Крестные дети - Колридж Николас. Страница 70

— Думаю, ты слишком хорошо к нему относишься, — сказала Мэри. — Я тоже думала об этом, и мне кажется, что все гораздо сложнее. Понять его мотивации действительно очень сложно. Ты же знаешь, как он любит управлять людьми. Самое большое удовольствие он получает от того, что вмешивается в чужие жизни.

— Да брось ты, это звучит как-то слишком напыщенно.

— Подумай об этом. Мы все становимся все более и более зависимыми от него. Так или иначе мы все с ним связаны. Единственный, кому удалось сохранить независимость, это ты. И только потому, что сказал нет, когда он пытался затащить тебя в свою компанию. Чарли работал на него раньше и, по сути, до сих пор целиком и полностью зависит от прихоти Маркуса. Миранда рассказывала, что Маркус может позвонить в любое время суток, даже глубокой ночью, чтобы обсудить с Чарли покупку каких-нибудь акций.

Джеми тоже работал в его компании и, если верить Абигейль, до сих пор помогает ему проникать в гостиницу через черный ход, чтобы встречаться с любовницами. Теперь Абигейль. У бедняжки давно тяжелый комплекс в отношении Маркуса, и ее психиатр считает, что это действительно опасно. Сэффрон мы уже обсудили, он методично разрушал ее жизнь в течение последних пятнадцати лет — возможно, и дольше. У нее теперь серьезные проблемы, и Маркус в ответе за многие из них. Даже в мою жизнь он умудрился проникнуть — он мой самый крупный клиент, и я не могу отказаться от него. Я никогда не прошу ему того, что он сделал с моим отцом. Ты знаешь, что «Группа Брэнда» даже не платит отцу пенсию? Я размышляла об этом, когда мы сегодня сидели на палубе. Как думаешь, сколько стоила эта яхта? Пять миллионов фунтов?

— Скорее, сорок. Думаю, не меньше сорока…

— Ты шутишь? Господи Иисусе! Прости меня, Стюарт, я не хочу говорить про это, но ничего не могу поделать. Я так злюсь, стоит мне только подумать об этом. Маркус использует всех вокруг. Берет людей и выплевывает их.

— Но нас он не выплюнул, пока во всяком случае. Вместо этого он не перестает приглашать нас к себе в гости.

— Только затем, чтобы утвердить свое влияние. Ему нравится управлять нами. Как во время сегодняшнего обеда, когда он заставил Чарли извиниться передо мной и Флорой. Быть его служащим в каком-то смысле даже лучше — тебя просто уволят, и все. Крестных детей не увольняют, и в этом-то все дело. Конца этому не видно.

— Мэри, никогда раньше мне не приходилось слышать, чтобы ты была такой пессимистичной.

Если ты так его ненавидишь, не следовало приезжать сюда.

Она пожала плечами:

— Я чувствовала, что обязана поехать из-за моего предприятия.

Но ее реальный мотив был другим. Маркус был отцом Клары, и ей хотелось оставаться рядом с ним во благо дочери. Ей нравилось изучать его. узнавать выражения лица и движения, которые Клара унаследовала от него.

— У нас осталось еще пять дней, — сказал Стюарт.

Мэри рассмеялась:

— Ты прав, давай проведем их на славу. Ненавижу, когда он заставляет нас поступать, как выгодно ему. И хуже всего то, что, чего бы он ни потребовал, мы во всем его слушаемся…

Сэффрон загорала обнаженной рядом с вертолетной площадкой «Маклера», нежась в последних лучах вечернего солнца, которые обдавали ее спину нежным теплом. Верхняя палуба была недоступна для всех членов экипажа, кроме Алана, и считалась «зоной обнаженной груди». Алан, который не скрывал своей гомосексуальной ориентации, подавал туда напитки.

Сэффрон с радостью наложила бы на себя руки. Она была в отчаянии, масштабы которого сложно было описать. После обеда Маркус подозвал ее и сказал:

— Боюсь, что должен просить тебя освободить квартиру, как только ты вернешься в Лондон. Она нужна для другого сотрудника.

Сэффрон понимала, какого сотрудника он имеет в виду.

— Мы еще увидимся когда-нибудь? — спросила она. Всегда мечтавшая о свободе, в тот момент она поддалась панике.

— Ну конечно. О чем ты говоришь, черт возьми? Ты работаешь на Барбару, не так ли? У меня в офисе для тебя по-прежнему полно работы.

Над их головами огромные титановые приводы повернули антенну «Маклера» вслед за невидимым спутником.

Больше всего ее напугала холодность, с которой Маркус теперь обращался с ней. Он держался на расстоянии, и Сэффрон не знала, как реагировать на это.

— Если у тебя получится упаковать свои вещи к концу недели, я попрошу Мейкписа отвезти их туда, куда ты скажешь.

По интонации Маркуса она поняла, что он уже принял окончательное решение. После девяти мучительных лет между ними все было кончено. Но в тот момент ей вспоминалось только самое хорошее: танцы в клубе «Аннабель», зарубежные поездки, подъем, который она ощущала, когда Брэнд пускал в ход свое обаяние, и как она все время страстно желала его, словно маленький ребенок конфету. Она уже позабыла, как когда-то почти игнорировала первые знаки внимания крестного отца, и не могла проследить тот путь, в конце которого превратилась в зависимую любовницу, ревниво ждавшую его каждый вечер, чтобы вновь доказать свою преданность. Сэффрон отказывалась верить, что все кончено. Она не могла понять, почему это было так необходимо. Если понадобится, она могла бы разделить его с Флорой, только чтобы он не бросал ее раз и навсегда. На прощание Маркус подарил ей золотой браслет от «Картье», который существенно уступал драгоценностям, которые доставались ей раньше.

За все время их отношений вопрос о замужестве всплывал дважды. В своей непрактичной манере Сэффрон никогда не ставила его ребром, и теперь ей начинало казаться, что это было неправильно. Она дарила себя двум богатым мужчинам, Нику и Маркусу. но теперь у нее ничего не осталось, кроме груды драгоценностей и шкафа, полного одежды. Она даже не представляла, куда отправится в конце этой недели. Может быть, Амариллис и Пол согласятся приютить ее, пока она не найдет себе жилье.

Сэффрон знала о существовании Флоры уже несколько месяцев. Она догадалась об этом: Маркус все больше времени проводил на Манхэттене и все реже приглашал ее присоединиться к нему в путешествиях. Квартира в Саттон-плейс, которую она сама выбирала и помогала обставить, находилась вне зоны ее досягаемости. Когда они отправились в Рим, чтобы провести там выходные, Маркус был не так внимателен в постели, как раньше, и однажды Сэффрон видела, как он разговаривает с кем-то по телефону, прикрывая рот ладонью, словно не желая, чтобы его услышали. Вечером того же дня она проверила по его телефону, кому он звонил днем, и на экране высветилось имя Флоры Хуанг.

— Кто такая эта Флора? — как бы невзначай спросила она, когда они лежали в постели.

— Флора? — слишком поспешно переспросил он. — Флора? Я не знаю никого с таким именем.

— Флора, которой ты звонил из ресторана.

— Ах эта Флора… — Он едва сдерживал душившее его бешенство. — Ты говоришь о Флоре Хуанг? Она из Китая. Возможно, она будет работать в моей компании консультантом. Мы с ней занимаемся перспективными направлениями инвестиции в красный Китай.

— И что она делает в твоей квартире в Нью-Йорке?

Сэффрон во второй раз увидела, как забегали глаза Маркуса.

— Что она делает в моей квартире? — Маркус пытался тянуть время. — Флора учится в Нью-Йорке. Я разрешил ей немного пожить у меня. У нее плохо с деньгами.

— Так, значит, она студентка. И сколько ей лет? Задав этот вопрос, Сэффрон тут же пожалела. Маркус ненавидел, когда его расспрашивали о чем-либо.

— Если тебе так интересно, то двадцать пять. Во всяком случае, мне так кажется. Может быть, она на пару лет моложе — никогда точно не определишь возраст азиатов. А почему ты спрашиваешь'? Ты ревнуешь?

— Мне просто хотела узнать, кто она такая, вот и все.

— Я питаю отвращение к ревнивым женщинам. Кристина постоянно ревновала меня, хотела знать, где я в каждый момент времени, с кем общаюсь, что ел на обед… Тогда я сказал ей: «Не суй нос не в свои дела!» Она не послушалась, и очень скоро мы с ней распрощались.

Какая ирония, подумала Сэффрон, что об этом ей рассказывал именно Маркус, но промолчала и просто смотрела на него, приподняв бровь.