От кого хочет миллиардер (СИ) - Дали Мила. Страница 29
Стены, пахнущие свежей краской, будто давят на меня до такой степени, что я начинаю ощущать физический дискомфорт и нехватку кислорода. Присутствие в доме Усольцевой и мысли о моей вероятной несвободе раздражали, но без Марики становится еще хуже.
Так больше продолжаться не может. Пора ставить прививку от этих отношений!
Решительно поднявшись в комнату, резкими движениями стягиваю с себя офисный костюм. Этой ночью я поеду в какой-нибудь приличный клуб, там наверняка найдется лекарство от моих навязчивых мыслей. Длинноногая пышногрудая пилюля скрасит на сегодня мое одиночество.
Образ лощеного холостяка со слегка взъерошенной прической в белой рубашке и дорогих джинсах мне нравится. Я стал узнавать себя прежнего, до переезда в этот проклятый город. У меня реально засияли глаза, когда беру флакон духов и щедро поливаю себя.
Да, я прежний Байрамов.
Звоню в клуб и бронирую стол.
Достаю из шкафа кожаную куртку, собираюсь выйти из особняка и с головой окунуться в неприличный кутеж, но внезапно мой взгляд падает на заколку Марики, покоящуюся на комоде. Простую безделушку с пластмассовыми стразами не несущую никакой материальной ценности.
И в этот момент я как заведенный подхожу к комоду, беру эту бесящую заколку, заново рассматриваю, хотя успел изучить ее до дыр. Мой мозг опять предательски подводит, подкидывая срочную идею вернуть Марике забытый аксессуар.
Чем не повод еще раз увидеть Усольцеву?
Я сам себя прерываю, взывая к здравому холостяцкому смыслу, а уже через десять минут мчу по дороге в сторону новостройки, где живет Марика…
Наверное, я мало работаю, раз у меня остаются силы для поездки к девушке, с которой я не видел будущего.
Припарковавшись во дворе, из машины выходить не тороплюсь, раздумывая, надо ли мне вообще это?
Чтобы подняться в квартиру, нужно позвонить в домофон для начала. А если трубку возьмет Марика?
Спросит — «Кто?».
Я скажу — «Я. Привез твою никому не нужную заколку».
А она ответит что-то вроде — «Подавись или катись вон».
Что я творю?
В квартире девчонок горит свет.
Я около часа дежурю под окнами.
В какой-то момент Марика подходит к подоконнику.
У меня внутри все замирает. Прожигаю ее глазами.
Усольцева задергивает штору.
Видела ли она меня? Вряд ли.
На улице уже достаточно темно, а мой автомобиль должен слиться в этой темноте с корытами местных жителей.
Один из таких жителей, запоздавший, показывается из-за угла дома. Возвращается, наверное, со своей малооплачиваемой работы, заскочив по пути в продуктовый магазин, чтобы взять по акции еды. А сейчас шурша пакетом, останавливается возле нужного мне подъезда, шарит по карманам в поисках ключей.
Спешно выхожу из авто.
На последних секундах успеваю придержать дверь за жителем и проникнуть в подъезд.
Теперь с этой чертовой заколкой стою возле квартиры, рискуя потерять последнюю гордость, нажав на звонок. Это будет выглядеть минимум странно, если я сейчас припрусь к Марике.
Не остановившись на достигнутом, нажимаю все-таки кнопку.
Дверь открывает Алла.
— Орхан? — удивленно спрашивает. — Что-то в офисе случилось?
— Нет. Я собственно… — сжимаю в ладони заколку.
— Вы не стойте, входите!
Разумеется, Алла щебечет добродушно. Она не откажет, потому что не хочет проблем.
Перешагнув порог, остаюсь на коврике.
— Марика забыла в особняке вот эту штуку.
— А, крабик, — кивает. — Да, я обязательно передам. Марика сейчас в ванной.
Возможно это и к лучшему. Я сочту за удачу.
Протягиваю Алле заколку. Девушка собирается ее забрать, но неожиданно корчится, задергав ноздрям.
— Простите Орхан, но это отвратительно. Что за резкий одеколон? Не могу…
Так и не взяв заколку как ошпаренная отбегает, зажимает ладонью рот. Ломится в ванную, отчаянно застучав кулаком по двери и оставляя меня в полном недоумении.
Незаметно принюхиваюсь к воротнику куртки, не слыша вони. Я мылся. Одеколон тот же что и всегда.
Из ванной показывается ошарашенная Усольцева, уступая подруге, выходит в коридор.
— Привет, — говорю, едва увидев Марику.
И мне на душе становится легче. Она выглядит хорошо, немного взволнованно, но в целом все также безупречно. На ней тонкий халатик нежно-розового цвета.
— Здравствуй, Орхан.
— Я заколку возвращаю.
Первые секунды Марика изумленно смотрит на вещицу как на что-то несущественное, будто бы и не узнает ее. У Марики еще много подобных заколок. Но девушке не хочется ставить меня в неловкое положение.
— Спасибо, я как раз обыскалась!
Улыбнувшись слегка, она подходит ко мне, забирает аксессуар и вдруг морщится.
— Орхан…а надухорился-то… Ужасно.
Кажется, я впервые в жизни покраснел.
— Настолько?
— Если честно до тошноты. Прости, но фу.
— Я же ими всегда…
— Не знаю. Невозможный запах. Слишком резко стал слышаться.
— Ладно, — мне смертельно захотелось убраться из квартиры, в которой я ощущаю одну сумасшедшую неловкость. — Я заколку тебе отдал. Всё. Прощай.
Развернувшись, выхожу, быстро спускаюсь по лестнице, ураганом вылетаю на улицу.
У меня что, духи протухли? Никогда прежде я не слышал со слов окружающих, что от меня воняет. А если это говорят женщины, две и сразу…
Две недели спустя…
— Пациент в вашем анамнезе золотая карта постоянного клиента в цветочном салоне, бесконечные мысли и разговоры о Марике, ее фото на заставке телефона. Я ставлю вам диагноз — любовь. Подцепили вы эту заразу все-таки, — смеется Борн.
Я зашел к брату в антикварную лавку в надежде развеяться, а он уже ставит мне диагноз.
— Поспорил бы, — рассевшись на раритетном диване, отвечаю, взглядом залипаю в телефоне.
— А что ты сейчас делаешь? — не перестает прикалываться.
— Пишу сообщение. Марике.
— Где?
— В приложении мобильного банка. Скидываю ей сумму и пишу, потому что других способов она не оставила. Я везде в черном списке.
— Я же говорю — влюбился.
— Нет.
— Ладно, — он терпеливо обходит прилавок, приближается, встав над душой. — Втрескался, запал, втюрился. Выбирай любой понравившийся синоним!
Тяжело выдохнув, отбрасываю телефон.
— Тебе легко раскидываться громкими словами, Рафаэль, ведь ты однолюб. Ты всю жизнь любишь только Веру, а у меня кандидаток море.
— Любить и заниматься сексом — два разных понятия брат. Ты можешь делить постель с одной, но мыслями быть с другой, недосягаемой.
— Не знаю. У меня сейчас душевный раздрай, — подаюсь вперед, облокотившись на колени и взявшись за голову. — Я когда жил с Марикой, не хотел потерять свободу. Все сделал, чтобы не ввязываться в постоянные отношения. А заполучив желаемое — прежнего драйва не ощутил. Как только вижу другую девушку, которую могу взять, внутри тяжело становится. Какая-то тягость, неохота. Нет ощущения полета. Не понимаю.
— Я тоже не сразу понял, что влюблен. Из-за этого потерял целых шесть лет! Пропустил рождение старшей дочери. Не совершай моих ошибок.
Услышав о детях, решаю признаться в остальном.
Откинувшись на спинку дивана, поднимаю взгляд на Рафаэля.
— Я предложил родить Марике. Для меня. За деньги. А потом, чтобы она получила сумму и отказалась от ребенка.
Невозмутимое лицо брата сейчас перекосило.
За этим слышится грохот посуды. Погрузившись в разговор с Борном, я не сразу замечаю, как из подсобки выходит сноха. Кажется, мои слова долетели и до ее слуха, отчего руки Веры дрогнули, а чашки на подносе громыхнули.
— Орхан, ты совсем, что ли? — возмущается она.
— А что не так? Что ты тут закаркала?
Вера, нахмурившись, ставит поднос на прилавок.
— Обрекать кровинку на жизнь без матери? Ты в своем уме?
— Живут же так.
— По разным обстоятельствам! Но! Предлагать такое девушке, которая смотрела на тебя влюбленными глазами очень-очень-очень плохо Орхан. Она же не из центра суррогатного материнства, — и смотрит на меня с укоризной.