Призыв ведьмы (СИ) - Торен Эйлин. Страница 8

— Вот так! Меня зовут Грета. А это Сола, — она указала, на худенькую девчушку, которая присела на кровать с другой стороны от белой ведьмы. — А вон там Анья и Карлина, а еще есть Донна, Маржи, Оань, Лорана, Томика, Куна и Йорнария. Мы хотели звать её Йорна, но она злиться страшно, так что не уменьшай её имя ни за что.

Кто-то хихикнул, кто-то улыбнулся.

— А я Милена, но можно Мила, — ответила она, ей было так пусто, что хоть действительно иди топись.

— Мы понимаем, что тебе плохо, правда, — проговорила та, которую Грета назвала Сола, голос у неё был высоким, даже писклявым. — Я, когда попала в белую комнату рыдала до беспамятства, а потом приходила в себя и снова рыдала. Даже не знаю, сколько времени я там провела. У меня мамочка больная совсем, мне надо ей помогать, но я здесь, а она теперь там, а может и нет её больше. Я тут уже больше одного тира, наверное и у меня там итор прошел целый.

Девушки начали горестно вздыхать, кивая.

— А у меня было исследование, были подопытные, были отчёты — работа всей жизни! А теперь я стираю и полы мою, — проворчала высокая, стройная девушка, с темной кожей и светлыми волосами, вытянутым, но приятным лицом с глазами цвета миндаля и голосом гулким и очень похожим на мужской. — Я Карлина.

— А я вот не жалею теперь, что тут оказалась, — отозвалась та, которую Грета назвала Аньей. — У меня был голод в поселении, отец у меня был жестоким, бил меня, принуждал ко всякому, а накануне, как я сюда попала, он мне сказал, что отдаст своему другу, старому, жуткому!

Она сморщилась:

— Как вспомню — выворачивает. А ещё я тут хоть ем нормально, и работа совсем не тяжелая. Вот ведь задача — полы мыть, — и она закатила глаза, перед этим бросив взгляд в сторону Карлины.

На вид Анья была самой младшей из всех присутствующих. Милена дала бы ей лет двенадцать, если бы не её взгляд и какая-то еле уловимая манера говорить, словно она давно уже не ребенок. Хотя конечно как можно быть ребенком, когда с тобой такие страшные вещи происходили.

— А на Хэлу ты не обижайся, она хорошая, строгая, но добрая. Справедливая. И очень сильная, бывает страшной, — повела головой Грета. — Но я вот застала предыдущую чёрную ведьму, что вместо Хэлы была — кровавый понос можно было от неё получить только за то, что не так в её сторону посмотрела.

— Боже, — всхлипнула Милена.

— А Хэла не такая, — поспешила добавить круглолицая серая.

— Ты поспи, — погладила её по спине прохладная рука и ей показалось, что рука эта наверняка принадлежит Карлине.

— Я не понимаю, — всхлипнула Мила. — Почему я?

— Так никто не знает, — отозвалась Анья. — Это вот так вот и всё.

Это заявление было такой жирной точкой, не терпящей никаких дальнейших вопросов или возражений.

Милена легла, закрыла глаза, её трясло и она не могла понять отчего — от истерики или от холода. На неё находила икота, нос был забит соплями, из-за продолжительного плача. Она шмыгнула им и кто-то из девушек услужливо дал ей отрезок ткани, чтобы она могла высморкаться. А потом они накрыли её чем-то тяжелый и тёплым.

В голове девушки возникла мысль о том, что какими же иногда бывают приятными простые и даже неприглядные вещи — платок, вот, например.

Сон накатил незаметно, утянул за собой во мрак безысходности.

Когда Милена проснулась комната была залита мягким розовым светом.

— Это у них второе светило садится, — подала голос Хэла, сидящая на кровати, что стояла рядом с кроватью, на которой спала Мила.

Всё тело девушки нещадно болело, кожа лица была натянутой от соли в слезах. Как бы было хорошо умыться, но шевелиться совершенно не хотелось.

— Второе светило? — в недоумении переспросила она.

— Ага, не спрашивай. Я вообще не очень понимаю как тут что. И почему при том, что солнце у них в двойном размере всё равно холодно, как в холодильнике, — фыркнула женщина недовольно. — Тут много еще такого, что невозможно понять, сравнивая с нами. Короче, я хоть физику знала не очень хорошо, но тут поняла, что если бы и знала, то мне это не помогло бы ни разу. Некоторые её законы тут вообще не действуют.

Она усмехнулась, потом перевела взгляд на Милу:

— Хотя о какой физике может идти речь, если слова имеют реальную силу. Я вот по первости так ими давилась, жуть. Я знаешь как чертыхаться люблю? — Хэла вздохнула. — Но как представлю, что за вакханалия тут начнется, если я пошлю всех к чертям. Становится не по себе.

Она замолчала и Милена всё пыталась понять её слова, ей всё ещё казалось, что это дурной сон. Длинный, ужасно длинный сон. Но может всё-таки он закончится? Может ещё немного и она осознает, что можно просто открыть глаза и оказаться где-то там, где воздух пахнет всяким дерьмом, слышен постоянный шум машин, где грязный снег на улицах слезает весной и обнажает собачьи экскременты и это на самом деле прекрасно?

— Топиться-то пойдём? — спросила Хэла внезапно, выдергивая Милену из тяжёлых размышлений.

Она нахмурилась. А может именно это и нужно сделать, чтобы проснуться.

— А мне поможет это проснуться? — спросила она скорее у вселенной, чем у сидящей рядом женщины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну, это всё относительно, — отозвалась та, — может это кома, и типа ты в больничке такая лежишь и опа из комы вышла и все счастливы.

И Хэла развела руками, улыбнулась натянутой неестественной улыбкой.

— А может ты умрешь и попадешь в загробный мир, о котором все говорят, — она хмыкнула. — Хотя вот для меня, я уже где-то в чистилище отвисаю, а значит какой смысл еще раз умирать? Только потрачу своё время. А есть ли оно вообще у меня, это время? А может это и правда очень хреновый сон, который оказался охренительно долгим и вот те раз — утопилась и проснулась?

И женщина только что очень серьёзно всё это говорящая, хитро подмигнула девушке.

— Но мне кажется, раз уж и так всё зашибись фигово, к чему усугублять? И вот я тусую. Но каждый решает сам.

— Они найдут другую? — спросила Мила.

— Да, всегда так. Одна уходит — приходит другая.

— Куда уходит? — оживилась девушка.

— Умирает — от болезни, старости. И конечно есть такие, кто сами, не справляются.

— И много таких? — почему-то Миле стало отчаянно не по себе.

— Бывает. Это же ужас. Я вообще не понимаю как я в себе ещё. Хотя может и не в себе, может я уже давно того, с крышей своей распрощалась. Не знаю. Если бы не это, — Хэла показала Милене мобильный телефон с воткнутыми в него наушниками, — я бы точно уже выпилилась.

— Это? — девушка не верила своим глазам. — Телефон?

Женщина кинула.

— Но как? И… зачем?

— Как? Потому что все приходят сюда с чем-то своим. Странными порой вещами, я тебе скажу, но что-то притаскивают, — улыбнулась женщина.

— И я? — Милена недоумевала.

— Серьги, — указала ей на уши Хэла и руки сами потянулись к ушам, чтобы осознать. Три серьги в одном ухе и одна в другом были на месте.

Мила всхлипнула — одну пару гвоздиков ей подарил папа, а вторую бабушка.

— У кого что: браслеты, кулоны, амулеты, книги, даже есть снежный шар, микроскоп и из очень полезного маникюрный набор.

— А?

— Ага, представляешь, — Хэла ухмыльнулась. — Я вот думаю, а как они в средневековье ногтями занимались? Грызли наверное. Типа сидит такая королева, а у неё ногти обгрызенные. Хм, шикарно!

И она захихикала, чем заставила Милену улыбнуться, хотя в голове возникла масса непонимания.

— А шар? — нахмурилась девушка.

— Вон там, — Хэла указала рукой на полку у одной из стен их просторной комнаты. — Видишь? Здешний музей бесполезных вещей.

И Милена посмотрела на полку, заставленную разными странными вещами.

— Микроскоп?

— Ага, хотя немного не такой, как мы с тобой привыкли, ну он из другого мира, в общем, не из нашего. И еще секстант и компас — бери и плыви, — и женщина задорно усмехнулась. — Хотя что измерять секстантом не понятно, да и компас тут бесполезен. У него стрелка вертится по кругу без остановки.