Укрощение леди Лоринды - Картленд Барбара. Страница 31
Однажды он поинтересовался:
– Кто научил вас так хорошо играть на фортепиано?
– Вы мне льстите! – сказала Лоринда. – Я-то знаю, что это не так. Когда мне было двенадцать лет, я пригласила к себе преподавателя, однако бывали времена, когда отец заявлял мне, что для нас это непозволительная роскошь. Тогда приходилось ждать, пока очередная полоса удачи не позволит мне нанять преподавателя вновь.
– Значит, вы сами выбирали себе учителей, – медленно произнес Дурстан.
– Жаль, что я раньше не знала, как важно иметь хорошее образование, – вздохнула Лоринда и поведала ему, как во время болезни, когда он и днем и ночью был погружен в сон, она отправлялась в библиотеку и находила себе книгу для чтения.
– Я пришла в ужас, когда увидела, сколько их там, и поняла, что о многих вещах просто не имела представления, – призналась она с улыбкой. – Я обнаружила, как мало моя единственная гувернантка, которой платили самое мизерное жалованье, рассказывала мне об окружающем мире.
– И с чего вы начали ваши изыскания? – поинтересовался Дурстан.
– Я начала с Индии, поскольку вы… – Лоринда осеклась. То, что она собиралась сказать, выдало бы ее с головой, и потому поспешно добавила: – Гриббон так часто твердил мне об этой стране, что я почувствовала к ней интерес.
Она не стала ему говорить, что в книге, найденной ею в библиотеке, были превосходные гравюры с изображением раджпутских танцовщиц. Глядя на них, она испытывала мучительные уколы ревности, так как полагала, что это именно тот тип красоты, который вызывал у Дурстана наибольшее восхищение.
Но независимо от того, был он очарован ею или нет, Лоринда все это время была уверена, что нужна ему, и еще никогда в жизни не чувствовала себя такой счастливой.
Как раз этого она всегда хотела от жизни – иметь возможность отдавать всю себя дорогому для нее человеку, которого привлекала бы не только ее красота, но и ее внутреннее «я».
Она тихонько отошла от кресла Дурстана и села рядом. Песчинки в песочных часах неумолимо бегут вниз, думала она, и скоро настанет такой момент, когда ее забота ему уже не потребуется.
В глубине ее сознания постоянно жил страх, еще с того самого дня, когда мистер Хикман принес ей бумаги, которые должны были означать для нее независимость.
До сих пор она не упоминала о его посещении в присутствии Дурстана, но скоро он так или иначе обо всем узнает.
«Я люблю его! – повторяла про себя Лоринда. – О Господи, сделай так, чтобы и он полюбил меня хоть немного или по крайней мере нуждался бы во мне, как весь последний месяц».
Обед подходил к концу, и повар на этот раз превзошел самого себя: сегодня Дурстан впервые спустился в столовую после случившегося с ним.
Он выглядел чрезвычайно импозантно в парадном вечернем костюме и, как показалось Лоринде, нисколько не изменился. Только немного похудел, и на лбу все еще был заметен шрам. Но в глазах Лоринды он был более привлекательным, чем любой из ее прежних знакомых.
И она приложила максимум усилий, чтобы понравиться ему, надела платье, напоминавшее ее свадебный наряд, – белое, с чехлом на юбке, отделанном камелиями. Такие же камелии украшали ее волосы, уложенные в скромную, без излишеств прическу, которая очень шла девушке.
Когда она вышла из-за стола, чтобы перейти в гостиную, Дурстан последовал за ней. Дворецкий поставил на столик у кресел графины с бренди и портвейном и удалился. Но Дурстан даже не взглянул на них. Какое-то время он пристально смотрел на жену и наконец сказал:
– Я за многое должен поблагодарить вас! Лоринда была поражена.
– Меня? – переспросила она.
– Мне говорили, что после моего падения вы спустились к подножию утеса и не отходили от меня всю ночь.
Лоринда ничего не ответила, и он спросил:
– Почему вы решились на такой поступок?
– Я сама была… во всем виновата. Мне не следовало… подпускать Цезаря… слишком близко к краю утеса.
– Вы спасли мне жизнь, Лоринда! Вы хотели, чтобы я остался жив?
– Д-да.
– Но почему?
Девушка была не в состоянии ни найти слов для ответа, ни встретиться с ним взглядом, и спустя мгновение он взял какую-то коробочку, лежавшую рядом с ним на кресле.
– У меня есть для вас подарок в благодарность за вашу заботу обо мне, – произнес он уже совершенно другим тоном.
– Я не хочу… – начала было Лоринда, но тут же умолкла, потому что Дурстан открыл футляр.
Там на бархатной подушечке оказалось изумрудное ожерелье, принадлежавшее когда-то матери Лоринды. Это была единственная вещь, о которой она сожалела, когда их лондонский дом был продан с торгов вместе со всем содержимым.
– Вы… купили его! – воскликнула она, с трудом веря собственным глазам.
– Для вас.
С этими словами он протянул ей ожерелье. Лоринда позволила надеть ей на шею украшение и повернулась, чтобы он его застегнул.
– Но как же вы могли приобрести его… для меня? – спросила она. – Ведь мы тогда… даже не были знакомы.
– Я видел вас на балу в Хэмпстеде, когда вы появились в облике леди Годивы.
– Значит, вы… были там? – вырвалось у нее, и она густо покраснела.
– Именно так. – Он слегка помрачнел.
– И вы были… потрясены?
– Лучше сказать, пришел в ужас!
– Тогда почему же вы захотели… жениться на мне? Я вас не понимаю.
– Я тогда только вернулся в Англию и даже не предполагал, что общественные нравы так сильно изменились в худшую сторону. Я заключил пари с лордом Чарлтоном, одним из моих друзей.
На мгновение воцарилось молчание. Лоринда, очнувшись, чуть слышно пробормотала:
– И на что же… вы с ним поспорили?
– Что я сумею укротить тигрицу. Он утверждал, что это невозможно.
Лоринда затаила дыхание.
Теперь она постепенно начинала понимать, что произошло, и еще никогда за всю свою жизнь не испытывала подобной муки.
Она отвернулась от Дурстана, пытаясь говорить спокойно и не выдавать своих переживаний, хотя она чувствовала себя как на дыбе; с каждой минутой боль в ее душе все возрастала.
– Значит, это был всего лишь… опыт!
– Вот именно – опыт! – согласился он.
Отдельные обрывки постепенно начинали складываться в целостную картину. Голос девушки показался чужим даже ей самой, когда она сказала:
– Один человек по имени Хикман приезжал сюда… когда вы были больны.
– Я так и предполагал.
– Он сообщил, что в действительности вы… лорд Пенрин.
– По-видимому, он также объяснил вам, почему я сменил имя, уехав за границу.
– Вы не собираетесь вернуть себе… свой настоящий титул… и занять принадлежащее вам по рождению место в палате лордов?
Помолчав немного, Дурстан ответил:
– Наверное, я так бы и поступил, если бы у меня был сын.
Лоринде показалось, что вся комната поплыла у нее перед глазами. Такого ответа она никак не ожидала и с усилием выговорила:
– Мистер Хикман сказал, что вы намереваетесь… передать в мое распоряжение некоторую сумму денег, а также… дом в Лондоне.
– Документы уже готовы, и нам осталось только их подписать.
– Зачем вы это делаете? Неужели вы собираетесь… отослать меня прочь?
Каждое слово давалось ей с великим трудом. Лоринда отошла к столику, на котором стояла огромная ваза с цветами, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы.
Протянув руку, она мягко коснулась пышных бутонов, не осмеливаясь взглянуть в сторону Дурстана, и в то же время нервы ее были напряжены в ожидании его ответа.
Наступившая в комнате тишина казалась Лорин-де почти пугающей. Чувствуя, что больше не в силах вынести эту неизвестность, она сказала:
– Я получила вчера письмо… от папы. Он очень счастлив… в Ирландии. Думаю, он уже никогда больше не захочет… вернуться сюда.
– Но ведь у вас осталось много друзей в Лондоне.
Лоринда вспомнила тех, кого считала своими друзьями и кто предал ее, стоило ей только попасть в беду. Девушка понимала, что уже никогда больше не пожелает увидеть кого-либо из них снова, тем более возвращаться обратно в Лондон. Проведя столько времени в замке, рядом с Дурстаном, она бы уже никогда не смогла вынести тот образ жизни, который когда-то казался ей таким заманчивым.