Волшебный миг - Картленд Барбара. Страница 52

Все время, пока сэр Гай говорил, Нэда не сводила с него горящего взгляда, беспокойно постукивая по столу пальцами.

Как только он закончил, она вскочила так резко, что ее стул чуть не упал.

— Все, что ты говорил, мой дорогой Гай, звучит очень правдоподобно, — заявила она надменно, — но ты не понимаешь, как нас унизил. Да, это как раз то слово, унизил и меня, и Айвора, нас обоих. Ты отдал ему поле и пообещал полную конфиденциальность, и что никто не будет туда ходить. И вот теперь, ты позволил цыгану нарушить свой приказ, потом мисс Сент-Винсент, которая не только завела с цыганом интрижку, но и за моей спиной ходит жаловаться на меня. Какое право имеет эта проходимка, эта девица, о которой мы ничего не знаем, вмешиваться в наши отношения — твои и мои, людей одной крови? Все, что мы знаем об этой мисс, так это лишь то, что у твоего брата хватило ума не жениться на ней...

— Нэда, прекрати!

Сэр Гай ударил по столу кулаком.

— С меня достаточно, — резко сказал он. — Ты забыла, что Салли — гость в этом доме, и я не позволю тебе оскорблять моих гостей.

— Нет, это твое отношение оскорбительно. Это мне приходится терпеть твою грубость и потом извиняться за нее перед моим соотечественником, — продолжала Нэда. Из ее последних слов было очевидно, что она себя ассоциирует больше с Польшей, чем с Англией, поэтому восприняла предпочтение, которое сэр Гай отдал Салли, как оскорбление своей нации.

Она повернулась и вышла из столовой, громко хлопнув дверью. Некоторое время все молчали, потом Айвор Павловский встал.

— Я схожу и поищу ее, — сказал он. — Приношу свои извинения за скандал. — Он посмотрел сначала на леди Торн, потом на сэра Гая. — Не волнуйтесь из-за этого фургона. Я все понимаю.

Салли стало жаль его, когда она увидела, каким смущенным он отправился вслед за Нэдой. Она никак не могла решить, стоит ли ей извиняться за эту неприятную сцену, поскольку считала и себя в какой-то степени ответственной за все происшедшее.

Первой нарушила молчание Пру.

— Из-за чего они сердятся? — спросила она леди Торн. У нее было удивленное лицо и широко раскрытые глаза.

Леди Торн улыбнулась.

— Не думай об этом, дорогая. Взрослые люди тоже иногда ссорятся, как и дети.

— Они иностранцы? — спросила Пру задумчиво. — Иностранцы всегда ужасно нервные. И индийцы тоже, нам даже не разрешали выходить из бунгало в праздники, правда, Николас?

— Они громко пели, кричали и иногда даже катались по земле, — подтвердил Николас.

— Я помню, что когда была в Индии много лет назад... — начала леди Торн и рассказала им длинную историю о торжественном приеме во дворце, где она присутствовала. Этого рассказа детям хватило до конца завтрака.

Салли, чувствуя, что больше не сможет съесть ни кусочка, сидела молча за столом. Больше всего ей хотелось, чтобы она ни слова не говорила об этом цыгане. Пусть бы события шли своим чередом. Но в то же время, как можно было держать язык за зубами, когда из-за необоснованной злости Нэды мог пострадать маленький ребенок. Салли старалась не смотреть на сэра Гая, она чувствовала себя униженной из-за слов Нэды о Тони.

Леди Торн была единственным человеком, которого, казалось, нисколько не смутила выходка Нэды. Она прервала свой рассказ об Индии для того, чтобы попросить Салли налить ей кофе. А когда Салли вскочила, добавила:

— Спасибо, моя дорогая девочка, вы мне очень помогаете.

Салли понимала, что своими словами леди Торн пыталась ее утешить и извиниться за жестокость Нэды, но боль в душе осталась.

Когда завтрак был закончен, она поспешила наверх, чтобы убрать комнаты. Следом за ней отправились Николас и Пру, настойчиво требуя, чтобы она их отвела посмотреть на цыган.

— Хорошо, — устало согласилась Салли, чувствуя, что она уже так много всего натворила, что еще чуть-чуть ничего не изменит.

И без того было ясно, что больше оставаться под одной крышей с Нэдой она не может. Это был вопрос нескольких дней. Скоро маму Николаса и Пру выпишут из больницы, и дети переедут к своим бабушке и дедушке. Салли будет свободна от своих обязательств, и с двадцатью пятью фунтами в кармане сможет снять какую-нибудь квартиру, пока не найдет работу.

Дети донимали ее вопросами о цыганах и их фургонах, пока она наконец не закончила убирать комнаты, и все трое не пошли вниз. Миссис Харрис — толстая кухарка — была «добровольной рабыней» Николаса и Пру, как называла ее леди Торн. Когда они вошли в кухню, ее лицо засияло.

— Я знаю, зачем вы пришли, мои утята, — сказала она, доставая жестяную банку, где специально для них хранила печенье. Потом повернулась к Салли и добавила:

— Они стали лучше выглядеть, маленькие сокровища, но все-таки их еще надо кормить и кормить. Ведь съедают они меньше того, что нужно мышке, чтобы выжить.

— Не правда, — засмеялась Салли. — Они теперь едят с большим аппетитом, и если их подержать здесь подольше, съедят и леди Торн вместе с ее домом.

— Чего еще можно желать, — сказала, улыбаясь, миссис Харрис, видя, как дети достают из банки печенье в виде звездочек и крошечные бисквиты, украшенные засахаренной вишней и зеленым дягилем.

— Но мы пришли к вам не за этим, миссис Харрис. Нам нужен ваш специальный бульон, — объяснила Салли. — Одна маленькая цыганская девочка очень больна, и я знаю, что если что-нибудь и поможет ей быстрее поправиться, так это ваш специальный костный суп.

— Я с удовольствием вам прямо сейчас налью, — ответила миссис Харрис. — К счастью, я сварила его только вчера. Сейчас найду кастрюльку, и вы скажете им, что суп надо будет только подогреть, когда девочка захочет есть.

Она приготовила кастрюльку, ни на секунду не переставая говорить, попутно предлагая детям съесть еще и еще печенья. И когда наконец все было готово, и они собрались уходить, миссис Харрис наполнила карманы детей засахаренными миндальными орехами.

— Она ужасно добрая, правда? — сказала Пру, когда они шли по лужайке.

— Ей очень нравится портить детей, — ответила Салли.

— А для нас это большая удача, — мудро заметил Николас. — Я думаю, Салли, что мне надо будет дать маленькой цыганской девочке немного моего миндаля. Если она больна, думаю, ей понравится.

— Конечно, понравится, — согласилась Салли.

Но когда они пришли к фургону, дверь все еще была закрыта, а цыган все так же сидел на ступеньках.

— Моя Зита все еще спит, — сказал он Салли, — но жар спал, и она должна проснуться сегодня к ночи.

— Я тогда обязательно приду сегодня вечером или завтра утром навестить ее, — пообещала Салли.

Она отдала суп, и рассказала, как им пользоваться. Цыган внимательно выслушал. Потом посмотрел на нее с благодарностью.

— Вы очень добры, леди.

— Я рада была помочь вам, — ответила Салли. — Не могу спокойно думать, что такая маленькая девочка сильно больна.

Неожиданно он взял ее руку, повернул ее и посмотрел на ладонь.

— Когда-нибудь у вас будут свои дети, — сказал он, — может быть, трое или четверо. Вы будете их очень любить. Но сначала вам придется пройти через темноту и испытать очень сильный страх и жажду, а счастье свое вы найдете, когда меньше всего будете ожидать.

Он отпустил ее руку, но Салли все еще продолжала смотреть на свою ладонь.

— Как вы могли все это узнать, только посмотрев на линии моей руки? — спросила она. — Вы на самом деле верите, что это правда?

Цыган улыбнулся, словно услышал глупый вопрос наивного ребенка.

— Однажды вы узнаете, что я говорил правду, — уверил ее он. Дети, осмотревшие фургон со всех сторон, подбежали к ним.

— Пожалуйста, разрешите нам посмотреть на другие фургоны. Ну пожалуйста, — стал его упрашивать Николас.

— Хорошо, пойдемте со мной, — ответил цыган. — Я вам их покажу.

Он повел детей на соседнее поле. Салли же подумала, что если любопытство детей еще можно объяснить, то она будет просто незваным гостем, и осталась сидеть на траве, ожидая их возвращения. Этим утром солнца было немного, над рекой еще висели остатки предрассветного тумана. Небо было опалового цвета, и вдали неотчетливо вырисовывались линии холмов. Из-за этого весь мир казался нереальным, и Салли, будто снова услышала голос цыгана. Интересно, была ли ее судьба, предсказанная им, только плодом воображения.