Те, кто наследует небо (СИ) - Мадоши Варвара. Страница 7

Тогда в Союне всколыхнулось даже какое-то сочувствие.

— Погоди, — сказал он, — у нас долго морозы не держатся, опять в лагерь вернемся. Река зимой не замерзает, она быстрая. Рыбу будем ловить.

Драконыш помолчал, потом тоскливо сказал:

— Скорее бы тетушка Даари понесла!

Так он называл Доару, чтобы подлизаться: тетушка Даари. Той нравилось.

Союн только плечами пожал. Супружеское ложе они делили, как прежде, но пока что чрево Доары пустовало. Честно говоря, он этому почти радовался. Страшно было: вдруг не получится?

Постепенно драконыш приспособился. Вместе с Доарой он ткал, чистил овощи, готовил, выбивал ковры, молол зерно, чистил стены от лишайника, менял светильники в коридорах и вообще освоил всю женскую работу. Сперва, правда, допускал много промашек, и Доара извиняла неуклюжесть «сестренки Суяры» перед другими женщинами долгой болезнью, но быстро наловчился и стал не хуже любой десятилетней девчонки.

А за работой женщины делают что? Правильно, болтают, как будто у них не языки, а мельничные жернова. Союн не раз выговаривал им: не говорить слишком откровенно! Доара на это только рукой махала: их с Союном комнаты находились на самом нижнем из всех нижних ярусов, ниже только топливные склады. Никто сюда не ходит. Да еще на пути длинный коридор, завешанный лекарственными травами — кладовая Доары. «Через эти шелестящие веники никто тихо не пройдет!»

Союн решил доказать жене, что пройдет, да еще как. Как-то, сменившись с дозора пораньше (в другой раз отдежурил дополнительно), пробрался сквозь этот туннель так, как пробирался через валежник или сухостой — чтобы ни одна веточка ни хрустнула. И услышал за тяжелой кожаной занавеской приглушенные голоса.

— ...И как ты не считаешь зазорным все это делать! Уж наши-то мальчишки ни за что бы не стали, а ты... Союн рассказывал: вы даже человечий язык учить брезгуете, только ругательства.

— А разве я могу позволить себе гордость, тетушка Даари? К тому же у нашего рода другие обычаи. Пока дракончик совсем малыш, он только играет, как и ваши дети. А как только подрастет — на него сразу столько всего навешивают, у-у! Не смотрят, мальчик или девочка. А когда постарше становятся, то мальчишкам у наставникам тоже несладко приходится: они и чистоту поддерживают, и охотятся часто для него. А девочки... У нас женская работа совсем другая, не такая, как у вас, и считается почетнее мужской. Не всякого к ней допустят. Самки в основном ухаживают за яйцами, что может быть лучше? Разве только держать большую территорию, на которой живет много семей, чтобы все дети на этой территории — твои... Ну, почти все, — тут голос драконыша стал грустен: видно, вспомнил, что ему этого не светит.

— Ты, стало быть, чем-то отличился, раз тебя еще ребенком допустили к яйцам?

— Да нет, просто мне повезло... У меня чутье обнаружилось, даже у девочек не у всех бывает, а у мальчиков и того реже. Вот моя уважаемая прабабушка и повелела, чтобы меня учили женскому делу. Это хорошо, потому что я оказался малоспособен к боевой магии. Не оставили бы меня в гнезде, я бы, наверное, не выжил...

— Вот так малоспособен! Ту многоручку р-раз — и с одного удара, Союн рассказывал!

— По нашим меркам это пустяк... — снова тяжелый вздох. — Так-то да, если я доживу до зрелости, то любой ваш маг не будет мне и в подметки годиться.

— Доживешь, что ты сразу так мрачно? — Доара словно забыла, что драконыш находится в жилище враждебных ему людей, и даже Союн может его убить в любой момент.

— Да-а, а зрелость у нас знаешь, когда?! Тысяча, полторы тысячи лет! И раньше из самцов единицы доживали... А уж теперь... — голос его пресекся.

Союн понадеялся, что Доара спросит малыша, что же все-таки случилось во время Катастрофы — но она не стала, явно по доброте душевной. Чуть помолчала — Союн уже хотел войти, но неудобно было на такой ноте — и перевела разговор на другую тему:

— Что, говорят, за тобой старший мальчик Ирании пробовал ухаживать?

Драконыш хихикнул.

— Да, обещал, когда вырастет, подарит мне росомашью шкуру и панцирь люточерепахи, а потом придет к дядюшке Союну свататься!

— А ты?

— А я сделала вид, что ужасно обижена: мол, разве он не целовался с Таикой в туннеле позади третьего зернового склада? Он покраснел, начал оправдываться, а тут Таика... Я специально погромче говорила, чтобы она услышала.

Доара захохотала.

— Я что-то сделала неправильно? — поинтересовался драконыш невинным тоном.

— Нет, все правильно... Жалко, что ты не настоящая девочка! Вертела бы парнями как хотела.

— Нужны они мне... Я не извращенец.

— А девчонки? — лукаво спросила Доара. — Как тебе наши девушки? Научишься же ты и в мальчика когда-то превращаться!

«Что она говорит?! — возмутился про себя Союн. — Как она собирается еще и про юношу врать?! И как объяснит пропажу Суяры?!» Только через секунду он понял, что возмутить-то его вообще-то должно было другое: сама идея, что Узурпатор Неба начнет что-то там крутит с человеческими девушками.

— Разве ж это девушки? Ни одна даже тонны не весит!

— Что такое тонна? — с любопытством спросила Доара.

— Мера веса... Примерно как... Двадцать овец?

Смех Доары зазвучал снова.

— Да, таких корпусных девиц у нас не водится! А если бы водились, они бы в туннели не пролезли.

Тут Союн понял, что ничего более интересного они не скажут, так и продолжат болтать про всякие пустяки. Так что он зашуршал Доариными вениками и вошел.

К удивлению Союна, ему тут же пересказали историю про сына Ирании, а еще порадовали вкусным супом — «Суяра сама приготовила! Попробуй, по-моему, очень даже ничего получилось».

Драконыш приспосабливался.

Приспосабливался и Союн — к его удивлению, ему даже не хотелось плеваться.

***

Морозы сменились оттепелью; драконью тушу уже давно разделали, что могли, обработали, что не могли — продали. Разведчики из соседних кланов с расспросами, на что Барсуки-и-Просо готовы поменять такую знатную добычу, начали приплывать еще по осени. Теперь вместе разведчиков потянулись самые настоящие караваны.

Селить их в пещерах было бы неудобно, и Союн предложил — и выдержал бой с Таиром и дедом по этому поводу — ставить в лагере землянки, вроде охотничьих. Только складывать внутри каменные печи с дымоходами.

Камень приходилось нести издалека, делать это никто не хотел, предпочитали днем жечь костры, а на ночь возвращаться в пещеры — но это сокращало время работы часовых, потому что им негде было отдохнуть и греться. Таир, начальник лагеря, ничего с этим делать не хотел.

Неожиданно Союну помог Ясантиир.

— Давай поставим одну большую землянку для часовых. Рабочие и пастухи увидят, как это удобно, и не придется никого силой заставлять.

— Где ты видел большую землянку? — скептически отозвался Союн. — Рухнет же.

— А мы ее бревнами подопрем...

— Простите, дяденька Ясантиир, — Суяра появилась, откуда ни возьмись, но встряла в разговор так ловко, что ни малейшего неуважения не чувствовалось. — А если вот так сделать?

Она стала прутиком на земле рисовать чертеж. Получалось что-то вроде землянки с крышей, приподнятой на сложенной из бревен стенах. Так она поднималась над землей. Крышу же подпирали квадратные деревянные арки, а не только столбы, как в палатке.

— Голова девчонка, — одобрительно сказал Ясантир. — И симпатичная. Подрастешь — Союн легко тебе хорошего мужа найдет.

— Спасибо, дяденька, но я не хочу замуж, — пискнула Суяра. — Я буду целительницей, как тетя Доара, она меня учит.

Ясантиир захохотал.

— Захочешь еще!

Сперва сложили печь, странную землянку ставили уже вокруг нее за несколько дней — дело непривычное, Союн не хотел, чтобы все случайно обрушилось. Но внутри оказалось тепло и уютно, суше, чем в обычной землянке, и даже светлее: щели между бревнами законопатили овечьим пухом, но солнце все равно немного просвечивало. А потом один парень посообразительнее из отряда Союна прорезал в стене световую шахту и забрал ее бычьим пузырем — и днем в землянке стало можно обходиться без светильника!