НОВАЯ ЖИЗНЬ или обычный японский школьник (СИ) - Хонихоев Виталий. Страница 41

Я стою перед зеркалом в ванной и внимательно разглядываю свою поцарапанную физиономию. Оттягиваю губу и с сожалением смотрю на зияющую дыру на месте зуба. Думаю, что с ней делать. Стоматологи тут дорогие, хотя страховка покрывает восемьдесят процентов стоимости медицинских услуг, но даже двадцать процентов — приличные деньги. По крайней мере для подростка, весь доход которого на сегодняшний день заключается в пяти тысячах иен, зарабатывая которые я реально рисковал жизнью. Со стороны покажется — хи-хи и ха-ха, подумаешь слабая девчонка-одноклассница с тупым кухонным ножом. Однако если чему и научила меня жизнь и Сергей Юрьевич, мастер «Хара Моритон» — так это тому, что человека с ножом никогда нельзя недооценивать. Проблема ножа в том, что это — нож. У человека в голове нет прошивки от ножа защищаться. Изначально человек — слабое существо без клыков, рогов и копыт. Не вооружён человек по природе своей. Поэтому у нас нет предохранителей в внутривидовой борьбе. Вот волки например — пусть и конкурируют за место в стае, за вкусный кусок, за самку — никогда не рвут друг друга своими смертоносными клыками. Потому что если внутривидовая борьба будет оставлять после себя трупы — то скоро и виду конец. Ритуальные поединки самцов в природе — как правило только ритуальные. И чем лучше вооружены представители вида — тем более мягкие правила ритуальных поединков — иногда достаточно только демонстрации угрожающего вида. Человек же — слаб и у него нет всех этих шипов, клыков, когтей, ядовитого жала или рогов. Потому ритуальный поединок у людей не предусматривает сдерживающие факторы на уровне инстинкта. Но отсюда следует еще один вывод — человек не приспособлен защищаться от ножа. Глаз человека отмечает в качестве угрозы только быстро движущиеся объекты, обладающие достаточно кинетической энергией — быстро летящий кулак или ногу. А вот лезвие ножа может двигаться медленно, так, чтобы глаз не воспринял его как опасный объект, но в то же время — представлять собой смертельную угрозу. В «Дюне» Герберта был описан баллистический щит, который останавливает быстро движущиеся объекты вроде пуль, но если двигаться достаточно медленно — то можно проникнуть внутрь щита острием клинка. Зубом Шай-Хулуда, Делателя Пустыни. Этот щит на мой взгляд — отсылка к тому, что нам очень трудно начать воспринимать медленно движущиеся объекты как угрозу. Научить человека правильно реагировать на нож — сложно, долго и очень трудно. В свою очередь, человек, который понимает как люди реагируют на быстрые и медленные объекты — даже не будет себя утруждать, прыгая как козел и размахивая ножом. Он приблизится и не спеша проткнет вас лезвием, отвлекая ваше внимание другой рукой, например. Так что проблема ножа заключается в том, что непредсказуемый человек с ножом — всегда будет угрозой.

Я отпускаю губу и пожимаю плечами. Что поделать. Пока новая жизнь в новом теле принесла мне следующие дивиденды — поцарапанную физиономию (и когда я умудрился?), выбитый зуб, порезанную ладонь и шишку на лбу. Хорошо хоть шишку не видно.

— Ты там долго?! — раздается стук в дверь ванной: — я сейчас описаюсь!

— Вверху есть же туалет! — ворчу я, но дверь открываю. Да, на втором этаже есть санузел, но Хината туда не ходит принципиально. Она влетает в ванную комнату и смотрит на меня, стоящего перед зеркалом.

— Что, собой любуешься? — спрашивает она: — ты с каждым днем все больше и больше на орка похож становишься. Скоро места живого не будет. Она того стоит?

— Во-первых грязь странствий и шрамы побед украшают мужчину. — отвечаю я рассеяно, потирая щеку: — а во-вторых…

— А, во-вторых, я сейчас описаюсь! Уходи уже! — Хината задирает пижаму и делает вид что сейчас стянет с себя и штаны, и я ретируюсь.

Я иду в гостиную. Как всегда, в субботу у нас нет завтрака. В субботу каждый сам по себе, у нас царит анархия и законы выживания в дикой природе. Потому что мама спит. Потому что нам не надо идти в школу, а значит нам не нужно готовить завтрак и бенто. У меня сегодня довольно занятый день, мне сегодня в школу бокса идти, есть парочка идей, у меня вечерняя сессия-тренировка-лекция… чтобы то ни было — у Наоми дома. И тут у меня тоже есть мысль, что мне с ними всеми делать, если получится, то будет хорошо. Но сперва — завтрак. Как говорил Джулс Виннифелд — Hamburgers! The cornerstone

of any nutritious breakfast.

Открываю морозильник и достаю эти самые гамбургеры, которые на самом деле — плоские такие котлетки. Окей, я понимаю, что говяжьи котлеты на завтрак это достаточно тяжелая пища, но мне нужны протеины. Кроме того, Джулс Виннифелд не может быть неправ. Раз уж он говорит, что гамбургеры — это краеугольный камень любого питательного завтрака, то кто я такой спорить с ним? Правда, насколько я помню, ребята, которые завтракали гамбургерами — закончили очень плохо. Но тут уж сами виноваты — каждый знает, что Марсел Уоллес — черный и лысый, но связываться с ним не стоит. Во избежание визита Джулса Виннифелда и Винцента Веги. Так что сегодня на завтрак у меня будут эти плоские котлетки, называемые гамбургерами.

— Говядина на завтрак? — смешно морщит нос Хината, заглядывая мне через плечо: — а давай. Все равно мама спит.

— Угу — киваю я: — сейчас будет. Ты чайник пока поставь. И рис. Мне сегодня еще в зал идти.

— Сегодня ж выходной. И не лень тебе? — Хината зевает, рискуя вывернуть себе челюсть.

— Лень конечно — удивляюсь я: — как не лень. Вся суть в преодолении себя и прочем превознемогании. — на самом деле мне не лень, но объяснять Хинате с утра про эндорфины и дофамин — выше моих сил и возможностей. Мне бы завтрак приготовить.

В школе бокса Иназавы-сенсея было тихо. В зале почти никого не было, только в дальнем углу разминался Тэтсуя — молчаливый крепыш невысокого роста. У окна на лавочке сидел Отоши, перебинтовывая пальцы рук.

— Привет! — поднял он руку, приветствуя меня: — опять пришел грушу обижать?

— Привет! — помахал рукой я в ответ: — есть такое, угу. А что, она уже тебе жаловалась?

— Еще как… — прищуривается он: — жалуется, что ты не бьешь, а гладишь.

— Ну-ну… — я прохожу в раздевалку. Раздевалка представляет из себя небольшую комнатушку с рядами металлических шкафчиков, я бы переоделся и в зале, но одну стену школы занимает огромное витринное окно, которое наводит на мысль, что раньше тут была парикмахерская или салон красоты. С одной стороны для зала единоборств иметь стеклянную стену неудобно, а с другой — реклама. Наверное. Если бы у нас тут торчали толпы восхищенных поклонниц. Школа бокса Иназавы не пользуется популярностью ни в нашем районе, ни в городе в целом. Почему — это отдельный разговор. Отоши говорит, что раньше сюда много парней ходили, а потом у них лучшие ученики все в другую школу перешли, к конкурентам. Что случилось и как — рассказывать не стал, хотя обычно он очень разговорчив.

Я переодеваюсь, беру бинты и полотенце, бутылку с водой и выхожу в зал. К присутствующим добавился Нобу-сенсей, он надел лапы и гоняет Тэтсую, мне он кивает, не отрываясь от дела. За это время я успел примелькаться, создав нужную мне славу «чудака в углу с грушей», меня уже перестали замечать и задавать вопросы «а это еще кто?». Я прихожу сюда почти каждый день по вечерам, благо школа рядом с моим домом, помогаю вечером убрать помещение и собрать инвентарь, подмести пол и закрыть зал. Потому Нобу-сенпай просто кивает мне головой, как старому знакомому и продолжает натаскивать Тэтсую на правый хук и левый апперкот.

Прохожу к лавочке, сажусь рядом с Отоши и в свою очередь начинаю наматывать бинт на кисть.

— Что с тобой? — спрашивает Отоши, кивая на мою правую руку, уже перебинтованную белым, медицинским бинтом: — повредил-таки? Говорил я тебе, что ты слишком сильно грушу лупишь, у тебя связки еще не готовы к такому…

— Не, порезался — отвечаю я: — ножом, на кухне. Готовил ужин и порезался.

— Ну ты даешь — говорит Отоши, встает и натягивает перчатки на забинтованные руки: — что, может в паре постоим? Ты как?