Каждый мародер желает знать… (СИ) - Фишер Саша. Страница 46

— А памятник? — спросил я.

— Ну, там такая история... — Ларошев снова замялся. — В общем, со свадьбы дочка старосты опять убежала, а мы со старостой напились до бесчувствия и сели играть в карты на желание. Я выиграл и потребовал памятник. Утром пытался его убедить, что это мы все спьяну, что не надо ничего такого. Но староста закусился, и теперь вот... Так. Доволен? Какой там второй вопрос? И давай быстрее, а то мы торопимся...

— Второй вопрос короче, — успокоил его я. — Вы же никогда не было в Белобородово, да?

— А это еще ты с чего решил? — Ларошев гордо выпрямил спину.

— Думаю, тогда бы вы меня предупредили про шагоходы с пулеметами и прочие удивительные вещи, которые нас там ждали, — я хмыкнул.

— Шагоходы? — брови Ларошева взлетели вверх. — О боже... Лебовский, я и представления не имел... Может быть, за много лет там просто все изменилось... Ой, все-все! Да, я просто случайно ткнул в карту, чтобы не называть свое настоящее место рождения. Белобородово выглядело невинно, и я про него ничего не знал. Я ответил?

— А что такого случилось, что вам понадобилось скрывать место своего рождения? — спросил я.

— Это уже третий вопрос, — парировал Ларошев. — А ты сказал, что у тебя их два. Так что теперь спрашивай Клауса Марковича, его очередь отбиваться от твоей безудержной любознательности...

— Да, кстати, Бюрократ, — я повернулся к нему. — Тут вот какое дело... В этом самом Белобородово живет один полумеханический долгожитель по фамилии Демидов. И он был убежден, что согласно контракту, который ты составил со Стасом, мы, как исполнители воли одного из Демидовых, принадлежим ему. Согласно какому-то там уложению. Как крепостные или что-то вроде. Или не крепостные... Если честно, я вообще не очень понял, чему он так радовался, когда Стас сказал, что контракт заключен от имени Демидовых... Я помню, ты мне что-то рассказывал про бюрократическую магию, которая дотла не сожжет, но жизнь испортить может. Мы благополучно слиняли от того парня... Но теперь мне нужно знать, что там мог быть за мелкий шрифт, который я пропустил. и какие последствия мне могут теперь грозить?

Лицо Бюрократа стало серьезным. Он снял с носа очки, вытянул из кармана платочек, протер их и водрузил обратно на нос. Потом сложил на столе руки и, внимательно посмотрев на меня, заговорил.

— Видишь ли, Богдан...

Глава 24. Должно работать! Но не работает...

«Говорит на бюрократическом», — с тоской подумал я, слушая гладкую речь Бюрократа. Нет, отдельные слова я даже понимал, вот только все вместе воспринимал как белый шум и совершеннейшую тарабарщину.

— Бюрократ, а ты с кем сейчас разговариваешь? — уточнил я на всякий случай. — Может ты мне какими-нибудь более простыми словами скажешь, мне есть о чем беспокоиться или можно благополучно выкинуть этого кадавра с железными протезами из головы, как страшный сон?

Бюрократ вдруг замолчал на середине слова и замер с открытым ртом. Полез во внутренний карман пиджака и извлек оттуда крохотную черную книжечку. Полистал страницы. Нахмурился. Снова снял очки.

— Покажи запястья, — сказал он неожиданно серьезным тоном.

— Что? — я приподнял бровь в недоумении.

— Запястье, Богдан, это такая часть руки, где кисть соединяется с предплечьем, — все с той же звериной серьезностью проговорил он. И не дожидаясь, пока я выполню его просьбу, дернул к себе мою правую руку и задрал рукав. Внимательно осмотрел со всех сторон. Жестом показал, чтобы я дал ему вторую руку.

— Ничего нет, странно, — сказал он.

— А что должно быть? — спросил я. — Или могло бы быть?

— Я вспомнил контракт, — сухо сказал Бюрократ. — Мы со Стасом спорили по этому поводу, я предлагал другую форму, но он сказал, что уполномочен заключать только одну версию контрактов... — на какое-то время речь Бюрократа опять стала не очень понятной, он упоминал в ней какие-то уложения номер такой-то такого-то года, циркуляры и еще что-то настолько же малопонятное. Потом снова перешел на нормальный язык. — Так что Демидов прав. Это действительно должно было так сработать.

— В смысле, что я должен был стать его крепостным или чем-то в этом роде? — я скривился. — И когда бы я покинул его территорию, на лбу у меня должна была вырасти елда?

— Фу, Богдан, откуда эта фантазия про... гм... лоб? — Бюрократ поморщился.

— Прости, это немного другая история, — вздохнул я. — В общем, это должно было сработать, но не сработало, так? А может в какой-то момент вдруг включиться и обрушить на меня всякие там небесные кары, или что там еще обрушивает бюрократическая магия?

— Теперь уже не знаю, — развел руками Бюрократ.

— Так это получается, что Демидовы таким образом могли себе целую армию крепостных навербовать? — задумчиво сказал я. — Если каждый из них имеет право заключать контракты только определенного образца, значит все подписавшие становятся рабами Демидовых?

— Ну... Нет, не так, — сказал Бюрократ, сцепил на руки в замок и набрал в грудь воздуха.

— Нет-нет, не надо больше лекций! — я замахал руками. — А то у меня мозг лопнет. Он хоть и маленький и бестолковый, но я его все равно люблю. Слушай, а может быть так, что не сработало, потому что Матонин мой попечитель, и я, по факту, чужая собственность?

— Может и так, — кивнул Бюрократ.

— Ах да, вот еще что... — вспомнил я.

— Лебовский, уйми свою любознательность! — Ларошев поднялся из-за стола и начал нервно ходить за моей спиной. — Смилуйся уже, нам пора идти, а тут ты со своими вопросами.

— Второй вопрос короче, — усмехнулся я. — Если я верну Университету сумму, которую за меня заплатил попечитель, я не буду должен отрабатывать на Матонина?

— Все верно, — Бюрократ покивал и встал. — Там есть свои нюансы, но, думаю, Гезехус пойдет тебе навстречу, если ты пожелаешь снять с себя ярмо попечительского контракта.

— Ясно, бабло победит зло, — сказал я. — Все, больше вопросов нет, топайте уже, куда шли. Вряд ли вы во фраки вырядились, чтобы в студенческой столовой пообедать...

— Думаю, твоя Соловейка тебя разыграла, — сказала Натаха, завязывая бинт. Совсем забыл про этот дурацкий разрез, пока шел до дома, он вдруг начал кровить, да еще и так сильно, что рукав кофты Лизоньки промок, и даже несколько капель упало на землю.

— В каком еще смысле? — спросил я.

— Нет такого ритуала, — пожала плечами Натаха. — Она его на ходу придумала, чтобы к дисциплине тебя призвать. Так что не думаю, что произойдет что-то страшное, если ты начнешь прогуливать, пить напропалую и ловить ворон на уроках. Подумаешь, останешься неучем...

— Верно... я медленно кивнул.

— Но если ты так сделаешь, то будешь трепло и балабол, — внес свое ценное мнение Гиена и заржал. — Клятва все-таки. Обещал же.

— Тоже верно, — я кивнул энергичнее. — Гиена, я тебя обожаю. Очень по существу, лучше и не придумаешь!

И почти весь следующий месяц я честно выполнял клятву — ложился вовремя спать, нахватал себе учебных и практических часов, до судорог в пальцах учил жесты, потом ходил хвостом за Соловейкой, выпрашивая себе еще хотя бы одно занятие сверх уже имеющегося. Просиживал штаны в библиотеке, в город с друзьями выходил, конечно, но исключительно в свободное от учебы время и в выходные. Практически не пил совсем. Привел в порядок гардероб, и даже приобрел зимний тулуп, валенки и меховой треух. Осень показала пару раз свои инеистые зубки, и я осознал, что вообще-то нахожусь в Сибири. И зима близко, опять же, надо как-то готовиться...

С Йованом было непонятно. Пару раз я спросил у него, что там с деньгами, когда собираемся делить, но он туманно как-то отвечал, откладывая этот вопрос на потом. А я и не торопил.

Даже втянуться успел в этот размеренный быт.

Только одно сделал. Точнее — не сделал. Не понес тем обрыганам свертки с ночными травами. Сначала в библиотеке жадно прочитал все, что там было по этой теме. Оказалось как-то до обидного мало — одни сплошные рассуждения врачей, столкнувшихся с последствиями воскуривания и сказки этнографов, которые звучали вообще каким-то бредом.