Граф Суворов 3 (СИ) - Шаман Иван. Страница 44

Послеобеденные пары быстро сменились стрельбищем, на котором я старался не скучать, одновременно поражая мишени на пределе видимости и раскачивая свою чакру «звука». В данном случае — в прямом смысле. Я полностью опустошал ее, через меридианы, а затем насыщал заново.

Процесс, как и с любой чакрой, проходил не так быстро, как хотелось бы, но путем многократных экспериментов я сумел выяснить для себя несколько важных вещей. Во-первых — двоякая природа чакры. Она одновременно и являлась частью меня, и была посторонней как для тела, так и для энергии.

Я внимательным образом ощупал свое тело и мог почти со сто процентной уверенностью сказать, что посторонних предметов во мне нет. По крайней мере в том месте, где она находилась, между ребрами в средней части грудной клетки. С другой стороны, это могло быть просто изменением за ребрами — внутри… но опять же я не чувствовал посторонних предметов. Моему дыханию и глотанию ничего не мешало.

Но так уж вышло, что завязанные на нее меридианы проходили не как остальные в теле, по хитрым маршрутам, обусловленным миллионами лет эволюции, иногда абсурдной, с совершенно не нужными сейчас атавизмами. Меридианы к новой чакре шли на прямую от чакр эфира и огня. Если бы я не знал, что это невозможно, сказал бы что кто-то пришил потоки правны в нужное место.

Другие меридианы, проходящие сквозь «звук» и обволакивающие эту чакру, оставались естественными, входящими в большой круговорот природной энергии, что снова наталкивало меня на мысли об искусственности такой чакры…

Но все это было совершенно не важно, ведь главное — обследуя Гаубицева я этой чакр не видел. Больше того, ее не было ни у Ангелины, ни у позволившего себя осмотреть Коловрата. Либо я ее не видел, либо это уникальное явление… либо «хаш», то есть не уникальное, но в эту сторону думать не хотелось.

— Кадет Суворов, ты долго еще тут бездельничать собрался? — вырвал меня из задумчивости знакомый голос, но я сумел не дернуть стволом, в очередной раз поразив мишень не ста пятидесяти метрах. — Сколько?

— Все в гонг. — ответил за меня инструктор по стрельбищу. — Забираете его для индивидуальных тренировок?

— Точно так. А то он тут совсем безделием мается. В начале — инструктора по физической подготовке загнал, теперь вот тут развлекается. — проворчал Строганов, пока я привычным движением отстегивал магазин и отведя затвор выбил последний патрон, сдавая разряженное оружие инструктору. — За мной, бегом марш!

— Есть! — бодро ответил я, даже не подозревая какую подлянку устроит мне наставник. Правда через пять минут, оказавшись за ближайшим леском я увидел военный тренировочный лагерь, где занимались в основном мужчины около тридцати.

При моем приближении один из бойцов поднял забрало, и я с удивлением увидел ухмыляющееся лицо Тарана.

— Что, старшой, тоже на спецкурс вызвали? — усмехнувшись спросил он, и тут же рухнул на колени, под давлением пресса своего противника.

— Тебе никто не разрешал подниматься. — отчеканила из доспеха противников женщина. — Руки держи!

— Ого, кажется, за нашего толстолобика взялись всерьез. — не сдержав усмешки заметил я, и Таран, услышав мои слова, бросился на противницу, стараясь сбить ее с ног. Женщина легко отошла в сторону, сделала подсечку и одновременно ударила локтем по спине. А когда бурят упал на четвереньки, обрушила сверху еще один конструкт.

— Парень не плох. Не лучший потенциал в плане максимального пикового показателя резонанса, но знает свой предел, да и объем резервов у него более чем приличный. — заметил Строганов, когда мы отошли чуть дальше. — Слышал ты его вытащил из камеры, вместе с четырьмя другими пацанами.

— Жаль выжили не все. — поморщился я.

— Не кори себя, кто вообще мог подумать, что вы справитесь с таким испытанием? — попробовал приободрить меня Строганов. — В любом случае — поступок храбрый, и заслуживающий всяческого одобрения. Но ты должен понимать — тащить этих ребят за собой ты не обязан. Ты войдешь в род, получишь взвод лучших подготовленных бойцов, возможно именно ту десятку, с которой мы занимались в имении.

— Это мои люди, пока они сами не захотят уйти — я от них отказываться не собираюсь. — ответил я, и Василий лишь улыбнулся. — Я… чувствую себя немного неуютно, после сегодняшнего. Я ведь даже не поинтересовался как дела у деда Мирослава. Ты его видел? Знаешь, что произошло?

— Меня там не было, если ты про это спрашиваешь. — проговорил Строганов, но увидев, что такой ответ меня не удовлетворил, продолжил: — Но да, немного в курсе. Одного из статских-советников поймали Дети господни, накачали какой-то дрянью, обработали и отправили во дворец. До последнего никто ничего не подозревал, ведь посторонних предметов у него с собой не было, вел он себя весьма нормально, а во дворец был вхож в рамках своих обязанностей.

— И что дальше? Он просто взорвался? — удивленно спросил я.

— Ну, не просто. — поморщившись ответил Василий. — Говорят он ударил во все стороны тысячами шипов. Простейший конструкт шестого ранга, объемно силовой, но он выполняется в единичном экземпляре — а тут тысячи, словно осколки. Никакие щиты не спасли, его сиятельство успел заслонить собой государя, но сам получил множественные ранения. Жить будет, но он уже старый человек…

— Выздоровление идет медленно. — кивнул я, задумавшись о том хорошо это или плохо. Нет, понятно, что вообще плохо. Ужасно что совершаются теракты, что умирают люди, но такова жизнь. Где-то кто-то постоянно умирает, каждую секунду, и не факт, что это не мучительная насильственная смерть.

После опыта с Гаубицевым я могу раскрыться Мирославу и помочь ему. Что будет после этого? Я и так у них на коротком поводке… если выяснится, что я в состоянии лечить ранения и недуги, раньше, чем я обрету самостоятельность и достаточные силы, меня могут просто запереть в золотой клетке.

Но и оставлять его без лечения — нельзя…

Городская центральная больница-крепость, имени Пирогова

— Брат Митродон, служитель Суворовых, отказался помочь своим хозяевам упокоиться. — мрачно проговорил старший брат очиститель, возглавляющий орден Асклепия в Петрограде, Никодим Костев. — Это крайне печально, мы должны помогать страждущим и нуждающимся, а не оставлять их один на один с их болезнями.

— Раз уж так вышло, брат очиститель, то не стоит ли нам сменить Митродона? Отозвать его, от исполнения обязанностей, и направить более послушного врачевателя, не отвергающего клятву Асклепию? — поинтересовался другой служитель ордена, брат врачеватель Виропас.

— Пока Митродон верен ордену и букве его законов… он сдержит обет молчания, иначе его мирская семья будет наказана за непослушание. — возразил Никодим. — придется подождать, но уверен — он сломается. Понимает, что стоит ему пойти поперек воли ордена — его дети погибнут, а у него самого не останется союзников.

— Это время, брат очиститель… мальчишка становится опасней с каждым днем. Пока мы можем еще остановить его, затормозить развитие или даже обратить его вспять. — покачал головой брат прозектор. — Если нам удастся взять подростка под контроль, идти на крайние меры не придется.

— И что вы предлагаете, брат прозектор? На сколько я понимаю, он беспрепятственно покинул вашу лечебницу, а после этого даже не появлялся у Митродона. — нахмурившись проговорил Виропас. — Нет, ждать и давать развиться чудовищу у нас под боком нельзя. Он должен умереть. А еще лучше — сидеть в клетке, для проведения опытов что расширят наши знания.

— Пока род Суворовых в фаворе у императора, такие решения опасны. К тому же, я слышал, что мальчика уже пытались дважды похитить и ни к чему хорошему это не привело. — проговорил Никодим. — Но не бойтесь, братья, наши последователи уже льют в уши государя слова истины.

— Да, нам очень повезло что семейный доктор императорской четы погиб во время теракта. — кивнул Виропас, довольно. — Я лично посещаю обеспокоенную поведением мужа императрицу, взволнованную его идеями о многоженстве.