Темный орден (СИ) - Хай Алекс. Страница 37

Тьма внутри меня печально усмехнулась.

«Все еще продолжаешь их жалеть, Хрусталев?»

Глава 18

Охваченный ужасом, я продолжал перелистывать страницы, скользил взглядом по строкам, а на затылке у меня шевелились волосы.

Вот на чем было основано могущество Темного ордена. На крови невинных людей, которым не повезло родиться в другом сословии. Черт возьми, ну детей-то за что… Они-то каким боком?

«Успокойся, Хруст», — шепнула Тьма. — «Былого не вернешь. Даже я, обладая полной силой, не смогу вернуться во времени и заставить события пойти иначе. Жертвы есть жертвы. Даже богам неподвластно время. Главное — теперь ты знаешь то, что доступно лишь избранным членам Ордена».

— Ага, — рассеянно отозвался я.

Это походило на пытку, но я не мог остановиться. Продолжал листать, читать. Вот уже начался следующий год, вот уже объектам присваивались номера 6.1 и 7.4 — значит, это были уже шестая и седьмая дюжина. Еще и название такое — «объекты», полное обезличивание и обесчеловечивание. Словно эти люди были неодушевленными предметами.

Интересно, что в итоге стало с этим братом Октавианом? Он хоть поплатился за свои эксперименты?

«Отчасти», — ответила Тьма. — «В этой книге ты этого ответа не найдешь».

Я снова уставился на первый, самый роскошный, фолиант. Спать уже совершенно расхотелось, зато Алтай развалился посреди кровати и дрых без задних лап. Ну ничего, пусть отдыхает. А я понял, что не смогу спокойно спать, пока не выясню, настигло ли возмездие этого брата Октавиана.

Первой мыслью было обнаружить, жив он или мертв. И если еще жил, то укокошить его своими руками, получив от этого удовлетворение. Но опыты он проводил слишком давно. Мог родиться в конце позапрошлого века или в самом начале прошлого. Насколько я понял, обладание дарами не могло существенно продлить человеческую жизнь. Значит, шансов застать Октавиана живым у меня было мало.

— Ну, иди сюда… — кряхтя, я вытащил книгу жизнеописаний Примогенов и бахнул на столик. Подкрутил свет в лампе так, чтобы горело поярче, и принялся листать фолиант.

Это и правда оказалась книга, собравшая всех Примогенов двадцатого века. Оглавление выстроили по алфавиту.

— О… Где у нас «О»… — я провел пальцами по столбику указателя страниц… Ага, Октавиан.

Всего за целый век Примогенов набралось с три-четыре десятка. Не так уж и много, если подумать. С другой стороны, если за каждым из них водился грешок, подобный Октавиановскому, это была уже очень серьезная банда преступников и убийц.

Интересно, знала ли сама государыня Ольга Николаевна об этом? И если знала, то как могла допустить подобное после того кровопролития, на которое пришлась ее молодость? Я не исключал, что чудом спасшаяся девица, в силу своей юности, могла отдать управление государством на откуп кабинету министров, но…

Почему-то мне думалось, что женщина на троне должна быть более милосердной. Так уж повелось, что от дам ожидали умения сглаживать острые углы и проявлять чудеса обезоруживающей дипломатии там, где мужики бы уже давно друг друга поубивали. Тем более Ольге Николаевне досталось если не пепелище, но уж точно здорово ослабленная Мировой войной, Революцией и Реставрацией страна.

Я ещё тогда приметил в колоде Таро, которой пользовалась сестра Аурелия, карту под названием «Императрица» — и там была изображена беременная красивая правительница в окружении буйной растительности: под ногами клонила к земле тяжелые колосья пшеница, за ее спиной пышно цвели деревья… Словом, торжество плодородия и созидания. Почему-то мне казалось, что настоящая императрица должна быть именно такой. Пестовать жизнь.

Но что получилось у Ольги Николаевны?

Остановить кровопролитие — да, но не сразу. Восстановление страны — да, но на это ушло все ее правление. Создание нормального парламента и других социальных институтов — тоже важно, дело хорошее. Она понимала, что структуру власти придется изменить, чтобы избежать новых волнений. У верных императорскому дому семей пробудились дары, и это тоже было использовано во благо. Хотя бы поначалу. Но появился и Орден, словно клякса на красивом документе. И у меня не укладывалось в голове, как правительница, которая действительно положила жизнь на восстановление родины, могла проглядеть дела Ордена…

«Ну ты нимб на императрицу-то не вешай», — вмешалась Тьма. — «Все ошибаются, даже государи. Человек несовершенен, даже если он помазан на царствование».

— А ты — совершенна?

«Как сила может быть совершенной? Сила — это мощь, импульс, энергия. В этом и заключается величайший парадокс: силе, дабы ей реализоваться, нужен человек. Человек способен измениться под влиянием этой силы и обретения власти. Но то, кем он в итоге станет, зависит от него самого. Человек — существо хаотическое, если угодно так выразиться, беспорядочное и слишком подверженное страстям. А человек могущественный… Кому я рассказываю? Ты сам все знаешь, Хрусталев».

— Ну, допустим. Так ты об этом говорила, что собираешься изменить человека?

«В какой-то степени. Невозможно изменить природу, но можно изменить видение».

Почему-то мне вспомнился Хаксли с его «Дивным новым миром». Лишь бы это не докатилось до Замятина с его «Мы» или, не дай боже, Оруэлла. Мысль о том, что Тьма собиралась вмешаться в человеческое естество, все еще вызывала у меня непонятное отторжение. С другой стороны, порядок — это порядок. Но порядок — дело хорошее, когда он справедлив. Когда, например, охреневшие от вседозволенности власти Октавианы не экспериментируют на детях, а торчат до конца своих дней в тюрьме или закрытой лечебнице. Или и вовсе оказываются прикопаны где-нибудь в лесочке…

Я нашел нужную страницу и уставился на портрет душегуба. Гравюра была выполнена с большой искусностью. Со страницы на меня смотрел благообразный дедуля в костюме-тройке и при галстуке. Лицо казалось вытянутым из-за обильных залысин, глубоко посаженные глаза смотрели умно и спокойно. Никакого маниакального блеска и безумной улыбки, разумеется. Овальные очки в тонюсенькой оправе придавали душегубу интеллигентный вид. Воротник рубашки был накрахмален, на галстуке красовалась изящная заколка с гербом ордена, из кармана выглядывала цепочка часов.

— «Примоген Октавиан», — прочитал я. — Дослужился, значит, паскуда такая.

Вот так всегда. Встретишь такого в булочной или театре и подумаешь — милейший же человек, приятнейший во всех отношениях. А оно вот как на самом деле. Тьфу.

Я пробежался по его биографии. Настоящее имя — Тимофей Сергеевич Бутурлин, третий сын графа Бутурлина. Родился в 1905 году в Москве. Окончил гимназическое отделение лицея Цесаревича Николая. В период Реставрации перебрался в столицу и поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета, выбрал естественно-научное направление.

— Что ж, это кое-что объясняет, — хмуро сказал я. — Человек науки, ага. Так… Метка обнаружена в 1922 году. Семнадцать лет.

Но тогда Ордена еще не было. Судя по тому, что Октавиану-Бутурлину дали спокойно доучиться, он мог контролировать свою силу либо она проявилась позже.

— «Один из первых членов Ордена», — прочитал я. — «С 1931 года заведовал направлением изучения потенциала силы».

Догадка подтвердилась. Что там дальше? В 1947 году получил ранг отца — засиделся в «братьях», однако. Хотя, вероятно, эти ранги придумали позже. С 1963 года — постоянный член Совета. В 1982 году стал Примогеном. Вот так, вся жизнь в сухих цифрах. И ни слова о его истинных деяниях. Только об открытиях, которые совершил Октавиан во благо Ордена. А о том, за чей счет это было сделано, деликатно умолчали.

«Создал надежную систему оценки потенциала носителей печати Тьмы. Награжден титулом Примогена за углубленные исследования… бла-бла бла».

Интересны были обстоятельства смерти этого душегуба. Судя по всему, его все-таки настигло возмездие, пусть и спустя столько лет.

«Погиб вместе с исследовательской группой в собственной лаборатории в 1989 году во время проведения исследований над опасным объектом, не успев закончить работу над инициативой „Лазарь“…»