Крыжовенное варенье (СИ) - Шеховцова Наталья. Страница 26

— Вот он. Надеюсь, теперь мною довольны!

В августейшей семье ненадолго наступил мир. Станислав стал приезжать в Ораниенбаум почти ежедневно, поздно вечером. По потайной лестнице поднимался в комнату Великой княгини. Там они ужинали вчетвером, вместе с Петром Федоровичем и Елизаветой Воронцовой. После трапезы наследник вставал из-за стола, утирался салфеткой:

— Теперь, дети мои, я вам боле не нужен, — брал свою любовницу за руку и удалялся.

Х Х Х Х Х

Сегодня на бал Понятовский приехать не смог. Екатерина по нему скучала. Петр резвился с любовницей. А хозяйка праздника чувствовала себя одинокой. Всю дорогу от накрытых яствами столов до дворца вспоминала встречи со Станиславом. Нарышкина в это время без умолку болтала. Про то, как промокла во время минувшего ливня, про шутки своего деверя, известного балагура Льва Нарышкина, про влюбленности графа Шварина:

— Вы видели, как он обхаживал седовласую баронессу Оксендорф?

— Ну и что?

— Говорят, ей уже восемьдесят. И она ужасная зануда.

— Мошет быть, это всего-нафсего дань фешливости?

— Ага, конечно, дань… Да он вечно таскается не за теми юбками, которые могут быть ради него приподняты…

— Анна Никитишна!

— Что я такого неприличного сказала? — округлила та глазки. — Это все знают! Вы что позабыли, как он возле Елизаветы Петровны кружил? Проходу ей не давал! Если та замышляла путешествие, отправлялся следом. Присутствовал на всех без исключения придворных балах и даже предлагал свою помощь в столь прозаичном деле, как сбор поклажи при переезде.

— Почему же, помню. Я тогта только приехала в Петербург. И таже жалела Илью Осиповича, решиф, что тот безответно флюблен в императрицу.

— Видимо, граф Шварин, почувствовал ваше к нему расположение, потому что лет шесть назад его пыл к Ее Величеству внезапно остыл и переметнулся на вас, Ваше Высочество. Ну, вы подумайте: стареющий и небогатый граф-скрипушник; и молодая красавица, супруга наследника престола. Неужели он на что-то рассчитывал?

— Не знаю, но поначалу меня это таже забафляло…

— Да и нас тоже. Двор пришел в некоторое оживление, распространяя анекдоты про вашего нового воздыхателя…

Нарышкина с Екатериной тем временем вошли во дворец, поднялись по лестнице наверх, открыли дверь, ведущую в покои Великой княгини…

В углу, за ломберным столиком, сидел граф Шварин, крутил в руках шкатулку Великой княгини, заостренным ногтем мизинца пытался поддеть ее крышку.

— Здравия желаю! — с престарелым графом едва родимчик не приключился. Он выронил шкатулку из рук, и вытянулся по стойке смирно.

— Илья Осипофич! Что это фы здесь делаете? — возмутилась Екатерина.

— Помяни черта, и он тотчас появится, — шепнула Нарышкина на ухо спутнице. Та в ответ кивнула.

— Помилуйте, Ваше Высочество… Я разглядывал… маркетри;! — Шварин поднял шкатулку с пола.

— Фы, Илья Осипофич, так и не соизфолили отфетить на мой фопрос. Зачем фы вообсче яфились в мои покои? — когда Екатерина злилась, акцент проявлялся весьма сильно.

— Я вас искал! Вас нету. А тут шкатулка. Такая красивая…

— И зачем же фы меня искали?

Шварин мялся, и говорил явно первое, что пришло в голову:

— Совет. Мне нужен был совет…

— Какой?

— У меня… в доме… прислуга. Вздумала воровать. Как отучить прислугу от воровства?

Враль в преклонных летах выглядит весьма нелепо. А в том, что Шварин врал и говорил сейчас первое, что пришло в голову, никто из присутствующих не сомневался.

— Мне кажется, воровать здесь вознамерился кто-то другой! — Нарышкина выхватила шкатулку у Шварина и поставила на столик.

Граф сообразил, что выкручиваться бесполезно, нужно делать ноги и как можно быстрее.

— Что-то мне нехорошо. Воздух здесь… Спертый… Я лучше на природу, в сад…

Он вылетел из комнаты, словно угорелый кот. Забыл прислоненную к креслу трость. Вернулся, взял ее, опять бросился к дверям, споткнулся, тут же вскочил на ноги, опять побежал…

Дамы первым делом оглядели шкатулку. Цела ли?

К счастью, открыть, кроме самой Екатерины, ее никто бы не смог, замок был достаточно хитрым. И даже не один замок. Вначале нужно было надавить на правый угол красноватого ромбика, того, что расположен по самому центру опоясывающего орнамента. Только давить нужно ни в коем случае не ногтем, даже таким заостренным, какой был на мизинце у Ильи Осиповича, а тонкой булавкой. Откидывались крышка и передняя панель. Таким образом, обнажалась внутренняя коробочка, верх которой состоял из открытых ячеек со всякими дешевыми висюльками. Более дорогие украшения были спрятаны в выдвижные ящички.

Ящички имели миниатюрные железные капельки — ручки, дергать за которые, впрочем, было совершенно бесполезно. Они отпирались опять-таки нажатием, на пружинку, спрятанную под атласной подкладкой на тыльной стороне крышки.

Практически ежедневно, проделывая нудную процедуру извлечения украшений из их хранилища, Великая княгиня недоумевала, зачем нужны столь сложные меры безопасности в охраняемом дворце? Теперь поняла: осмотрительность не бывает излишней.

— Это мне урок, — заявила Екатерина, — фпредь не буду оставлять шкатулку на фидном месте. И Шфарина боле принимать не стану. Зачем ему понадопились мои украшения? Хотел перепродать, потарить этой старой баронессе Оксендорф? Фзять на память или, не дай Бог, для форожбы?

— Для ворожбы?! Упаси господи! — дамы испуганно перекрестились, Нарышкина схватила из вазы с фруктами спелый желтый банан. — Только ворожбы нам не хватало! От злости даже есть захотелось!

— Еще хорошо не унес фесь ларец целиком!

— Побоялся, в карман-то его не спрячешь, — рассуждала Анна Никитична, дожевывая сахарную мякоть.

Супруга наследника престола в мыслях воздала хвалу мастеру, которому пришла в голову замысловатая идея с ключами-пружинками. И подумала о том, что в последнее время ее душа стала очень сильно походить на ту самую шкатулку с потайными ячейками. Только она одна знала, где и что в них лежит, и как они открываются.

Жизнь: сладкая и горькая

Москва, март 2000-го года.

— Древние римляне называли «банан» «фруктом мудрого человека», — с пионерским задором вещала голова с экрана, покачивая двумя легкомысленными хвостиками. Ольга заглянула в больничный телехолл в поисках Верочки, в палате той не оказалось. — Сегодня урожай бананов во всем мире — второй по величине, он уступает по весу лишь апельсинам, — говорящую голову затмил собой крупный оранжевый фрукт с пористой коркой, — и опережает виноград, — на экране появилась иссиня-черная гроздь.

Вера Малышева была действительно здесь. Сидела в углу, в большом кожаном кресле, подобрав под себя ноги, что-то вязала.

— Привет! Вот тебе практически весь пьедестал почета, только помыть надо, — Лобенко плюхнула на колени подруге полупрозрачный пакет с только что упомянутыми телеведущей апельсинами, бананами и виноградом. Впрочем, там были еще и яблоки.

— Только фрукты? А мой любимый малиновый рулет, с начинкой из арахиса?

Ольга выжидала паузу. Нужно было срочно соображать, как действовать дальше. Если Верочка шутит, значит, и ей можно посмеяться. Хуже, если та говорит серьезно. Тогда придется оправдываться. Но каким образом? Разумного объяснения происшедшей подмене лакомства у Лобенко до сих пор не было. Пауза затягивалась.

— Рекорд по поеданию бананов на скорость принадлежит доктору Рональду Алкана из Калифорнийского университета. Он съел 17 бананов за 2 минуты. А в феврале 1946 года в Англии погибла девочка, съев всего четыре банана из первой партии, привезенной в страну после войны, — для полноты образа голове в телевизоре, точнее, ее шее, явно не хватало алого пионерского галстука.

— Наверное, у английской девочки тоже аллергия была. На бананы, — Лобенко указала рукой на экран, сама же не сводила глаз с подруги, следила за реакцией.

— Или под кожицу впрыснули яд… — Ольге показалось, что Верочка все же не шутит…