Ангрон: Раб Нуцерии (ЛП) - Сент-Мартин Иэн. Страница 35

— Чего бы нам это ни стоило, — ответил Магон, встав вместе с братьями в нескольких шагах от примарха.

Две шеренги Пожирателей Миров остановились друг напротив друга. Доспехи легионеров играли багрово-черными отсветами пожаров, ярящихся в ночной Малкойе. Воины с Гвоздями нервно прохаживались, рычали с пеной на губах и злобно глядели на войска Магона. Несломленные глядели на примарха и на тех, кто последовал по его пути, с горем во взгляде.

— Магон… — Кхарн поднял топор и указал клинком на брата.

— Мой примарх! — грянул тот. — От имени Двенадцатого легиона и Императора Человечества я требую, чтобы вы немедленно сдались в плен и проследовали под нашей охраной на Терру, где предстанете перед судом за все злодеяния, сопряженные с Гвоздями Мясника.

Ангрон разразился злым издевательским смехом.

— Злодеяния? — Он сплюнул на землю. — Ты затеял мятеж и смеешь обвинять меня в злодеяниях? Успей надышаться в свою последнюю ночь на этом свете, центурион, пока я не начал рвать тебя на части.

— Кхарн. — Магон обратил взгляд на брата, который так и смотрел на него поверх топора.

— Отец! — к ним пробился Тетис.

— Ты. Явился все-таки. — Лицо Ангрона расползлось в болезненном оскале от касания псионической ауры лексикания.

— Да, отец, — устало кивнул Тетис. — Явился.

Битва взъярилась, словно штормовое море, и в нем осталось всего два островка спокойствия — Ангрон и Тетис, Кхарн и Магон. Оба центуриона начали медленно кружить друг вокруг друга, а Тетис оставался на месте. Безоружный и молчаливый, он не отводил взгляда от иссеченного шрамами лика генетического отца. Ангрон скалился и вздрагивал. Он яростно тер крепко зажмуренные глаза костяшками пальцев, пока Гвозди Мясника, взбешенные присутствием псайкера, наполняли его кровь живым пламенем.

Легионеры, принявшие Гвозди, рванули с места с хохотом и воплями, размахивая мечами и топорами. Брат схватился с братом не в гладиаторских ямах, где оттачивались навыки в тренировочных боях, а на ратном поле, не давая друг другу пощады. Воины, которые вместе сражались и умирали в бессчетных кампаниях, дошли до братоубийства — одна сторона тащила легион в напитанное кровью будущее, тогда как другая цеплялась за почти забытое прошлое.

Астакос врезался в бушующую схватку со знаменем Несломленных наперевес. На него бросились сразу четверо бывших братьев. Они раз за разом рубили его топорами и остановились лишь тогда, когда один из легионеров поднял отсеченную голову ветерана так, чтобы все видели.

Невозмутимость, бывшая когда-то главной отличительной чертой Кхарна, теперь схлынула с его лица, уступив нервному тику. Его дрожащие губы приподнялись, обнажая зубы в оскале.

— Гр-рх… ты без Гвоздей. Они бы тебе помогли.

— И каким же образом? — спросил Магон. — Ослепив меня пред безумием, что я творю? Пред братством, что я разрушаю?

— Думаешь, мятеж против отца сойдет тебе с рук? — Пальцы Кхарна тряслись мелкой дрожью, отчего цепи, сковавшие его запястья с топорами, негромко позвякивали. — Думаешь, тебя минует расплата?

Кхарн махнул топором себе за спину, в сторону пылающей башни:

— Посмотри на них. Население планеты терзали генетические дефекты. Эти люди были слабыми. Не найди они пути приспособиться, не прими радикальное, коренное переустройство своей природы, они бы выродились, стали сноской в чужой истории.

— Лучше исчезнуть, — задумчиво проговорил Магон, — чем превратиться в то, чем они стали.

— Нет. — Косицы Гвоздей звякнули, когда Кхарн покачал головой. — Мы не можем позволить себе исчезнуть. Никаких больше черных узлов. Только красные, Магон. Гвозди даруют победу, славу и превосходство. Наша триумфальная веревка станет как кровь, которую мы проливаем, — незамутненной, алой. Не будет больше ни стыда, ни поражений. Мы не оступимся, и ничто не сможет нас остановить. Наконец-то мы полностью раскроем себя как величайшие воины, когда-либо странствовавшие среди звезд.

— И ты считаешь, что все это тебе дадут Гвозди? — Магон подошел на шаг ближе. — Что они помогут тебе стать совершенным воином? Я вижу здесь лишь сломленных существ, ведомых гневом, в исступлении убивающих собственных родичей. Опустившихся до людоедства! Я вижу перед собой чудовище. Неужели ты желаешь, чтобы появилось еще двадцать тысяч таких же? Неужели для тебя ничего не значит наследие легиона, его память, что ты с готовностью меняешь его на дикость и бездумную ярость?

— Триумфы! — прорычал Кхарн. — Вот что дадут нам Гвозди. И тогда отец поймет нас. И тогда он примет нас как сыновей.

— Ты глупец, если веришь, будто он на это способен. Допускаю, что раньше, до того как верховые с Нуцерии изуродовали его разум и похитили душевный покой, мы могли бы на это надеяться, но только не сейчас. То существо, что ведет нас, — не отец нам. Есть лишь один способ сделать его таковым: пересоздать в полководца, достойного нашей присяги, в примарха, в котором мы так нуждаемся. Давайте воспользуемся знаниями, добытыми здесь Галаном, чтобы извлечь Гвозди из Ангрона и из тебя тоже. Пусть Двенадцатый подошел к самому краю пропасти, падения еще не поздно избежать.

— Падения? — бросил Кхарн. — Вознесения. Мы отринули все, что мешает нам вознестись до высот Ангрона. Мы станем истинными воинами, как наш отец, не обремененными ничем, кроме жажды завоевания и крови!

— Это не наша суть! — отрезал Магон. — Это его суть, и нам нет нужды становиться такими же.

— Как раз такими нам и должно стать. На поверку иного выбора у нас никогда и не было. — Кхарн глубоко, с клокотанием вздохнул. — Что передать твоим воинам?

Центурион Восемнадцатой напрягся.

— В этом нет надобности. Когда мы здесь закончим, я по-прежнему буду ими командовать.

— Нет. — По подбородку Кхарна скатилась капля кровавой слюны. — Нет, тебе не позволено жить, только не после того, что ты наговорил, не после того, что сделал.

Магон подошел ближе, вынуждая брата смотреть себе прямо в глаза.

— Довольно! — Теперь они были так близко друг к другу, что их лбы соприкоснулись. Невероятным усилием Кхарн удержал руку с топором. — Еще есть надежда спасти легион. Мы еще можем свернуть с пути к кошмару.

В глазах Кхарна мелькнуло нечто неопределенное — тень разума или намек на понимание, — но исчезло столь же быстро, как и появилось.

— Иного пути нет.

Черты Магона окаменели, а оружие показалось тяжелее обычного, когда Кхарн оттолкнул его.

— Так нападай, тот, кто Пожирает Миры, — сказал центурион Несломленных своему брату, — и подкрепи слова действием.

26

Пока Кхарн, Магон и остальные легионеры рвали друг друга на части, Тетис шел к примарху, широко разведя руки.

— Отец, прошу, — взмолился он. — Я знаю, вы ощущали мой разум внутри себя, в воспоминаниях о вашей жизни. Я знаю, какой вы на самом деле.

Тетис вышел за пределы материального тела и слился с сознанием отца. Нырнув в самые его измученные глубины, библиарий извлек на свет воспоминание о том, как примарх вырвался из пещер, где гладиаторы Деш’эа томились вместе со своими братьями и сестрами. Оба вновь пережили то время, когда Ангрон повел восстание против верховых поработителей, которые играли жизнями рабов в кровавые игры ради праздного развлечения. Гладиаторы набросились на тюремщиков с самодельным оружием и даже собственными цепями, вкладывая в резню всю свирепость и навыки, которыми им пришлось обзавестись для выживания в горячей пыли.

В следующий миг Тетис рухнул навзничь, хватая ртом воздух, придавленный к земле весом Ангрона.

— А потом я их увидел, — прошипел примарх. — Между нами не было ни стен, ни «змеиных глаз» — ничего, за чем можно было бы спрятаться. Я узрел верховых, которых всю свою жизнь считал какими-то непостижимыми существами. Я искал богов, а нашел всего лишь людей. Слабых, тощих, как щепки, тварей, от которых несло страхом и мочой. Они запричитали и взмолились, чтобы я вдруг перестал делать то, чем занимался из часа в час всю мою жизнь, чтобы я забыл, кем стал их собственными стараниями. Мясником. Убийцей. Вот в кого превратили меня эти доходяги.