Крестные дети - Колридж Николас. Страница 62
— Как ты собираешься доехать до Лондона сегодня после матча? — спросил он. — Если ты согласишься ехать на откидном сиденье, то мы могли бы отвезти тебя на «астон-мартине». Мы едем в Аппер-Филимор-Гарденс.
— Спасибо за предложение, Чарли, но я еду в Суррей.
— В Суррей? Там живет Мэри Меррет. Для меня это место всегда было слишком экстравагантным.
— Что ж, теперь я тоже живу там.
«Все лучше и лучше, — подумал Чарли, — она даже не может позволить себе жить в Лондоне».
— Большинство наших друзей, — сказал он вслух, — живет или в Глостершире, или в Оксфордшире. Мы с Мирандой провели великолепные выходные, в субботу к нам на ужин приходили Сонни и Розита Мальборо.
— Звучит прекрасно, — сказала Сэффрон. — А мы просто поужинали яичницей и отправились спать.
— Может быть, еще увидимся, — сказал Чарли, очень довольный собой. Он считал, что выиграл первый раунд с явным преимуществом.
Во второй половине встречи удача отвернулась от «Блэктон-блюз». Команда Керри Паркера забила четыре безответных гола и к концу седьмого периода вышла вперед. Возбужденный Ник носился по полю, натыкался на собственных игроков и поносил Грасида Инграсиаса, который тоже был готов выйти из себя. И только благодаря двум блестящим ударам издалека в исполнении Карлоса команде Ника удалось вырвать победу в добавленное время.
Ник был в экстазе. Взяв с собой Сэффрон, он повел команду получать приз из рук виконта Кодрея и жены директора-распорядителя «Вдовы Клико». Ник поднял кубок высоко над головой, а братья Инграсиас принялись поливать толпу шампанским. В этот момент Сэффрон заметила в толпе Чарли и Миранду, которые смотрели на нее, раскрыв рты от удивления. По лицу Чарли было несложно догадаться, что он изо всех сил пытается понять, каким же чудом Сэффрон оказалась рядом с Ником Блэкуотером. «И почему это, — думал он, — рука Ника лежит на талии Сэффрон?»
Глава 32. Сентябрь 1991 года
В 1991 году премия Чарли должна была стать наибольшей за всю карьеру. Маркус продолжал использовать «Крукшанк и Уиллис» для своих личных капиталовложений, а Чарли продолжал ревностно охранять каждую из его сделок. Будучи самым крупным частным клиентом фирмы, крестный обеспечил для Чарли надежную опору и защиту. Криф не сомневался, что Маркус никогда не решится на смену брокерской конторы, поэтому его заносчивость и высокомерие росли с каждым днем, и постепенно все подчиненные ополчились против него.
С какого-то момента Чарли перестал понимать, был ли он богатым или бедным. Они с Мирандой жили на широкую ногу, но все равно чуть хуже, чем все их друзья. Его зарплата и премии, регулярно удваиваясь и даже утраиваясь, не успевали за постоянно растущими расходами. Иногда Чарли волновало, что спустя два года после покупки Аппер-Филлимор-Гарденс он не заплатил из его стоимости ни пенни, но потом настроение менялось, и он вновь чувствовал себя очень богатым и умным.
Блестящему коммерсанту, женатому на потрясающей, шикарно одетой даме, владельцу великолепного дома в Кенсингтоне и наследнику поместья Арднейсаг в Ангусе было простительно некоторое самодовольство. Помимо всего этого, он никогда не забывал о перспективе получения солидного наследства от Маркуса. Во всех отношениях он мог считаться последователем и наследником Брэнда. А личное состояние Маркуса приближалось к двум миллиардам фунтов. Глядя на вещи с такой точки зрения, Чарли согласился с требованием жены купить загородный дом.
Получилось так, что появление Олд-Тестбери-Холла на рынке недвижимости совпало с прибытием письма от Алистара Крифа. Пока Миранда за завтраком с угрюмым видом изучала роскошный буклет хэмпширского поместья, Чарли изо всех сил пытался расшифровать почерк своего отца, который стал гораздо менее уверенным, чем раньше. На бледно-голубой почтовой бумаге был напечатан герб Крифов из Арднейсага, их почтовый адрес и старый трехзначный номер телефона. Чарли чувствовал себя немного виноватым за то, что не разговаривал с родителями уже несколько месяцев. Осознавая их враждебность по отношению к Миранде, которую они так ни разу и не пригласили в Арднейсаг, и не имея достаточно свободного времени, Чарли позволил родителям постепенно исчезнуть из своей жизни. У отца были печальные новости. Мать Чарли заболела и уже пять недель не вставала с постели. Никто не мог поставить диагноз. Их семейный врач хотел отправить ее в больницу в Данди, но, узнав, что на том же медицинском оборудовании обследуют малоимущих пациентов. Верена отказалась ехать туда. Далее речь шла о необходимости постоянного сестринского ухода: «Доктор Баннерман сказал, что нам потребуется две сестры, скорее всего, каких-нибудь австралийских девушки, так как твоя мать постоянно нуждается в помощи. Но оплата их содержания просто невероятна…» В бильярдной Арднейсага протек потолок, им пришлось скатать ковры и временно решить проблему с помощью ведер. Алистар надеялся, что ему удастся продать небольшой участок земли, прилежащий к трассе А-90. компании, которая планировала построить там станцию техобслуживания.
«Я отправляю это письмо с надеждой, — сообщал его отец, — что ты поможешь нам оплатить медицинские счета. У нас практически не осталось денег, а эти австралийки желают получать триста фунтов в неделю каждая. Если верить доктору Баннерману, это вполне нормальная цена. Ужасно, но что нам остается? У твоей матери постоянные боли, она, бедняжка. резка со слугами. В любом случае, мне кажется, что девушки из колонии могли бы справиться с этой работой лучше, чем местные шотландки. Чарли, мне ужасно стыдно, что приходится просить у тебя деньги, но до меня доходят слухи, что твои дела идут хорошо. Однажды (недолго осталось ждать!) Арднейсаг станет твоим, и я надеюсь, ты не откажешь родителям в помощи».
Миранда хмурилась над поэтажными планами Тестбери-Холла. Некоторые из спален на втором этаже не имели пристроенных ванных, между кухней и столовой придется пробивать дверь, но во всех остальных отношениях это был дом ее мечты.
Шесть миль от Ньюбери, сады, спускающиеся к реке Лэмберн, идеальный георгианский кукольный домик с девятью спальнями, конюшней со стеклянной восьмиугольной крышей, длинной подъездной дорогой, вдоль которой росли аккуратно подстриженные липы, и кирпичной сторожкой возле плавательного бассейна. Ужасающая цена — три миллиона фунтов — даже ей показалась грабежом.
— Послушай, Чарли, — сказала она. — Мы должны осмотреть этот дом прямо сегодня.
— Сначала прочти вот это, — ответил он. — Письмо от моего отца.
Миранда быстро пробежала письмо.
— Это уже переходит все границы, — сказала Миранда, закончив читать. — Твой отец хочет, чтобы мы платили за двух постоянных работников в его доме? Даже себе мы не можем позволить такого, а твои родители просят выплачивать им содержание, чтобы они могли жить в своем уродливом замке…
— Потише, потише. Арднейсаг вовсе не уродливый, однажды он станет нашим. Мне так же не хочется отправлять им деньги, как и тебе…
— Тогда не отправляй. Откажи. Ради всего святого, Чарли, хоть раз прояви характер. Если ты пойдешь у них на поводу, они никогда от нас не отстанут. Твоя мать, может быть, проживет еще пять лет, и что нам тогда делать? Все время платить этим австралийским сиделкам? А потом заболеет твой отец. И так будет продолжаться до бесконечности.
— Однажды я непременно перееду туда. Однозначно.
— Что же, в таком случае можешь не надеяться, что я поеду с тобой. У меня такое впечатление, что тот дом полностью разваливается. Подумай, сколько денег потребуется на один только обогрев помещений. Я знаю, ты обожаешь полярный климат, но я — нет!
Чарли никогда не обсуждал Арднейсаг с Мирандой. Для него было совершенно очевидно, что когда-нибудь, когда ему придется взвалить на свои плечи обязанности владельца фамильного поместья, они непременно переедут на север или будут проводить там какую-то часть своего времени. Взрослея и богатея, он начинал испытывать двойственные чувства по отношению к дому своего детства. Учась в школе или работая в Гонконге, он отождествлял себя с этим поместьем, которое казалось ему тогда пределом мечтаний любого человека. Теперь уже он не был так уверен. Все его детские воспоминания были несчастливыми. Если бы Маркус оставил ему пару сотен миллионов фунтов, Чарли не стал бы проводить там стишком много времени.