Темный орден (СИ) - Хай Алекс. Страница 15

Присмотревшись повнимательнее, я понял, что это была не книга в общепринятом виде — это был блокнот. Просто обложка его была выполнена весьма искусно, но потрепанные и засаленные страницы выдавали то, что это была необычная книга.

— Рукописная, — удивился Кассий, развернув блокнот. — Полагаю, ваш личный архив?

Кряхтя, Примоген спустился с лестницы и присоединился к нам.

— Да. Это, можно сказать, первоисточник. Я привел в порядок и структурировал записи, которые делали ученики брата Гордиана, когда тот уже слег. Это его последние пророчества, и как вы верно заметили, они столь туманны и сомнительны, что Орден не решился брать их на веру. И все же я посчитал нужным сделать несколько экземпляров. Один хранится у меня, еще несколько — в архивах и библиотеках Ордена. Но этот… — Вергилий задумчиво улыбнулся, словно вспоминал что-то приятное. — Это почти первоисточник. С него делали другие копии.

Кассий принялся бережно перелистывать желтые страницы из толстой бумаги. Переплет был сшит вручную, словно Вергилий лично создавал этот блокнот под пророчества. Хотя может так и было: обычно в блокнотах оставались пустые страницы, но здесь их не было. От этой маленькой книжицы так и веяло загадкой.

— Красивый почерк, — восхитился я.

Примоген лишь усмехнулся.

— Ученики успели записать четыре пророчества, которые не смогли отнести ни к одному циклу или теме. Дело в том, что брат Гордиан весьма своеобразно подходил к вопросу… Он действительно умел заглянуть за завесу, отделяющую нас от будущего. Поначалу он был известен как мастер чтения звездных карт, но также разработал собственную методику комплексного прогнозирования. Брат Гордиан полагался не только на планеты и небо, но добавлял расклады на Марсельском таро и оракуле девицы Ленорман, не чурался и других видов мантики. Превратил прогнозирование в систему и рассматривал каждое событие сразу с нескольких сторон. Это позволяло ему делать удивительно точные прогнозы. Правда, вся хитрость в том, что прогноз и пророчество — вещи разные…

Отец Кассий кивнул.

— Прогноз — то, что можно изменить, — добавил он. — Это наиболее вероятная цепь событий будущего, но искусство мастера заключается в том, чтобы определить поворотные точки, когда можно вмешаться в будущее и изменить ход событий. Пророчество — вещь иная. Пророчества не всегда бывают точны, но они повествуют о том, чего не избежать.

— Так в чем же заключался дар брата Гордиана? — не понял я. — Пока это похоже на анализ при помощи различных предсказательных систем…

Ну, это если предположить, что в этом мире действительно работало гадание на картах и кофейной гуще. Хотя у меня-то была возможность убедиться в том, что мастера Ордена действительно умели работать с этими колдовскими штучками. Сестра Аурелия и вовсе за это сложила голову.

Вот только последняя рациональная часть мозга все еще отказывалась во все это верить. Вроде уже пора было смириться, а никак. Мне все время хотелось опрокинуть этот низкий столик и заорать, что они здесь все рехнулись. И я вместе с ними.

— Дар Гордиана, истинный дар, проснулся много позже, — пояснил Вергилий. — Можно сказать, под закат его жизни. Если сначала в его руках инструменты просто говорили правдиво, то впоследствии он начал слышать голоса будущего. Эти пророчества записаны с его слов, он уже просто их диктовал. После смерти брата Гордиана мы пытались восстановить так называемую доказательную базу — искали заметки и звездные карты, которые он делал, ученики рылись в поисках карточных раскладов — у нас принято записывать этот материал. Одна расшифровка предсказания может занимать десятки страниц. Но нашли очень немного. Отчасти поэтому Орден не стал прислушиваться к этим пророчествам. Их посчитали невероятными. Отчасти безумными, если угодно.

Ну да. Больной умирающий старик на смертном одре нес всякую околесицу. Причем, судя по всему, отборнейшую, раз даже Орден поначалу не увидел в этом ценности.

А теперь, выходит, эта ахинея приобрела смысл?

— О первом пророчестве вы уже знаете, оно наиболее известно.

Примоген торопливо перелистнул несколько страниц, украшенных какими-то символами, зарисовками и даже астрологическими знаками. Все было написано пером, с завитушками, и кое-где я даже замечал небольшие кляксы. Но они только украшали текст, придавая ему вид старинного манускрипта.

Я скверно разбирался в астрологии, во всех этих Домах, падениях и ретроградных Меркуриях, но Вергилий и Кассий, судя по всему, ориентировались в них прекрасно.

— Вот ссылка на звездную карту Евдокии Федоровой, — наставник провел узловатым пальцем по строкам. — Прямо сейчас не стоит на этом останавливаться. Важны остальные пророчества. Вот, следующее, про Палача. Гордиан назвал его жнецом, но встречается также имя Темного князя. Полагаю, так он выделял особый статус этой персоны.

Примоген развернул к нам следующий текст, и я прочитал его, с трудом разбирая некоторые завитушки.

В самую короткую ночь придет Темный князь и начнет время жатвы. Будет косить силу и лить кровь. Придет по воле Тьмы, а звезды над ним будут гореть так же, как над Евдокией. Дух Евдокии почувствуете. Не голос, а дух ее мятежный.

Время жатвы продлится до самой длинной ночи. Полгода косить будет и копить силу. Пожинать без разбора — и правых, и виноватых, и невинных, ибо Тьме все равно, кто прав. Тьма пожелает получить свою силу назад, но преумножив.

На звезды смотрите. Звезды другими будут. Небо первым выдаст, что жатва началась.

//Неразборчивое бормотание, потребовал воды, молчал три минуты//

Кровь нужна, потому что в крови сила. Больше крови прольется — больше силы к Тьме отправится. А собирать будет палач темный, только он сможет собрать сколько нужно. Для того и послан, чтобы силу копить…

//Снова неразборчивое бормотание. Заснул.//

Я задумался, вспоминая момент, когда очнулся в теле Оболенского. А ведь и правда, это была ночь с двадцать второго на двадцать третье июня. День летнего солнцестояния, самая короткая ночь в году, а в Петербурге и вовсе выпавшая на период белых ночей.

Получается, пророчество сходилось… И явился я. Из другого мира. Чужой дух. Может, с этим как-то было связано изменение моей звездной карты?

По всем параметрам Володя Оболенский должен был в ту ночь умереть, но княгиня привлекла Друзиллу, умоляя помочь. И Друзилла смогла что-то придумать, вытащила не Оболенского с того света, а затащила меня сюда. Только, судя по всему, этим действием Прима случайно открыла ту самую дверь для исполнения пророчества.

Потому что это точно был мой дар, мой дар описал Гордиан.

Черт, черт. Черт!

Получается, Тьма отвела мне полгода на эту, с позволения сказать, жатву. Но я старался держать себя в руках, заглушал голос Тьмы и, признаться, оказался довольно упрямым и неисполнительным жнецом. На моем счету было всего несколько жертв, и я сомневался, что собрал для Тьмы так уж много силы…

— Итак, расчетное время — ночь с двадцать первого на двадцать второе декабря, — задумчиво кивнул отец Кассий и покосился на меня. — Что ж, время на раздумья все еще есть.

Я тем временем продолжал читать. Перевернул страницу и уставился на строки следующего пророчества.

Тьма слаба, когда не может явиться. Сидит за стеной, смотрит, буравит своими чернющими глазами — а сделать ничего не может. Не пускают ее. Сколько выплеснулось, столько и болтается. Но этого мало. Так, силушка, а не сила, хотя для нас оно по-другому. Буря в стакане, если смотреть в небесных масштабах.

А ей нужно больше. Тьма — она же разумная. Это мы ее Тьмой называем, потому что у нас все, что не угодно богу, темным величают. Вот она за это и ухватилось. Нельзя ей было пропасть, не могла она. И начала раздавать дары, которые людям нужны, но которыми пользоваться страшно…

//Хрипы//

Самое ее больное место — это даже не огонь священный. Мир наш построен на том, что все материальным должно быть. Все потрогать надо, пощупать, увидеть и понюхать. А Тьме с этим тяжело. Она, вон, и большинство даров раздает так, чтобы их нельзя было невооруженным глазом увидеть, потому что ей так проще. Редко кому даруется что-то, что позволит силу в материю превратить…