Пощады, маэстрина! (СИ) - Завойчинская Милена. Страница 3
Папашка крохи — мажор, привыкший к безнаказанности. Поспорил с приятелями, что затащит Мариэллу в постель, злился, что никак это не удается, и она хоть и верит его ухаживаниям и сладким речам, но дальше свиданий никак не заходит. Ссора. Его пьянка с друзьями. Упившись, он возвращался в студенческое общежитие и столкнулся на улице с несговорчивой девушкой. Что уж у него в голове перемкнуло, раз он решился на такое, неясно. Но парень оглушил ее и уволок в съемный домик, куда водил шлюх. Опоил, надел ошейник из какого-то странного материала и неделю методично избивал и насиловал, приходя после занятий и бросая связанной на ночь, когда возвращался в общежитие. А в академии рассказывал, что встретил ее в городе, и, мол, она ему сказала, что нужно срочно уехать навестить заболевшую бабушку.
А вот дальше непонятно. То ли Мариэлла решила мне это не передавать, то ли сама не помнит. Каким-то образом она вновь уже на территории академии, у лекарей. А этот маньяк-насильник исчез в неизвестном направлении, и сведения о нем теряются. Но вроде она ни при чем. Кто-то ее спас? Кто и как? Как она попала из того домика в академическую больницу? Что показало расследование и рассказала ли она вообще хоть кому-то о произошедшем? Куда исчез парень? Никаких сведений я из видений не получила.
Академию девушка окончила с отличием, несмотря на шок и случившуюся беременность. Доучилась, скрывая свое состояние. Сама она была в ужасе, отчаянии и панике, что не предусмотрела, не предприняла меры, но как поступить с уже случившимся, не понимала. О беременности не узнал никто. Ни соседки по комнате в общежитии, ни бабушка.
Самая способная ученица курса, талантливый алхимик-зельевар, Мариэлла даже получила предложение о работе еще в середине последнего года обучения. И большую часть выпускных экзаменов сдала экстерном, что ей позволили ее высшие баллы. Так никому и не рассказав о своей беде, сразу как только освободилась от учебы, девушка уехала сюда, доходила оставшиеся пару месяцев срока, тут родила и жила пока с малышкой. Как я поняла, сначала хотела подкинуть ребенка к крыльцу сиротского приюта. Но не смогла, тянула, надеялась принять, но...
А потом тут почему-то оказалась я.
Перед сном, смирившись с невероятностью ситуации, я заставила себя поочередно принять еще два флакончика. Активировала их, прочитав очередные волшебные слова из инструкции. Снова узрела что-то из воспоминаний прошлой жизни Мариэллы.
Сначала симпатичный каменный дом. Пожилая улыбчивая женщина в элегантном старинном платье. Ее прехорошенькая внучка.
И напоследок получила сжатую информацию о знакомых и однокурсниках, с которыми тесно общалась девушка. Короткие сценки, обрывки разговоров, ситуации, мнение об этих людях, общее понимание, кто есть кто.
Я долистала тетрадь до последней страницы и обнаружила финальное послание.
«Спасибо, моя незнакомая спасительница, что прошла этот путь и впитала воспоминания, которые я для тебя законсервировала. Пожалуйста, прими последнее зелье. Прочитай слова ниже. И приложи ко лбу схему, которую я нарисовала на вложенном листке. Я вручаю тебе свою судьбу, свой дар, свои знания, навыки и умения, все, чем владею. Забери мою жизнь, исправь ее, умоляю, стань мной. Взамен принимаю твой путь и клянусь пройти его достойно. Обратной дороги нет, не ищи ее. Отныне ты — это я, а я — это ты».
Нет-нет-нет!
Стань мной?!
Я вскочила и забегала по комнате. Нервно прищелкнула пальцами и подпрыгнула на месте, когда вдруг зажглась свеча на столе. Светильник же снизил интенсивность освещения.
И вот только сейчас я взглянула на себя. Ночная длинная сорочка, в которой я проснулась и провела весь день. Не моя, кстати. Посмотрела на свои босые ноги. Узкие аккуратные ступни с высоким сводом, размер небольшой. И нет яркого педикюра, который я делала накануне. Пошевелила пальцами. Чужими пальцами, не моими.
Уже понимая, что и руки будут не мои, я все же всмотрелась в них. Сжала и разжала кулаки. Полюбовалась на изящные ладони, на тонкие длинные пальцы с аккуратными ноготками без маникюра. Почему я не заметила этого за целый день? Я совсем слепая?! Как можно было не увидеть, что это чужие руки?!
Приподняла длинный подол и осмотрела то, что открылось. Что ж, и тело не мое. Нет шрамов от удаления аппендицита и от вмешательства с лапароскопией. Увы, я не самый здоровый человек. Это же тело принадлежит молодой особе, недавно рожавшей, живот еще выдает это. Но при этом лишнего веса нет. То ли Мариэлла так мало ела на нервной почве, что и не поправилась за беременность. То ли успела исхудать за прошедшие два месяца. А вот грудь, которую я тут же принялась ощупывать, пустая. Молока нет совсем.
Я уронила руки и постояла, делая размеренные вдохи и выдохи. Дышим, Машка. Дышим. Не знаю как, но ты оказалась в волшебном мире в теле девушки с похожим именем. Может, как раз потому, что имена созвучны? Я Мария, она — Мариэлла.
Я потянулась и перекинула на грудь длинные волосы, заплетенные в растрепанную косу.
Глубокий каштановый цвет, тяжелые, плотные и совершенно прямые. Мои совсем не такие, у меня пушистые, вьющиеся и темно-русые.
Ох! Так это что получается?! Раз я тут, то она на Земле, и мы поменялись телами?
Не скажу, что я сразу приняла эту немыслимую ситуацию. Металась по комнате в попытках найти зеркало. Щупала свое лицо. Пыталась рассмотреть отражение в тазике с водой. Даже всплакнула потихоньку, чтобы не разбудить спящего младенца.
А потом внезапно успокоилась, подошла к столу, села. И выполнила последнюю инструкцию. Зелье. Активация. Рисунок, приложенный ко лбу.
И мир взорвался. А я сгорела в пламени, похожем на северное сияние. Оно было горячим, обволакивающим, очищающим, наполняющим. Не было больно, но меня не стало, я словно растворилась.
— Маузе́ль [1]! — разбудил меня чей-то голос. — Маузель! Вам письмо.
Я разлепила глаза и обнаружила, что опять упала лицом на скрещенные на столе руки и так и заснула. И оказалось, что уже утро. И я проспала прошлое кормление малышки, но она не плакала почему-то.
Тело затекло от неудобной позы, и я еле разогнулась. С трудом села ровно и обернулась.
У открытой двери стояла девица лет двадцати пяти с неприязненно поджатыми губами. Смотрела она не на меня, а на корзинку в углу, где снова выпуталась из пеленок кроха.
— Письмо? — хриплым со сна голосом уточнила я.
— Да, маузель. Я войду?
Какое странное обращение — «маузель». Словно обрезанная форма традиционного французского обращения к незамужним дамам.
Почему-то мне не хотелось позволять девушке входить. Я сама выбралась из-за стола, босиком прошла к двери и протянула руку. Та скривилась, словно я сделала что-то не то, но отдала мне запечатанный сургучом конверт из плотной бумаги.
— Хоть бы в порядок себя привела, — пробормотала горничная, глядя под ноги, вроде как сама себе, но при этом, чтобы я услышала. — Падшая женщина...
— Алиса, — негромко позвала я девушку. Имя всплыло в памяти само собой. — Ты ничего не перепутала?
— А? — глупо переспросила она. — Чего?
— Назови мне характеристику термина «падшая женщина», — велела я.
— Ну... это... — забегали у нее глаза. Она почему-то была уверена, что я проглочу оскорбление. Из чего делаем вывод: Мариэлле пришлось несладко, но она отмалчивалась.
— Конкретнее! — негромко скомандовала я.
— Ну... которая мужчин... того... Меняет. Вот. И, значится, не блюдет себя.
— То есть — это ты? Ты ведь спишь одновременно с несколькими мужчинами, с каждого берешь деньги и подарки. Каждого уверяешь, что он единственный. Или это считается не «падшая», а шлюховатая и продажная?
Понятия не имею, откуда я взяла эту информацию. Наверное, знала об этом прежняя владелица тела, куда меня занесло.
Алиса вытаращилась на меня и побагровела. Открыла и закрыла рот. Нервно сжала ткань фартука.