Тщетная предосторожность - Картленд Барбара. Страница 28

Ехали быстро. Синтия смотрела перед собой в темноту, прорезаемую светом фар.

Роберт остановил автомобиль у ворот виллы, вышел и открыл Синтии дверцу. Ему показалось, что на глазах у нее блеснули слезы.

– Простите меня, – попросил он тихо и смиренно.

Она прямо взглянула на него, и Роберт увидел, что ее глаза блестят не от слез, а от гнева.

– Я ненавижу вас, Роберт Шелфорд! – горячо воскликнула она. – Ненавижу, слышите! Ненавижу! Сегодня вы хотели причинить мне боль. Что ж, вы преуспели в этом, вы лишили меня единственного, во что я еще верила… что было мне дорого!

Голос у нее пресекся, она повернулась и поехала к вилле. Входная дверь за ней захлопнулась.

Роберт стоял, не двигаясь, в непроницаемой ночной мгле.

Глава четырнадцатая

– Мистер Питер Морроу, – объявила Грейс бесстрастным тоном.

Синтия резко поднялась, бумаги, которые она держала на коленях, разлетелись по ковру. Питер медленно прошел через гостиную, и Синтия сразу заметила, что он взволнован еще больше, чем она. Сделав над собой усилие, Синтия произнесла почти спокойно:

– Привет, Питер. Я не ожидала гостя.

Он нагнулся, подобрал бумаги и вручил их ей с улыбкой.

– Прости, если напугал неожиданным приходом.

Синтия посмотрела на него и прямо спросила:

– Зачем ты пришел?

– Разве не ясно? Повидать тебя.

– Зачем?

Питер внезапно протянул к ней руки:

– Синтия, не будь такой злюкой, я хочу с тобой поговорить.

Она не отвечала, только пристально глядела на него несколько мгновений. Затем тихо произнесла:

– Хорошо. Садись, пожалуйста. – И указала на кресло по другую сторону камина. Но Питер сел рядом с ней на диван.

– Синтия, мне необходимо было тебя увидеть.

– Зачем? Нам с тобой теперь нечего сказать друг другу.

– Есть, и очень многое, – резко возразил Питер. – Я не ожидал вчера тебя здесь встретить, как и ты, наверно, не ожидала встретить меня. Роберт Шелфорд написал мне в Америку и просил приехать помочь советом, как обустроить «Березы». Честно говоря, я с самого начала хотел отказаться от приглашения, но Луиза настояла. Ты не знаешь Луизу, Синтия, уж если она что-то решила, непременно сделает по-своему! Ей давно уже хотелось поехать в Англию, а тут такой удобный повод.

В конце концов я согласился, видишь ли, я думал, ты все еще за границей, в Индии. Мне два или три раза писали, что видели тебя там.

– Не понимаю, почему тебя вдруг заинтересовало мое местопребывание, – резко сказала она.

Питер наклонился к ней.

– Синтия, не злись, на тебя это не похоже.

– А чего еще ты от меня можешь ждать?

– Знаю, знаю, я заслуживаю самого горького упрека, – говорил Питер. – но ты должна меня выслушать.

– Ну хорошо, говори, – сказала она чуть мягче.

– Ты знаешь, я никогда не блистал красноречием, – начал Питер, – но, чтобы ты поняла, как много всего произошло после нашего прощального поцелуя на станции. Помнишь, Синтия? Поезд опаздывал, и мы пошли в зал ожидания и…

– Не надо, Питер… не надо! – вырвалось у нее.

– Какая меня охватила тоска! Поезд набирал ход, и я все смотрел на тебя, а ты махала и махала рукой, пока не скрылась из виду. Ты чуть не расплакалась, и у меня навернулись слезы на глаза. Первый раз в жизни мы расставались надолго! Ты была такая красивая, в зеленом костюме. Видишь, я помню до сих пор. И когда ты уже исчезла из глаз, я спрашивал себя: «За каким чертом понесло меня в Америку? Управлюсь как можно скорее с делами и тут же обратно, домой!»

Я думал тогда о том, как много мы значим друг для друга, думал о «Березах», о том, как мы их переделаем, когда станем здесь хозяевами. И еще о детях, которые у нас будут.

Синтия хотела его остановить, но не смогла произнести ни слова.

Питер сам замолчал, провел рукой по лбу. Хотя в комнате было совсем не жарко, его лоб покрылся испариной.

– И вот я приехал в Америку, и, знаешь, Синтия, мне трудно тебе передать – жизнь там совсем другая, разница огромная. Другой мир, другая обстановка, люди совершенно иные, все было странно, интересно, как в необычном приключении. Помнишь, у меня с собой было много рекомендательных писем? Американцы необычайно гостеприимны: для меня устраивали приемы, приглашали в гости. А женщины! Я думал, такие бывают только в кино или в иллюстрированных журналах… И они говорили мне лестные слова, носились со мной, и, к чему скрывать, – это вскружило мне голову! Я прежде жил замкнутой жизнью, не знал женщин и любил лишь тебя одну. С самого детства ты была частью моей жизни, мы выросли вместе и полюбили друг друга. И все это постепенно, естественно, без душевных встрясок, без смятения чувств. В Америке я впервые узнал женщин опытных, умеющих завлечь, очаровать. Я там с первых дней был все время в кого-то влюблен. А потом встретил Луизу…

– Питер, зачем ты мне все это рассказываешь? – прервала Синтия резко и жестко.

– Я хочу все тебе объяснить, а ты меня выслушай. Ничто не должно остаться недосказанным между нами. Ты должна меня понять!..

– Хорошо, продолжай.

Синтия, стиснув зубы, решила выслушать все до конца.

– Ты видела Луизу, – продолжал Питер, – но ты не видела ее в привычной для нее обстановке, и семь лет назад она была еще красивее, чем сейчас. Она царила в Нью-Йорке, светская львица, самая шикарная! И вот эта сказочная королева полюбила меня! Я уговаривал себя, что сделал правильный выбор, но знал, я лгу себе, а вчера осознал правду. Я потерял тебя и все, что есть в жизни дорогого.

Он произнес эти слова тихо и хрипло, наклонился вперед и положил руки на сплетенные пальцы Синтии. Она испуганно вздрогнула от этого прикосновения и замерла в неподвижности.

– Я вчера весь вечер притворялся. Наверное, это смешно, когда мужчина теряет голову, но именно это произошло со мной. Я совершенно потерял рассудок, никак не мог опомниться от счастья, когда эта блистательная женщина сказала, что хочет выйти за меня замуж.

Мы поженились. Я окунулся в сверкающий, поразительный, безумный круговорот. Я попал в омут, и должно было пройти время, прежде чем я высвободился и стал способен нормально и здраво судить о том, что произошло:

– И что же тогда? – не удержалась Синтия.

– И тогда я понял, что потерял тебя. Питер смотрел перед собой ничего не видящим взглядом.

– Меня, незаметного английского парня, простодушного, немного наивного… Как ни странно, именно эти черты и привлекли ее во мне.

– Почему ты изображаешь себя в таком уничижительном свете? – резко спросила Синтия.

– Но именно таким я и был! – возразил Питер. – Что мог я предложить такой роскошной женщине, которая имела все на свете?

Синтия промолчала, и Питер снова заговорил. В голосе его слышалась странная грусть.

– Ты была так далеко, Синтия, а Луиза – рядом, живая, настоящая, и я был ей нужен.

– И мне ты был нужен, – прошептала Синтия, но он не расслышал ее.

– Я вчера весь вечер притворялся, – сказал Питер. – Я испытал страх, испугался за себя, когда тебя увидел. Ничего не оставалось, как притвориться, будто мне все разно, будто я встретил старую знакомую, но в душе я понимал – надо смотреть правде в глаза, жестокой правде.

– И в чем же она заключается? – поинтересовалась Синтия.

– Что я люблю тебя. Любил и буду любить всегда.

– А как же Луиза?

Питер беспокойно задвигался.

– Да, конечно, Луиза… – На лице Питера мелькнула угрюмая усмешка. – Придется сказать тебе правду. После твоего ухода я вчера здорово напился, и, когда мы легли, Луиза устроила мне сцену. Упреки за то, что я все еще тебя люблю. Я не могу спорить с ней, когда она затевает скандал, а она не успокоилась до самого утра. Она еще спит, потому я и улизнул сюда повидаться с тобой.

Синтия высвободила руки, поднялась и подошла к окну. Она представила себе, как Питер, крадучись, стараясь не разбудить жену, выбирается из дома. Вид у него сконфуженный – он боится, да, боится своей супруги! Он, несомненно, говорит правду, и что-то в ее душе откликнулось на его горестные слова, страдальческие нотки в голосе.