Ангрон: Раб Нуцерии (ЛП) - Сент-Мартин Иэн. Страница 28

На его глазах примарх слаженно бьется вместе с соратником — оба воина согласовывают выпады и замахи и отбивают предназначенные друг другу смертельные удары, совершенно позабыв о себе. Ангрон сражается не в одиночку, как обычно поступает рядом с сыновьями. Впервые в жизни Тетис чувствует в отце дух товарищества.

Бой длится семнадцать минут. Семнадцать жестоких, отчаянных минут, полных крови и яростных криков. Тетис потерял счет мгновениям, когда исход схватки повисал на волоске и каждая секунда могла решить исход против Ангрона и Эномая. Врагов, подобных кадэрцам, Ангрон еще не встречал — быстрые и сильные, лишенные какого бы то ни было разума, помимо натянутых до предела звериных инстинктов. Но недаром его прозвали Непобедимым, и через семнадцать минут, когда голова последнего кадэрца слетает с плеч от его топора, генетический отец Тетиса вновь подтверждает свое прозвание.

Ангрон помогает Эномаю встать. Ветеран рычит от боли в раненой ноге, но все равно стоит. Зрители надсаживают глотки, скандируя их имена, восхищенные столь ярким представлением. Весьма редко кому-либо на горячем песке удается одолеть даже одного из кадэрцев, поэтому смерть сразу двоих становится воистину незабываемым зрелищем.

— И все же, — вновь заговорили гудящие дроны, — народонаселению Деш’эа хочется большего. Вы двое — превосходные воины, любимцы толпы. Что скажете, друзья мои? Не узнать ли нам, кто из них выйдет победителем из схватки на смерть?

Народ Деш’эа согласно ревет. Крови десятков людей и мутантов оказалось недостаточно, как и смертей двоих кадэрцев. Они жаждут больше крови. И пролить ее должны Ангрон с Эномаем.

— Нет.

Одним-единственным словом, разнесшимся от гладиаторской ямы до самых отдаленных углов амфитеатра, Ангрон заставляет людей замолчать. Эномай поворачивается к юноше, которого растил как собственного сына и который прямо сейчас бросает вызов верховым.

— Нет? — язвительно переспрашивают «змеиные глаза», роясь вокруг строптивого гладиатора с раздраженным клекотом. — Ты не в том положении, чтобы отказывать, Ангрон Тал’кр. Дерись сейчас же и убей его как можно зрелищнее, и мы простим тебе неповиновение, но только в этот раз.

— Я не буду с ним драться, — отвечает юноша и взмахивает топором, от которого «змеиные глаза» бросаются врассыпную. Он указывает оружием вверх, на золоченые балконы на самой вершине амфитеатра. — Если вам так хочется напоить людей кровью, спускайтесь сюда и предстаньте передо мной. Или тонкокожим верховым недостает мужества?

— Ангрон, — пытается предостеречь его Эномай.

— Нет! — рычит тот. — Довольно! Всю жизнь мы только и делаем, что убиваем для них. Для тех, кто отнял у нас все. Я не позволю им отнять у меня и наставника.

Эномай смотрит на Ангрона, и его изрезанное шрамами лицо лучится гордостью. Старый воин широко раскидывает руки и поворачивается туда, откуда глядят их хозяева.

— Спускайтесь же, сражайтесь с нами! — Он швыряет оружие на землю. — Мы готовы сражаться безоружными, если так вам легче собрать в кулак ту труху, что осталась от вашего мужества.

По толпе прокатываются смешки. Еще никто и никогда не слышал, чтобы рабы-гладиаторы смели огрызаться и оскорблять верховых. Солдаты, стоящие через равные промежутки вокруг арены, крепче стискивают оружие. Их взгляды, как и взгляды всех собравшихся, устремлены на правителей Нуцерии и «змеиные глаза», через которые они вещают.

— Наглое отребье, — визжат машины, — как вы смеете даже думать, будто благородные правители хоть на шаг подойдут к вам, грязным рабам? Вздор!

«Змеиные глаза» подлетают еще ближе к земле, испуская корпусами трескучие электрические разряды.

— Вы псы, рожденные, чтобы умирать за своих господ. Ваши жизни ничего не стоят и никогда не стоили. Псы! — повторяют они. — А если пес отказывается поджимать хвост перед хозяином, его перевоспитывают.

На амфитеатр опускается тишина. Ангрон сам не замечает, как его взгляд падает на отрубленную им самим голову кадэрца и поблескивающие на черепе имплантаты.

— Славный народ Деш’эа, как же нам поступить?

Единственное слово, скандируемое на певучем языке Нуцерии, возносится над ареной. Это слово хорошо знакомо Тетису, и оно сковывает холодом самую его душу.

— Гвоз-ди! — кричит толпа. — Гвоз-ди! Гвоз-ди! Гвоз-ди!

19

Оказавшись у дверей лаборатории Галана Сурлака, скрытой в самом сердце «Завоевателя», Ганнон поднятым кулаком дал сигнал остановиться идущему за ним брату.

Не желая рисковать, двое диверсантов пешком добрались по обшивке звездолета к запасному техническому люку, через который и проникли на борт флагмана Пожирателей Миров. Внутри они сбросили доспехи и прокрались выученным заранее извилистым маршрутом, благодаря которому добрались до цели никем не замеченными.

Дверь в лабораторию грозно возвышалась над Ганноном. Он оглянулся на брата и коротко кивнул. Пожиратель Миров в красной броне технодесантника, прошедшего обучение в Механикуме, передал импульсный сигнал другому легионеру, который ждал в главном отсеке корабельного генераториума. Через несколько секунд энергоснабжение всей палубы прекратилось, и лаборатория погрузилась во тьму.

С глухим лязгом магнитный замок, удерживающий дверь закрытой, разомкнулся. Не теряя времени, Пожиратели Миров выскочили из коридора и с силой вогнали ломы в прорезь между створками. На все у легионеров имелось лишь пятнадцать секунд, после чего подачу энергии должны были возобновить за счет резервных источников. Рыча от напряжения, Ганнон с технодесантником развел нерабочие створки достаточно широко, чтобы хватило места заскочить внутрь.

В лаборатории легионеры налетели на адепта Механикума, который отпрянул от них, что-то вереща на двоичном канте. Шум оборвался, когда Ганнон всадил ему нож в хребет.

Пожиратели Миров разделились и двинулись вперед по разным сторонам зала. Мимо проскальзывали железные плиты, занятые вскрытыми телами геннцев и их собственных братьев, но легионеры не позволяли себе отвлекаться на это кошмарное зрелище — оба целенаправленно искали главные когитаторы, где могли храниться результаты исследований Галана Сурлака, или любой рабочий прототип Гвоздей Мясника.

Ганнон остановился у ряда установленных в стене стазис-платформ, работавших от автономного источника энергии. Там, в ледяном сиянии стазисного поля, парили опытные образцы Гвоздей Мясника, которые Галан Сурлак собрал за все время исследований. Каждый контейнер был отмечен красным крестом, а рядом висел отчет с подробными списками причин неудачи. Отличался от других лишь один, последний: он заключал в себе переплетенные серебристые кабели с подчерепными контактами, которые больше всего напоминали имплантаты примарха.

Керамитовый палец тихо защелкал, когда Ганнон начал вводить команду деактивации. Защитный кристальный кожух вокруг стазис-поля развернулся, и воин потянулся к имплантату.

Все это заняло ровно пятнадцать секунд, после чего включились вторичные генераторы. Со звоном зажглись запасные люмены, осветив огромную лабораторию тусклым светом, и на стену упали три длинные перекрученные тени.

Боковым зрением Ганнон заметил, как технодесантник за его спиной рухнул на пол и забился в конвульсиях. В следующий миг диверсант охнул, почувствовав короткий болезненный укол в шею.

— Здравствуй, димакурий, — сказал Галан Сурлак.

Ганнон развернулся к апотекарию, но помещение продолжило кружиться в глазах, хотя сам легионер остановился. Нащупав на шее дротик, Ганнон выдернул его и поднес к глазам. Взгляд отказывался фокусироваться, и космодесантник грузно упал на колени.

— Мощная вещь, не так ли? — продолжил Галан. — Этим чудесным раствором поделился со мной Фабий из Третьего во время нашей последней встречи. Он, бесспорно, весьма утомительное и жалкое существо, но алхимических знаний ему не занимать.