Сеятели ветра (СИ) - Наль Лие. Страница 37

Ханэ одним глотком допил свой чай и поднялся. Пора было прощаться, и с этим лучше не затягивать. Обогнув стол, он присел перед матерью и, взяв её за руки, заглянул в глаза.

Ничего не говоря, она развернула крылья, закрыла Ханэ ими от Йоко и от остального мира. На какой-то миг Ханэ снова почувствовал себя маленьким птенцом, который впервые полетел в одиночку в лес за домом.

Ханэ обхватил её ниже крыльев и прижал к себе, зарываясь в жёсткие перья. Его охватило желание остаться здесь, рядом с ней, хотя бы ещё на день.

Он заставил себя отстраниться от матери. Ханэ поднялся, поклонился Йоко и стремительно вышел за дверь. Ему не хватало воздуха. Выйдя на веранду, Ханэ поднял голову и посмотрел на небо. Луны сегодня не было.

В последний раз оглянувшись на дом, Ханэ направился к белым воротам-тории, к которым вела такая же светлая дорожка. Камни дорожки отделяли друг от друга чёрные полосы, из-за чего они словно светились под перламутровым светом “лунных” фонарей. Миновав первый ряд крылатых надгробий, Ханэ остановился. Обуру похоронили где-то здесь, но он, к стыду своему, не запомнил, куда именно идти.

Ханэ весь обратился в слух. Он сразу уловил тихий голос, который доносился справа. По этому голосу он тотчас признал Казу, но не сразу осмелился подойти. Похоже, Казу разговаривал с братом. Нехорошо было бы его прерывать.

Ханэ пошёл туда, когда голос стих, и скоро увидел Казу — скорчившаяся у надгробия фигура, которая выглядела жалко на фоне величественной каменной фигуры ворона.

Ханэ неслышно подошёл к нему. Впрочем, вряд ли Казу его бы услышал. Он сидел, тупо уставившись на каменного ворона, бледный и молчаливый.

Ханэ кашлянул. Казу развернулся к нему, и в тёмных глазах отразилась растерянность.

— А, это ты… Точно. Я забыл.

Он потеснился, пропуская Ханэ к надгробию. Ханэ коснулся каменного холодного клюва и, помедлив, прислонился к нему лбом.

Ханэ стоял так с минуту, не произнося ничего ни вслух, ни про себя. Он просто не знал, что сказать. Когда рядом встал Казу, он только чуть слышно прошептал:

— Прощай.

Напоследок проведя по каменному клюву ладонью, Ханэ скользнул в сторону.

— Разве он единственный, с кем ты хотел попрощаться? — хрипло спросил Казу.

— На самом деле… нет.

— Позволишь пойти с тобой?

Ханэ окинул его удивлённым взглядом. С чего такие вопросы? Казу не был близок с его братом, но они оба принадлежали к клану Ёмори. Казу имел полное право посетить и его могилу.

— Может, ты хотел бы пойти один, — пожал плечами Казу.

— Я думаю, он бы тебе обрадовался. Он тобой вроде как восхищался.

Казу кивнул в знак благодарности. Две фигуры отделились от надгробия Обуры и направились дальше, в отдалённую часть. Ханэ свернул влево. Он слишком хорошо запомнил эту дорогу.

Надгробие со слётком вынырнуло из темноты. Фигурка ворона широко раскрыла крылья, которые казались слишком большими для такого тела. Только ни она, ни тот, кого фигурка изображала, никогда не поднимутся в небо.

Глубоко вздохнув, Ханэ положил ладонь на голову птицы.

“Что ж, Цуя, я пришёл, — мысленно сказал он брату. — И привёл Казу. Ты его помнишь, верно? Помнишь, как тебе нравилось повторять всё за ним? А я злился. Глупо, правда?”

Казу встал рядом. Во взгляде столичного вранолюда была пустота.

— Мне жаль, — вдруг сказал Казу. — Это, конечно, ничего не изменит, но… мне жаль.

Кивнув в знак благодарности, Ханэ убрал руку с постамента. На него взирала безмолвная статуя ворона, но в мыслях снова звучал голос, который ему не суждено было услышать снова.

Шагнув назад, Ханэ на ходу развернул акурэ. Тело за мгновения покрыли жёсткие перья.

Обернувшись, Казу глянул на него с немым вопросом. Даже в облике полуптицы он умудрялся быть на удивление выразительным.

— Пора, — кивнул Ханэ, расправляя крылья.