Пятнадцать ножевых 2 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 45

— Ну что, Панов, доигрался хер на скрипке? Предупреждали тебя, козла? Завтра с утра — ноги в руки, и к следаку. От показаний отказываюсь, был пьян, перепутал. Догнал? Шутки кончились! — и бросили трубку.

Что за хренотень? Опять я начало пропустил. С какого перепугу мне этим заниматься? Или я не заметил, как переместился в подвал при гараже? Оглянулся по сторонам — нет, всё еще дома.

А тут и объяснение подоспело, не прошло и минуты. На этот раз межгород. А по нему мне только один человек звонить может.

— Андрюша, сынок, у нас тут беда, — голос матери звучал глухо, будто из погреба.

— Что случилось? — я сел на пол и открыл коробку с котенком. Вот кому всё нипочем: пол дня в машине катался — и хоть бы пикнул. А тут будто в сеть включили, вскочил и побежал сначала на кухню, а потом в туалет.

— Федю... избили сегодня... сильно очень... в больнице...

— Я могу помочь чем-то? Лекарства достать? Может, договориться, чтобы его в Москву перевели? Я не обещаю, что вот прямо завтра всё сделаю, но займусь...

— Нет, Андрюша... Они сказали... — голос в трубке куда-то уходил со звоном, потом возвращался с треском, но пока всё понятно было. — Федя говорит, что это они из-за тебя так сделали... Что ты знаешь...

Охренеть. Вот оно что. Обещали, было дело. Я, если честно, про тот случай забыл почти. Не то что совсем из памяти выбросил, но думал, что всё осталось в прошлом. Цинев все порешал. Виноватые назначены, следствие идет своим чередом. А оказывается, всё только начинается.

— Я приеду. Утром. Разберемся, — сказал я и повесил трубку.

Телефон снова зазвонил, едва я отошел от него. На шаг буквально, не больше. Вечер перестал быть томным.

— Вы где пропали? Раз пять уже звонил.

Это Морозов. И он не будет беспокоить, чтобы поговорить о погоде. Значит, что-то случилось.

— Да здесь я, никуда не пропал. Просто много вопросов пришлось решать.

— Давайте, завтра к двенадцати к нам, поедем к Чазову, отчет держать.

— Игорь Александрович, не могу. Там у меня... короче, я на день-два в Орел уезжаю. Срочно. Там... по семейным обстоятельствам. Если можно отложить — я как вернусь, сразу сообщу. Или без меня тогда. Но правда, ехать надо — кровь из носу.

— Вы хоть понимаете?

— Да всё я понимаю, Игорь Александрович, но так сложилось. Простите.

— Серьезное что-то? Ладно, я свяжусь с ним, перенесем. Вам помощь нужна?

— Сам справлюсь, спасибо.

Что у нас там дальше по программе? Цунами в Москве? Падение метеорита? Визит рептилоидов?

Вернул меня в этот мир требовательный няв. Привез домой — давай пожрать, сколько можно терпеть эти издевательства над простым котом? Кстати, о главном. Надо теперь позвонить Давиду, пусть завтра опять заберет голодающего.

Поспал я часа четыре, не больше. Нарубил бутербродов, сыпнул в термос чаю, добавил кипятка — и вперед. Залил бак бензином на пустой заправке где-то за Подольском, и потом остановился только за Чернью, оросить обочину. Хреново ехать ночью, если честно, не люблю. Но зато с рассветом уже въезжал в Орел. Тормознули только раз, на стационарном посту перед городом. Да уж, приметная машина — не всегда хорошо. Пришлось провести коротенькую пресс-конференцию.

А дальше без приключений. Что там ехать? Вперед, и не поворачивать. Только на перекрестках останавливаться.

Мать Панова, несмотря на будний день, дома была. Моему приезду не удивилась ни грамма. Как бы между прочим отдал ей австрийские гостинцы. Видно, не до того ей.

— Ну рассказывай, что стряслось? — спросил я ее, когда совершил все ритуалы после дороги.

Она помолчала, наверное, с мыслями собиралась. Крутила только чашку на блюдце. Чай выплескивался, но Панова этого не замечала.

— Вчера Федя домой не пришел. Он в военкомате устроился, так всегда в одно и то же время возвращался. А тут — тридцать минут, час, а нет его. Я сначала думала, задержался, мало ли что. А тут Галя позвонила, она в приемном, в Семашко работает. Говорит, скорая привезла, избитый весь, переломанный. Я поехала, ждала, когда операцию закончат. Девчонки потом пустили, я к нему... А он говорит, били и сказали, что ты всё знаешь, за что... Во что ты впутался, Андрюша?

Я задумался, что говорить.

— Да там... в прошлом году еще, на вызове. А потом мне угрожать начали, чтобы у следователя не так сказал как было. Выгородить своих.

— Так надо в милицию обратиться! Что же это такое?

— А ты думаешь, откуда они?

Чашка, звякнув, упала на пол, развалилась на кусочки, и от нее поползла во все стороны лужа. Панова схватила тряпку, начала убирать, да так и застыла с осколками в руках.

— И что же делать?

— Прорвемся, мам, постарайся успокоиться. Я все решу.

Поехали потом в больницу скорой помощи. Мать студента, как ни странно, не обратила внимания на машину. Да что там, она даже не спросила, чей транспорт.

Федор Викторович лежал в травматологии. В двухместной блатной палате. Досталось мужику крепко: перелом ключицы, трех ребер слева и двух — справа, плеча. Это всё закрытые. И голень, левая — открытый, многооскольчатый. Ну и плюсом сотряс головного мозга. Ушибы мягких тканей — вообще не в счет. Пока Панова ходила узнавать подробности, я с отчимом студента пообщался. Объяснил вкратце, откуда ветер дует, без деталей, так, общее направление.

— Видели, кто бил?

— Ага, трое, — прошептал Федор.

С поломанными ребрами особо не раскричишься. Да и обезболивающими его залили если не по брови, то близко к этому. Свой же. Так что клиент сейчас в некотором тумане и опрашивать его официально вряд ли возможно. Так я же приватно, для себя.

— Знаете кого?

— Нет. Но или военные, или...

— Менты, — закончил я за него. — Старые, молодые?

— За сорок все. Наверное. Не помню...

Ну тут понятно, информации в ближайшие дни не дождешься. Даже милиция ни хрена не узнает и будет искать неведомых хулиганов.

Что-то мелькнуло в голове необычное. Мысль, что ли? Хулиганы... Ну да, у Панова же есть тут старые приятели, которые местные раскладки должны знать от и до. Осталось вспомнить, откуда они тогда выходили? Из третьего подъезда? Или второго? А звали их? Хоть бы одно имя в памяти всплыло, блин. Не буду же я у матери студента спрашивать про неизвестно кого. Кирилл, точно, чернявый, из второго подъезда, он еще куртку застегивал.

Тут и Валентина Семеновна пришла, начала бурную деятельность по усиленному уходу за своим мужем. Там поправить, тут погладить. Переживает.

— Ты здесь еще побудешь? — спросил я у нее.

— Да, конечно, я посижу, вдруг что надо будет.

— Я тогда домой поеду, отдохну. Слушай, а Кирилл, из нашего дома, он где сейчас?

— Это какой? Из двадцать седьмой квартиры? В пивнушке, наверное, — скривилась Панова. — Никак не посадят, шатается по району...

— Ну всё, потом вернусь, поесть тебе привезу.

С именем я не прогадал, вспомнил правильно. И номер квартиры у меня есть. Вряд ли бездельник, по которому тюрьма плачет, в такую рань пойдет в пивнуху. Спит еще наверняка. А если и ушел, то любой забулдыга дорогу к злачному месту покажет быстро.

Как ни странно, но открыл дверь Кирилл после первого звонка. И не похож на пропойцу ни разу. Слегка нечесан, лицо немного помято. Но это потому, что только проснулся. Выхлопа от вчерашних возлияний носом не чую.

— О, Пан, — протер он глаза и протянул руку. — Не ожидал. Ну заходи, — и он поддернул чуть сползшие семейники.

— Да выходи лучше на улицу, там потрещим.

— Родаков нет, мешать не будут. Давай, а то я не жрамши еще.

Я зашел, чуть посомневавшись, разулся, и сунул ноги в чьи-то тапочки. Надеюсь, их хозяин не страдает каким-нибудь агрессивным грибком, способным проникнуть через носки и сожрать кожу с ногтями за десять минут.

Пока Кирилл разогревал на сковородке макарохи, я в который раз подумал, что в той самой двухсотой секции надо было микроволновку покупать, а не бестолковый видак. Повелся на экзотику, как же. Помню, как выносил при очередной чистке гаража коробку с видеокассетами на мусорку. И Пилипчук бы могла пожаловаться только на то, что я ее таинственными волнами из-за стены облучаю.