Крестные дети - Колридж Николас. Страница 11

В судьбах мальчиков были и другие различия. Крифы, которые жили далеко на севере, могли оплатить дорогу из Арднейсага до «Бродли-Корт» лишь один раз в год. По воскресеньям, когда к ученикам приезжали родители, Чарли оставался один. К счастью, Темплы с радостью брали его с собой в путешествия по окрестным ресторанам.

Дружба Крифа и Темпла многим казалась странной. Никто не мог понять, почему Джеми так много времени тратит на Чарли, при том что у него полно друзей всех возрастов. Он очень легко располагал к себе новых людей, это не стоило ему ровным счетом никаких усилий. Сидеть рядом с Джеми на уроке или играть с ним в одной команде значило стать его другом. Если бы кто-нибудь попросил учеников «Бродли-Корт» составить список десятерых своих лучших друзей, то имя Темпла-младшего было бы одним из самых часто упоминаемых, тогда как о Крифе, скорее всего, никто и не вспомнил бы. Дело вовсе не в том, что Чарли был совсем неинтересным ребенком, просто он производил впечатление равнодушного ко всему мальчика, и люди этого побаивались.

Они часто вспоминали каникулы на Кап-Фера. Джеми любил изображать Клеменс. Он обматывал накидку вокруг пояса, как юбку, подкладывал за рубашку носки, скатанные в клубок, и говорил с забавным французским акцентом: «И так, как тебе нравится роль отца, Маркус?» Чарли был уверен, что Стюарт Болтон был простым мошенником. «Держу пари, — говорил он, — Стюарт вовсе не тащился за катером на брюхе. Это просто невозможно. Он придумал все, чтобы похвастаться». Но больше всех доставалось несчастной нервной, толстой американке Абигейль. Мэри почти не вспоминали, а вот Сэффрон оставила о себе очень приятные воспоминания. Во всяком случае, у Джеми:

— Сэффрон очень сексуальная. Я люблю блондинок.

— Мне так не кажется.

— Да уж посексуальнее твоих сестренок. Их будущие мужья женятся на самках орангутанга.

Чарли рассмеялся. Шутить про его сестер, Мэри Джейн и Аннабель, разрешалось.

На уроках мальчики сидели за соседними партами. Несмотря на полное невнимание ко всему, что происходило на уроке, Джеми быстро соображал и всегда одним из первых сдавал экзамены. На контрольных чаще всего Чарли списывал у Джеми, а не наоборот. Чарли никогда не приходил на экзамен без аккуратных шпаргалок в рукаве или под язычком ботинок. Он переписывал даты правления королей и королев Англии и названия книг Ветхого Завета на промокашку, которую после экзамена разжевывал до однородной массы.

Режим дня в «Бродли-Корт» был настолько плотным, что у детей почти не оставалось свободного времени. Арчи Трампер — бессменный директор и хозяин пансионата со времен Второй мировой войны — пользовался репутацией педагога классической школы и наставника гениев. Он старался всячески поддерживать эту репутацию и поэтому всегда нанимал наихудших учителей.

Дважды в день, утром и вечером, в школьной церкви проходили службы; Арчи Трампер совершал их самостоятельно. Он надевал сутану и пожелтевший стихарь и читал мальчикам мораль по поводу важности контрольной по английскому языку и безнравственности современной поп-музыки («…своими длинными вьющимися волосами они походят на девчонок, а пением — на мартовских котов») или оглашал списки лучших учеников «Бродли-Корт» с их воинскими званиями и датами гибели во время Первой и Второй мировых войн.

Еще он любил проводить викторины по Священному Писанию.

Подобно другим частным школам в конце шестидесятых, «Бродди-Корт» постоянно нуждалась в деньгах, и большинство школьных потребностей удовлетворялось за счет сбора дополнительных средств с родителей учеников. Родители, разумеется, приходили в бешенство. Они платили за обучение приличные деньги, и при каждом удобном случае с них хотели получить еще и еще.

Майкл Темпл всегда одним из первых отправлял чек, на что бы ни собирались деньги, хотя и говорил при этом, что чувствует себя так, как будто пришел в дорогой ресторан, а его просят заплатить за мытье посуды. Крифы никогда не утруждали себя такими проблемами, они спокойно игнорировали все просьбы, полагая, что их социальное положение освобождает их семью от обязанностей подобного рода.

В те дни в «Бродли-Корт» собирали деньги на ремонт сетей для крикета. Каждому мальчику было дано задание найти десять фунтов для этой цели. Арчи Трампер сказал: «Сами решайте, как вы получите эти деньги. Можете подрабатывать кадди в местном гольф-клубе по выходным или попросить, чтобы родители заплатили вам за что-нибудь, например почистите им обувь».

— Вот что я тебе скажу, Чарли, — заявил Джеми, — я не собираюсь чистить обувь, у меня есть идея получше. В конце концов, моему отцу чистит обувь слуга.

— И где ты собираешь взять эти деньги?

— Я напишу нашему крестному Маркусу и попрошу у него двадцать фунтов для нас двоих! Уверен, он сразу же нам их вышлет.

Оба приятеля сразу же загорелись этой идеей. Вместе они написали письмо, где объясняли, зачем им нужны эти деньги, и просили как можно скорее выслать наличные в «Бродли-Корт».

Десять дней они ждали ответа.

Ответ пришел на одиннадцатый. Ребята сразу же узнали его, потому что на конверте был напечатан адрес Маркуса на Пэлл-Мэлл^[3].

Они открыли конверт. Внутри не оказалось ничего, кроме листа плотной кремовой бумаги, на котором было напечатано название компании Маркуса. Подпись принадлежала не Брэнду, а какому-то «директору по инвестиционной политике». В послании говорилось:

«Ваше письмо, адресованное председателю правления, было переправлено в наш отдел. Как Вы, должно быть, догадываетесь, мы ежедневно получаем подобные просьбы от множества благотворительных организаций со всего мира, но, к сожалению, не можем помочь всем нуждающимся. Тем не менее мы желаем Вам успехов в Вашем начинании и надеемся на дальнейшее плодотворное сотрудничество».

Это была первая, но далеко не последняя попытка крестных детей Маркуса Брэнда получить от него деньги. Разница заключалась только в том, что впоследствии запрашиваемые суммы постоянно росли.

Глава 4. Ноябрь 1968 года

Стюарт Болтон шел от автобусной остановки со своими школьными приятелями Миком и Джинджером. Подойдя к заводу, находившейся неподалеку от пивного завода, откуда всегда пахло солодом и хмелем, они заметили большую толпу, стоявшую возле закрытых ворот. Там было около семисот человек, все они слушали трех мужчин, которые что-то кричали в мегафон. Некоторые держали в руках плакаты.

Приблизившись, мальчики увидели два полицейских автобуса, стоявших на соседней улице. В них сидели люди со щитами. Перед воротами завода полицейских было еще больше.

— Глядите, вон мой отец. Он здесь работает, — сказал Мик. — Пойдем спросим у него, что происходит.

Отец Мика, брамми^[4] с невероятно толстой шеей, был соседом Стюарта. Сейчас он стоял вместе с другими рабочими сборочного конвейера. Увидев мальчиков. он уныло покачал головой:

— Они пришли, выставили нас на улицу и заперли за нами ворота. Они выгнали всех.

— Но почему? — спросил Стюарт.

— Новое правление. Хотят уволить половину рабочих и заменить нас роботами.

— Это отвратительно, — вмешался другой мужчина. — Этого ни за что нельзя допускать. Если они уволят хотя бы одного из нас, мы будем работать строго по инструкции^[5].

Стоя в задних рядах, Стюарт едва мог разобрать, о чем говорил цеховой староста:

— Эта акция получила полное одобрение руководства Объединенного профсоюза работников машиностроения.

Мы выступаем не одни, нас поддерживает не только Бирмингемский профсоюз, но и целая отрасль. Если мы выйдем на забастовку, остановятся все заводы от Лонгбриджа до Коули. Нас поддержит каждая профсоюзная ячейка.

— Всеобщая забастовка! — выкрикнул кто-то из передних рядов, ему ответил дружный хор одобрительных возгласов.

— Братья, если понадобится, мы все выйдем на забастовку. Мы дадим руководству урок. Сметикский автоагрегатный завод не потерпит сокращения штатов. Ни единого рабочего места. Наша отрасль будет сражаться за выживание!