Призыв ведьмы (СИ) - Торен Эйлин. Страница 2
Внутри бурлило и клокотало — вот-вот и оно взорвётся, полезет наружу сметая всё на своём пути. К глазам подступили предательские слёзы и Мила сквозь рыдания начала причитать. Что именно она и не осознала, но “не убивайте”, “простите”, “отпустите” и так далее по классическому сценарию в её истеричном монологе точно были.
Мужчина со шрамом выпрямился и Мила осознала, что он тоже невероятно высокий, на полголовы выше того, который её принес. Ширина его плеч безумно пугала.
Когда он встал и отвернулся, то сквозь слёзы Милена увидела, что одежда на них не привычная её глазу, может что-то похожее она видела в исторических фильмах. Цвета одежды были синего, тёмно-синего и чёрных цветов. А стоящий в комнате третий мужчина, которого она только что заметила, был одет в одежду коричневого цвета. И к своему нескрываемому ужасу она наконец заметила, что на поясах у всех троих были мечи, а на поясах за спиной самые настоящие кинжалы.
И слёзы снова потекли ручьём.
— Веди её к серым, — прохрипел тот, что со шрамом.
— А не рано? — с сомнением спросил тот, который её принёс.
— Тогда сам её успокаивай, — отрезал “шрам”.
Дальше эти двое повели её по мрачным каменным коридорам, в которых было холодно и жутко. Милена упиралась, хваталась за всё, что придётся, но это мало ей помогало. Они прошли мимо ещё нескольких здоровенных мужиков в коричневых одеждах, все они были страшными, на бородатых лицах ухмылки. И её топило понимание, что она не может рассчитывать на их помощь.
В какой-то момент слёзы окончательно застлали её глаза и силы её покинули. Её подхватили за талию и она не видела больше дороги, перестала сопротивляться, только шептала о том, чтобы её не убивали и отпустили. Кошмар никак не хотел прекращаться и Милене никак не удавалось наконец проснуться.
Когда они остановились, она поняла, что оказалась в теплой и просторной комнате с приглушенным светом двух потолочных люстр. Милену оставили тащившие её руки, и она осела на пол, потому что ноги отказались её держать.
— Нам нашли белую ведьму? — очередной мужской голос пророкотал у неё над головой и снова крепкие руки бесцеремонно и с силой подняли её и развернули.
Этот “великан” был темноволосым, смуглым, тоже приятным на лицо, хотя черты его лица были резкими, а взгляд темных глаз был пренебрежительным.
— Какая-то она, хм, мелкая? Тощая. Она точно белая и сможет прекратить холодную пору? — этот ей не нравился ещё больше, чем вот те двое, которые стояли теперь за спиной этого и в их взглядах даже сквозь туман слёз она видела тонну сомнения.
— Маги сказали, что белая, — ответил светловолосый, который её сюда притащил.
— А может маги ошиблись? — спросил этот жуткий тёмный, так и не отпустив её руки.
— Элгор, отпусти девочку, — приказал мужчина со шрамом.
Этот самый Элгор послушался и отпустил — словно мусор выронил. Милена снова оказалась на коленях на каменном полу.
— Где Хэла? — спросил "шрам".
— Там, — робко ответил ему тихий девичий голосок.
Милена устремила к нему свой взгляд и увидела с десяток девичьих лиц. Все они смотрели на неё с интересом и сочувствием. И сочувствие это сковывало ледяным ужасом.
— Позови, — приказал шрам.
Но не успел никто из девушек и пошевелиться, а было понимание, что обращён приказ был именно к кому-то из них, как в комнате, в другой её стороне, темной и не видимой для взгляда Милены, раздалось пение. И к своему невероятному изумлению девушка узнала эту песню. С мотивом всплыло яркое воспоминание о Кольке, который лет в пятнадцать очень любил песни этой группы. Сама же Милена с необузданным энтузиазмом десятилетки горланила строчки припевов, забавляла брата и раздражала родителей, но, несмотря ни на что, продолжала подпевать. Припев вот этой конкретной песни они с братом орали как ошалелые.
“То парень к лесу мчится, то в поле, то к ручью,
Всё поймать стремится моооооолнию”. [1]
Песню пела женщина лет тридцати. И Милена всегда смущалась этому обращению, когда надо было окликнуть кого-то кому уже за тридцать, но нет ещё, например, пятидесяти. Понятно, что не девушка, но и женщина как-то странно звучит.
Слова песни умолкли. Её исполнительница замерла под одной из люстр, внимательно изучая зарёванную девушку, сидящую в нелепой позе на полу. Милена в изумлении уставилась на ту, что сейчас пела, и песня была кажется самым реальным из всего того, что происходило вокруг.
— Хэла? — отозвался навстречу женщине мужчина со шрамом. И Мила решила, что он всё-таки тут был самым старшим и по возрасту и по положению.
— Белую нашли? — спросила женщина, небрежно склоняя голову набок.
— Вроде.
Она вздохнула и подошла ближе, присела перед Миленой.
— Ох, очередная крошка-хорошка, — буркнула комментарий словно сама себе.
— Я знаю эту песню, — к своему изумлению выдала Мила.
— А? — нахмурилась женщина, приподнимая одну бровь. Милена напряглась — её имя Хэла?
— Я знаю эту песню, — повторила девушка еще раз.
— И откуда ты такая? — с усталостью и без интереса спросила она Милу, нахмурив густые темные брови.
— В смысле?
— Ну, песню знаешь, значит на просторах России-матушки выросла или около того… вот и спрашиваю — откуда ты?
— Питер, — выдала Мила.
— Эх, “если выпить вы хотите, то берите водки литер, это ж Питер, тётя, ну шо, берёте?” [2] — проговорила ехидно Хэла.
— Боже, вы… Вы тоже из Питера?
Хэла мотнула головой не соглашаясь.
— Можно на ты. Выпить-то будешь?
— Что? — смутилась Мила.
— Ну и водку можно, — лукаво подмигнула собеседница.
Она улыбнулась и Милена увидела очаровательную кривоватую, но очень добрую улыбку — обычно такая легко располагает к себе людей. Взгляд серых, кажется, глаз был озорным. Вокруг них была слабая сетка морщинок.
— Я никогда не пила водку, — честно призналась девушка.
— Бывает, — повела головой Хэла. Потом встала и вернулась обратно с глиняной, так по крайней мере показалось, кружкой. — Держи.
Милена взяла её в руки. На дне было немного жидкости, которая по запаху напоминала водку.
— Это что?
— Вдохни и залпом пей, — кивком приказала ей женщина, ослушаться не получилось.
Мила хлебнула и поняла, что обожгла себе все внутренности, закашлялась и сжалась.
— Хэла, эй… — кто-то из мужчин, которые так никуда и не делись, видимо напрягся от реакции Милены на этот крепкий алкоголь.
— Нормально всё, достопочтенный митар, всё с вашей ведьмой хорошо будет, — ответила она и и заглянула Милене в глаза. — Откуда песню-то знаешь?
— Мой брат слушал, — отозвалась та.
— А какие ещё песни знаешь?
— Прыгну со скалы, — сама не понимая зачем стала перечислять всплывающие в голове названия песен Милена, — Кукла колдуна, Камнем по голове, Лесник, Смельчак и ветер…
— Во, сойдет, — прервала её Хэла. — Запевай.
И к своему ужасу Милена начала чеканить слова, которые видимо навсегда были в её голове:
— Я ведь не из робких,
Всё мне по плечу.
Сильный я и ловкий
Ветра проучу… [3]
И Хэла ухмыльнулась, подхватила и продолжила:
— Был сильный ветер, крыши рвал
И несмотря на поздний час
В округе вряд ли кто-то спал
Стихия не на шутку разошлась…
Она пела и Милена подпевала ей совершенно по инерции. И кто-то ещё подпевал, хотя она и не видела кто.
Всё происходившее стало окончательно нереальным, безумным, словно уже не сон, а странный фильм, с нелепыми музыкальными вставками. Но несмотря на всё это внутри у Милы разлилось невероятное тепло, мысли стали гибче и в какой-то момент ей стало совершенно всё равно — она пела песню с безумием и отвагой, уже не пытаясь дать отчет тому, что происходит.
Когда они допели в комнате прибавилось народу. Пришли несколько мужчин одетые в коричневые одежды, как тот, которого Мила уже видела. Возле неё оказалась пожилая дородная женщина с приятным мягким и добрым лицом, и, словно наседка, стала квочить вокруг так и сидевшей на полу Милены.