Первая кровь (СИ) - Черемис Игорь. Страница 7

Её вырвало.

Она тихо простонала и обмякла. Я еле удержал её небольшое тельце, перехватил её под руку и осторожно отодвинул от лужи рвоты. Но под девушкой уже расползалась другая лужа — желтовато-прозрачная. Я отодвинулся ещё дальше, но лужа никуда не делась и продолжала увеличиваться. Я снова подвинулся, но лужа опять двинулась за нами. Потребовалось ещё четыре шага, чтобы Алла иссякла.

Первым моим побуждением было бросить её здесь. Но я слышал звук удара её головы об пол, и он мне не понравился; впрочем, крови на затылке не было, а всё остальное вроде не страшно, если я правильно помнил уроки первой помощи. Но мне не хотелось, чтобы кто-то нашёл её вот в таком виде — обмочившуюся, пьяную и без сознания. Мне почему-то стало её жалко.

От кухни до нашей комнаты было ровно двадцать четыре шага. С девушкой подмышкой я ввалился в тамбур, затащил её в ванную и умыл, разбрызгивая воду. Потом прислонил её к стене, опустился на корточки и одним рывком снял обосанные трусы и бросил их на пол. Туда же спустя несколько мгновений отправился и халатик, который она тоже умудрилась обоссать, да ещё и рвотой испачкать. Не обращая внимания на то, что передо мной находится совершенно голая женщина, я усадил её на пол, а сам пошел за одеждой.

Я добыл из шкафа запасные треники и старую рубашку, которую порвал ещё в сентябре — на выход она не годилась, но в общаге использовалась — и вернулся к девушке. Прихватил и полотенце — оно, конечно, было далеко не свежим, но вряд ли Алла в состоянии это понять.

Каким-то чудом ничего не свернув, я запихал её в ванну и вспомнил, что не подобрал температуру воды. Естественно, сначала пошла прохладная — и Алла промычала что-то недовольное. Но я справился и обмыл её всю. Использовать мыло не стал — это было бы слишком.

В комнату я вернулся с девушкой на руках — она была криво и косо одета в мою одежду и почти сухая — и свалил её на кровать Казаха. Потом бессильно плюхнулся на свою кровать. У меня было такое чувство, что я пробежал километров десять, причем на лыжах и по асфальту.

Тащить Аллу к нам было глупо. Но я понятия не имел, где она живет и как искать её комнату. «Ничего, проспится и уйдет», — подумал я.

Впрочем, для меня пока ничего не кончилось. Я взял в ванной половую тряпку и сходил на кухню, чтобы убрать там следы пребывания пьяной девушки. Потом немного прополоскал её скудную одежду, отметив, что на ней даже лифчика не было — хотя с её размером груди это немудрено. Развесив халат и трусики на натянутой трудолюбивыми татарами веревке, я вернулся в комнату.

И лишь ещё раз посмотрев на мирно посапывающую девушку, я вспомнил.

Как раз в конце первого курса у нас в общаге умерла какая-то девица. Кто-то — как бы не Дёма — рассказывал, что дело происходило прямо на нашем этаже, что она была совершенно голая и жестоко изнасилованная, ей перерезали горло и сильно избили. Ну или проделали всё это в другой последовательности, детали я запамятовал.

Тогда я пропустил эту информацию мимо ушей — убитую я не знал, никаких эмоций эта смерть у меня не вызвала, и даже дежурная беседа с молодым участковым — милиция опрашивала всех студентов, которых смогла найти — надолго в памяти не задержалась.

А теперь всё встало на свои места. Изнасилования и убийства, разумеется, не было. Была обычная, затянувшаяся до утра пьянка старших курсов, на которой одна из учкастниц выпила больше нормы, а потом ушла искать то ли приключений, то ли добавки, но неудачно приземлилась на пол кухни на нашем этаже и тупо захлебнулась рвотными массами — я слышал, что от сотрясения мозга человека тошнит. Меня рядом не случилось — я тогда не прогуливал занятия и как раз в это время входил в кабинет Рыбки.

Я подумал, что ничего необычного в такой смерти не было — люди умирают постоянно и в самых разных обстоятельствах, а пьянство заслуженно держит пальму первенства в списке причин несвоевременных расставаний с жизнью. Но меня поразило другое. Я вдруг понял, что только что изменил историю, пусть пока лишь для отдельно взятой девушки Аллы, которая получила шанс всё-таки прожить свою жизнь. Но это означало, что я могу повлиять на судьбы не только мало кому интересной девушки, но на судьбы страны или даже всего мира. Если, конечно, пойму, как это работает и смогу применять свои способности не по наитию, а по точному расчету. Потом я мысленно отругал себя — я должен был это понять, когда вместо алгебры сидел на полу нашей кухни, чего в первой моей жизни не происходило. Историю я поменял в тот момент, когда осознал себя в прошлом. Всё остальное было следствием.

Но чтобы что-то менять, нужно хоть немного представлять, как работает то, что ты собираешься сломать. Мне нужна была информация — много-много информации. Я рассчитывал получить её из самого надежного источника. Из периодической печати.

[1]: должен признаться: сравнение девушки с царевной-лягушкой полностью утащено из читанной мною в юности повести, название которой я благополучно позабыл

Глава 3. Хорошая девушка Алла

От автора: а правду говорят, что если на автор. тудей долго не давать проду, то автора сажают в клетку и заставляют писать?

***

— Ты кто?

Над столом, который теперь разделял наши с Казахом кровати, появилась лохматая голова. Алла подслеповато щурилась на свет настольной лампы, который заменял нам ночник. Время, правда, было ещё детское — всего три часа дня, до захода солнца оставалось прилично, но наше окно выходило на север, и в комнате было сумрачно даже в самый солнечный полдень.

Пока девушка спала, я развил кипучую деятельность. За первые два года в общаге я так и не постиг некоторых хитростей, которые позволяли сделать жизнь в ней вполне сносной. Потом я переехал в московскую квартиру к первой жене и рассчитывал на долгую совместную жизнь, но не сложилось. Мы развелись сразу после моего диплома, и я, не желая возвращаться на историческую родину — слишком много всего происходило в стране и особенно в столице, — подал документы в аспирантуру. Это был самый простой способ получить койко-место и не загреметь в армию; в чуть более сложном — обзаведении вторым ребенком — тогда ещё жена участвовать отказалась.

Будучи аспирантом, я жил один в маленькой комнате блока; я не знал, почему дефицитная жилплощадь пустовала, но мне это было даже на руку. Я наладил отношения с комендантшей Верой Павловной, которую мы на первых курсах сильно недолюбливали — уже не помню, за что. После этого на меня пролился буквально дождь различных плюшек — от вполне приличных стола и стульев до расходников и прочего барахла, которое находилось в распоряжении коменданта. Она, конечно, потом припахивала меня по разным мелким надобностям, но я считал это небольшой ценой за комфорт.

Вот этой опцией я и воспользовался. Вера Павловна, разумеется, отнеслась к визиту какого-то первокурсника с определенным сомнением, но я сумел убедить её, что для успешной учебы мне и моим товарищам не хватает сущих мелочей. Она вняла голосу разума, и у нас в комнате появилось много всего нужного и полезного. Например, второй стол, который был хорош без дураков — с прямоугольной столешницей цвета застывшей глины, без тумб, но с металлической рамой, которая была надежной и черной, как африканская солидарность.

У нас уже был многофункциональный уродец, который в зависимости от наших потребностей был обеденным, письменным, а иногда и карточным столом — если мы собирались расписать «пульку» в преферанс под пиво. Теперь его место занял новый красавец, а уродец переместился на свободное пространство между мной и Жасымом.

Именно из-за него на меня сейчас и смотрела Алла. Я же наискосок возлежал на своей кровати, опершись о стену и положив ноги на свежеприобретенный в той же волшебной кладовке табурет.

— Егор, — ответил я. — Очень приятно.

— Егор… Егор… — она смешно сморщила носик. — У меня есть несколько знакомых Егоров… Ты не один из них?

— Я тебя пьяную на кухне подобрал.