дома они не видели, присутствия магии не ощущалось, но оба соблюдали максимальную осторожность, готовые в любой момент ответить ударом на удар. И всё же удивительная для осторожного Форриля беспечность: ни следящих чар вокруг усадьбы, ни охраны, ни магов, и не самое продуманное убежище, чтобы прятать пленницу. С запором на двери Бьорд расправился за пару ударов сердца, хищник и человек бесшумно просочились в тёмный захламлённый коридор. Всюду, куда ни кинь взгляд, царили разгром и запустение. Ортейр поморщился, удержавшись от чиха. Быстрый диалог взглядами, после чего меховой тенью кошак метнулся наверх, а Зоратт двинулся по первому этажу, ступая по-кошачьи мягко, так, что ни облачка пыли не вырвалось из-под подошв его обуви. В человеческом горле зарождалось полное тихого бешенства рычание.

***

Рот Хорт заткнул ей обрывком нижней юбки, бывшей белоснежной, наверное, не далее нынешнего утра. Скомканный лоскут тонкого батиста, окрасившись кровью из разбитых губ, пришлось задействовать после того, как неуступчивая женщина попыталась цапнуть его за ухо и прокусила ладонь. Никакая она не аристократка — кобылица настоящая, лягается не хуже! Ей, конечно, досталось больше, хотя Хорт всегда очень старался не прибегать к помощи кулаков, обходясь сладкими речами и уговорами, но с рыжей бестией уговоры уже не работали, а пнула она его знатно, синяк точно останется.

Он продолжал говорить с ней, то отрывисто и зло, то с насмешливой ленцой, хотя самого потряхивало от вожделения и желания поставить наконец эту высокомерную стерву на место. Хорту, с его смазливой внешностью и умением вести красивые беседы, женщины редко отказывали, прежде — никогда. Тогда у него и денег водилось больше, и жил в условиях получше, и не в одном будуаре побывал. А вот поди ж ты: именно эта женщина засела в голове, особенно после того, как прочувствовал на себе всю силу её аристократического, будь он неладен, гнева!