Крестные дети - Колридж Николас. Страница 101

Эта фотография усилила всеобщие сомнения. Изображенный на ней человек, сидящий в плетеном кресле на фоне Индийского океана, казался таким уверенным в себе и спокойным, что ни у кого не возникло бы и мысли, что он собирался сорваться и удариться в бега.

Сообщалось, что за публикацию фотографии Сэффрон Уивер получила в общей сложности больше полумиллиона долларов, что можно было считать скромной компенсацией за все ее страдания.

Со временем этот снимок стал главной иллюстрацией скандала вокруг имени Маркуса Брэнда. В свои шестьдесят восемь лет он сохранил былую красоту. Глядя на фотографию, всякий уверовал бы, что в юности Маркус был неотразим.

Его взгляд выражал чувство всепоглощающего превосходства, волосы остались густыми и черными, и только на висках появилось приличествующее количество седины.

На запястье виднелся платиновый браслет часов «Патек Филипп», вторая рука лежала на ладони его молодой жены. В большинстве статей, описывавших последние дни Маркуса Брэнда, утверждалось, что они проводили целые дни, медитируя и занимаясь йогой в домике, построенном специально для этих целей. Многие тогда удивлялись, что Маркус, которого никто не видел сидящим на одном месте больше десяти минут, посвятил свои последние часы медитации. Было бы гораздо проще представить, что он провел их, катаясь на водных лыжах, охотясь на акул или отчитывая подчиненного по телефону.

Не было бы преувеличением сказать, что все воскресные газеты писали о таинственном исчезновении Маркуса Брэнда. Его история пересекала государственные границы, и каждый редактор, журналист или ведущий новостной программы считал своим долгом отрезать от нее кусочек. Но, разумеется, наиболее ощутимое потрясение почувствовал деловой мир. Сразу же после исчезновения Маркуса акции Корпорации Брэнда на Нью-Йоркской фондовой бирже упали с семидесяти восьми долларов сорока центов до трех долларов.

Ни тело Маркуса, ни водный мотоцикл, на котором он бежал, так и не были найдены.

Многие пробовали воссоздать поминутно хронологию его последних дней, включая гипотетический разговор с главными представительствами в Лондоне и Гонконге, и написать краткие биографии крестных детей, которые были в гостях у Маркуса в тот злополучный день. Комментарии, появлявшиеся в газетах, различались существенным образом. «Уолл-стрит джорнел», всегда и во всем помогавший убежденному капиталисту мистеру Брэнду отзывался о нем как об «Икаре, который слишком приблизился к солнцу». Выражалось сожаление по поводу безвременного ухода одного из самых талантливых предпринимателей, открывшего множество новых рынков, в особенности в странах бывшего Советского Союза.

Другие голоса были менее благосклонны, авторы некрологов не стеснялись называть Маркуса «пятном на репутации крупного бизнеса». По утверждению некоторых комментаторов, «ни для кого не было секретом, что Корпорация Брэнда переживала не лучшие времена». Эти ученые мужи, которые никогда не говорили в своих колонках о подобных подозрениях, теперь призывали к общественным слушаниям и наказанию властей, никоим образом не вмешивающихся в ситуацию.

Многие журналы писали о «Маркусе и его женщинах», о трех десятилетиях фотогеничных любовниц, публиковали свадебные фотографии, сделанные на борту «Маклера». Увидев себя в объятиях ненавистного отца, Сэффрон не смогла читать журнал дальше. Джеми больше всего понравились фотографии Клеменс на юге Франции. Он по-прежнему считал ее крайне привлекательной и желал знать, что с ней стало.

Разделы об искусстве поднимали вопрос о праве «Сотбис» на знаменитого Ван Гога. Их пресс-атташе сообщил, что после этого случая кредитная политика известного аукционного дома оказалась существенным образом пересмотренной.

Даже колонки про недвижимость не обошли вниманием исчезновение Маркуса Брэнда. Их авторов интересовало, что же теперь будет с многочисленными особняками в Кап-Фера, Хэмпшире, Вайоминге, на Бали и в Лондоне — на Парк-авеню и Сент-Джеймс-плейс.

Единственным из крестных детей Брэнда, кто расстроился, узнав, что крестный умер нищим обладателем многомиллиардного долга, был Чарли. Он не мог поверить тому, что писали в многочисленных статьях, анализировавших последние месяцы деятельности Корпорации Брэнда, когда она торговала несуществующими товарами и искусственно поддерживала рыночную стоимость собственных акций за счет полулегальных офшорных фондов. Если бы Маркус был жив, он непременно подал бы на них в суд за клевету!

Несколько месяцев фотографии крестных детей не сходили со страниц газет. Стюарт и Мэри едва мирились с этим, а Джеми сумел подзаработать, продав журналу «ОК!» собственную версию событий, а также фотографии гостей за столом на террасе и Чарли, сидящего на водном мотоцикле. Подпись под последним снимком гласила: «Финансист лорд Криф был одним из множества знаменитостей, приглашенных тогда на остров», — что вызвало у Джеми бурную радость.

Вскоре после выхода статьи он заявил о своем желании оставить Амариллис и Англию, переехать на западное побережье Америки и попробовать себя на поприще актера. Позднее он признался Чарли, что ему удалось сняться только в нескольких порнографических фильмах. Джеми пытался уговорить старого приятеля перебраться к нему. Ему платили за то, что он занимался сексом с блондинками — чаще всего несколькими одновременно — с огромными силиконовыми грудями. Джеми взял творческий псевдоним Напористый Рикки.

Все крестные дети были рады до безумия, когда Мэри и Стюарт наконец-то скромно объявили о своей помолвке. Они обвенчались прохладным июньским утром в небольшой церквушке неподалеку от Бриджоф-Эск и устроили обед на двадцать пять персон в Арднейсаге. Подружкой невесты была Клара, а начальник Стюарта Манфред Фримель исполнял роль шафера. Мама Стюарта, которая уже очень ослабла, все равно прилетела в Шотландию, Абби выкатила ее кресло-коляску в первый ряд, где она сидела рядом с Белиндой Меррет и Мэри Джейн Криф. Несмотря на неудачную погоду, все сошлись во мнении, что это была самая прекрасная и счастливая свадьба в мире: Мэри и Стюарт составляли идеальную пару, а Клара обожала своего крестного. Мэри была очень довольна, когда братья Криспина, Гай и Руперт, приехали из Норфолка в Ангус на ее венчание. Сперва она чувствовала себя неловко и опасалась, как бы они не подумали, что Мэри предала память об их брате. Но они были так рады встрече и так искренне поздравляли новобрачных, что она быстро успокоилась.

Спустя два месяца после их бракосочетания из Лос-Анджелеса пришла посылка. Внутри была записка, нацарапанная неряшливым почерком Джеми: «Простите, что не смог ответить на ваше приглашение. Я занят все дни (и ночи) напролет. Отправляю вам запоздалый свадебный подарок. Это не бог весть какая ценность, но, думаю, вам он придется по вкусу. Если не сможете угадать, что это, спросите Чарли. Он знает». Кроме записки в коричневой коробочке было дешевое пресс-папье с двумя волосками внутри.

Мэри осмотрела подарок без особенного энтузиазма и передала его Стюарту:

— Я, конечно, уважаю Джеми, но зачем он отправил нам это?

— Кто его знает? Интересно, чьи это волосы. Это все очень странно.

В конце концов, решили позвонить лорду Крифу, который сразу же все вспомнил:

— Черт возьми, это был свадебный подарок Джеми? Какой декаданс! Это лобковые волосы Сэффрон и Маркуса.

Оказалось, что когда-то давно Джеми нашел оба волоса на постельном белье в «Монпелье-гарденс, 60», после того как Брэнд и его крестная дочь покинули номер. Забавы ради он положил их в спичечный коробок, а потом поместил в самодельное пресс-папье.

Утром следующего дня, когда Стюарт ехал на работу, его посетила блестящая мысль. Вечером он поделился ею с Мэри. Проведя бессонную ночь, Мэри согласилась провести анализ ДНК. Худшее, что могло ждать ее, — подтверждение ее опасений.

Когда пришли результаты теста, она долго не решалась открыть конверт. Но ответ был однозначным: анонимный белый мужчина, чей лобковый волос подвергался исследованию, не является биологическим отцом мисс К. Гор. Маркус — не отец Клары! Все-таки она дочь Криспина! Никогда еще Мэри не была так счастлива. Незадолго до Рождества она узнала, что беременна, и на сей раз ни секунды не сомневалась относительно отцовства.