Ангрон: Раб Нуцерии (ЛП) - Сент-Мартин Иэн. Страница 4

Перед космодесантниками на километр в каждую сторону раскинулась ровная серебристая поверхность станции. На мраморно-белых доспехах Пожирателей Миров, окантованных синевой океанской волны, играли блики звездного света, который немногим отличался от сияния Солнца Терры. Астартес не получили ни указаний, куда следовать, ни конечной точки, где будут проходить переговоры, и поэтому направились к единственному выделяющемуся объекту — невысокому хрустальному куполу в центре платформы, — гулко лязгая по настилу магнитными сабатонами и взбивая осколки заледеневшей вековой пыли.

Легионер во главе делегации шагал с уверенностью того, кто не страшится никакой опасности, которая может ждать впереди. Такая походка могла принадлежать лишь непревзойденному воителю, рожденному покорять миры. Лицо его скрывал бронированный шлем доспеха типа II, окованный бронзовыми ветеранскими пластинами и увенчанный высоким гребнем, какой обычно носили центурионы и командиры рот. На плечо он непринужденно закинул копье, по длине превышавшее рост воина, а на поясе на ремнях висели цепной топор и волкитная серпента.

Лишь одним этот боец отличался от своих спутников, один из которых тоже носил плюмаж центуриона. Все они были закованы в одинаковые мраморно-синие доспехи, лишенные каких-либо украшений или филигранной гравировки, которые нередко встречались в других легионах. Но одна вещь в облачении предводителя выделяла его среди прочих членов посольства, ведь по ней любой Пожиратель Миров с первого взгляда понял бы, что перед ним — Магон, капитан 18-й роты.

И этой вещью был плащ — простое полотно, сшитое из гибких металлических нитей. Накидка бронзовых, кремовых и полночно-синих оттенков позвякивала о доспех, приобретший другую, новую расцветку — ту, которую легион принял после перерождения в тех, кто Пожирает Миры. Магона не волновала сочетаемость цветов, а братьям хватало ума не поднимать эту тему в разговорах с центурионом. Он будет с гордостью носить этот плащ до последнего вздоха.

Облачение капитану вручили вскоре после завоевания Кибермантии Вулскеона, во время которого Магон повел 18-ю роту в самое пекло яростного боя на помощь своим братьям из легиона Псов Войны, попавшим в окружение. Именно благодаря его полководческому мастерству имперцам удалось переломить ход того сражения. Капитан умело вывел своих воинов во фланг несметной орде кибернетических чудовищ и разметал их порядки. Именно его копье повергло архимага, который вел войска против Двенадцатого, и именно его топор отнял голову верховного колдуна. Мантию на плечи Магону возложил сам Гир, когда кампания по приведению к Согласию была выиграна и весь легион собрался на борту «Твердой решимости» в Зале побед.

Тогда магистру довелось чествовать одного из своих бойцов в последний раз. Следующий приказ, отданный самим Повелителем Человечества, привел Псов Войны к окраинной планете на галактическом востоке, которая, как позже они узнали, называлась Нуцерией. Магистр легиона Гир был из тех полководцев, кто командует своими подчиненными из самой гущи сражения, кто первым обагряет клинки кровью, против кого бы ни бились Псы Войны. И он стал первым, кто встретился лицом к лицу с отцом XII легиона.

И отец хладнокровно его убил.

Сразу позади капитана шагали еще четверо легионеров. Окраины их наплечников украшали тонкие красные линии — знак различия командного отделения. Оронт, первый топор Магона, никогда не отходил далеко от своего центуриона. В неплотно сжатом кулаке он держал двуручный цепной топор огромных размеров, которым отмечали чемпионов 18-й роты. За спиной командира следовал Астакос, ротный знаменосец, служивший в легионе с самого основания на Терре. В конце процессии шагали бойцы, которые совсем недавно вступили в отделение Магона: Ганнон, димакурий [2], вращавший в руках парные клинки-фалаксы, разминая запястья, и Тетис, на чьем доспехе библиария едва успела высохнуть синяя краска.

Пройдя под аркой, зиявшей в стене, Астартес остановились в центре хрустального купола. Магон поставил копье на заостренный вток [3]. Звука не последовало — лишь толчок, едва ощутимый подошвами. Воины огляделись, регистрируя каждую деталь скромной обстановки помещения сквозь линзы на бронированных лицевых щитках. Вверху простиралась бездонная чернота космоса. С их положения открывался вид на молочно-белую сферу планеты, истерзанной штормами. Никто из легионеров не произнес и слова, однако в их позах не чувствовалось напряжения, пока они дожидались посольства другой стороны.

Последний воин Пожирателей Миров остановился в шаге позади остальных. Этот легионер не принадлежал ни к командному отделению, ни к 18-й роте. Как и Магон, он родился на Терре, и оба вступили в XII легион примерно в одно и то же время. Доблестью и пролитой кровью он тоже заслужил звание центуриона. И после обнаружения примарха сумел выделиться как никто другой в легионе, став первым Псом Войны, кто предстал перед генетическим отцом и выжил. Убедить Ангрона принять командование сыновьями удалось в первую очередь благодаря его стараниям. В тот день легион Псов Войны умер, а на его месте восстали те, кто Пожирают Миры.

И этим воином был капитан 8-й штурмовой роты, советник примарха — его глаза и уши.

— Кхарн! — окликнул Магон второго центуриона, когда в шлеме звякнул ауспик.

Тот инстинктивно сжал древко цепного топора, отчего рукоять подалась с едва слышимым хрустом.

Вход в купол, оставшийся за спинами Пожирателей Миров, закрыла плита из такого же кристалла, которая без заметного шва слилась с окружающей стеной. По залу разнеслись приглушенные вздохи, и визоры космодесантников зазвенели и замигали сигналами, как только авточувства обнаружили изменение окружающей среды.

— Атмосфера, — сообщил Оронт.

И в следующее мгновение посольство явило себя.

2

Там, где всего миг назад никого не было, теперь стояла троица практически идентичных фигур. Трое мужчин, не носившие ни доспехов, ни оружия, высоко запрокинули головы, чтобы с добротой и спокойствием взглянуть на керамитовые шлемы Пожирателей Миров.

— Добро пожаловать, — произнес один из них тихим благозвучным голосом.

— Мы рады… — подхватил второй почти с такой же интонацией.

— …Что вы верно истолковали наше сообщение… — добавил третий.

— …И прибыли сюда на встречу с нами, — закончил первый.

Магон потянулся к горжету и отсоединил герметичные крепления шлема, ухватившись за маску, стянул его с головы и взял под локоть. Центурион хотел взглянуть на представителей 93–15 собственными глазами.

Перед ним стояли лишенные волос существа неопределенного пола, в сверкавших преломленным светом мантиях поверх тонких фигур. На их одежде отсутствовали какие-либо опознавательные знаки Империума Человечества или иных союзов. Каждый с идеальной точностью повторял движения других, начиная мерным, едва заметным колыханием груди и заканчивая легким морганием век. От послов исходило абсолютное спокойствие, немыслимое для любого смертного человека, узревшего легионеров так близко от себя. Офицер не уловил запаха страха, как и вообще какого-либо запаха.

— Меня зовут Магон, я центурион Двенадцатого легиона, Пожирателей Миров, на службе Повелителя Человечества. — На эти слова легионеры отозвались, одновременно ударив себя кулаком по груди, однако послы даже не вздрогнули от неожиданного громкого звука. — Назовите себя.

Послы синхронно улыбнулись, продемонстрировав белоснежные зубы.

— Меня зовут Уна, — ответил первый.

Центурион перевел взгляд на его спутников:

— А вас?

Все трое тихо засмеялись и ответили в один голос:

— Мы все — Уна.

Магон недобро сощурил серые глаза:

— Что сталось с имперским представительством? Почему сюда не явился регент Иктилеон, чтобы лично объяснить молчание планеты Девяносто три Пятнадцать?