Где деньги, мародер? (СИ) - Фишер Саша. Страница 18

Я спустился по ступенькам, обошел дом, почситал окна. Ага. Вот эти точно. Осторожно постучал в стекло.

Глухая штора дрогнула, за стеклом появилось слегка заспанное лицо Натахи. Она прищурилась, фокусируя на мне взгляд. Потом потянулась к задвижке. Скрипнула рама.

— Прости, что разбудил, я забыл, какой сегодня день недели, — сказал я, забираясь на подоконник. Натаха посторонилась и отбросила за спину свою роскошную косу.

— Что-то случилось? — спросила она. — Ты бледный. И какой-то… на себя будто не похожий.

— Уф…. — я шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы. — Устал ужасно. День какой-то жуткий был. Кстати, один день, надеюсь? А то я счет времени потерял совсем.

— Да, мы утром проснулись, тебя нет, — Натаха закрыла окно, вернула шторы в прежнее положение. — Бюрократ на рынок ходил за продуктами. Еще всяких мелочей прикупили. Думали завтра утром в университет идти, узнавать, все ли у тебя в порядке.

— Документы вам надо сделать, — сказал я. — А потом мне еще надо…

— Давай я тебе постелю, — Натаха тронула меня за плечо. Она была одета только в короткую белую рубаху. Ее мускулистые ноги в тусклом свете ночника смотрелись как изваянные из серебра. Тонкая ткань не скрывала, а скорее подчеркивала все крутые изгибы ее сильной фигуры. В голове почему-то возник непрошенный образ Феодоры. Как она манерно изогнувшись наклоняется за ключами… Я смутился и опустил глаза. Кивнул. Натаха быстро провела ладонью по моей руке и выскочила из комнаты. Скрипнула крышка сундука, раздалось шуршание ткани. Раздались легкие шаги Натахи. Я снова засмотрелся на ее силуэт в дверях. Какая же она все-таки офигенная…

Какой же я все-таки… Сознание как будто раздвоилось. Мне и хотелось бы сейчас ощутить как мои пальцы сминают тонкую ткань на ее гладкой коже. А другой части меня хотелось запереться в бане и тереть себя мочалкой до тех пор, пока я не сдеру с себя кожу до самого мяса. Я выдохнул и шагнул к двери. Протиснулся мимо Натахи, на несколько секунд замер. Она меня легонько обняла, ткнулась носом в мои волосы.

— Сладких снов, — прошептала она и проскользнула в свою комнату.

Я рухнул на сундук и тут же провалился в сон.

В ушах снова зазвучали азартные вскрики и всхохатывания мародеров. Я снова был в том домике в глубине университетского парка. Голые парни передавали друг другу бутылки, их жадные глаза пожирали лоснящееся от пота женское тело, распластанное на столе.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Вот все хлопают в ладоши в ритм движений одного из них, нависшим над извивающейся Владой.

Я все ближе к столу. Беру из чьих-то рук бутылку, делаю глоток. На языке — кислый тошнотворный вкус дешевой бормотухи.

Еще ближе. Вот она уже передо мной. Упирается ступнями в стол, поднимается на локтях.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Жадные руки шарят по ее телу. Она запрокидывает голову и громко хохочет. Тянет ко мне руки. Притягивает еще ближе. Ее лицо, залитое белесыми каплями, уже совсем рядом. Ее язык скользит по губам. Она что-то шепчет мне в ухо, потом снова громко хохочет.

Хлоп. Хлоп. Хлоп…

— О, Боня! — гулкий голос Гиены выдернул меня из кошмарного сна. Меня даже подбросило на сундуке. Я сел, тяжело дыша. — А я не слышал, когда ты пришел. Тебе Натаха впустила?

— И тебе доброе утро, Гиена, — сказал я, вытирая пот со лба и пытаясь унять стремительно стучащее сердце. Сон! Твою мать, как же хорошо, что это сон! Все казалось таким реальным, что я был почти уверен, что мне только показалось, что я сбежал. А на самом же деле остался в том домике, на той дурацкой вечеринке, с которой мне хотелось сбежать до ее начала. И выкинуть из памяти то, что она вообще была.

А может и не было ничего? Может мне вообще приснился этот домик, Влада, наряженный привидением Леннон? Зеркало и вторая тень?

Длинный был все-таки день, в голове все спуталось, бывает…

В этот раз Григория Вахопулова мы нашли с первого раза. С утра на Толкучем рынке царила вполне невинная деловитая суета, кабаки были еще закрыты, прилавки ломились от товаров. И первый же торговец, у котрого мы спросили, где можно найти господина Вахопулова ткнул нам пальцем в седеющего рыжего великана в длиннпололом бордовом кафтане и такой же кепке, громогласно распекавшего сухонькую старушку, раскладывающую на прилавке пучки зелени.

— Марфа Арсеньевна, ты опять свои товары сама тащила?! — голос его звучал как иерихонская труба. — У тебя пятеро сыновей и я уже сбился со счета сколько внуков, а ты все сама да сама?! Да где ж это видано, такое непотребство?!

— Так спали мальчишки-то… — пролепетала бабушка. — Пошто их будит-то в такую рань? Работали допоздна видать, притомились…

— Притомились они! — великан хлопнул себя по массивным ляжкам. — Я твоих Ваньку и Гришаню вчера в трех кабаках видел! Вот пойду сейчас к тебе домой, да кааак…

— Эээ… Господин Вахопулов? — осторожно сказал я в тот момент, когда он набрал в грудь воздуха, чтобы рассказать, что именно он собирается сделать с нерадивыми Ванькой и Гришкой.

— Чего тебе, пацан? — великан повернулся ко мне, его кустистые брови сошлись на переносице.

— Я Богдан Лебовский, — быстро сказал я и сунул ему в руки письмо от ректора. Тот схватил бумажку и пробежал по ней глазами. Потом снова посмотрел на меня. Потом на Гиену. Потом на Бюрократа. Брови его снова зашевелились. Потом он перевел задумчивый взгляд на Натаху.

— Эти что ли твои? — спросил он. — Ну пойдем тогда что ли ко мне, раз Гезехус просит, значит надо оформить, — потом он снова обратился к бабушке. — Смотри у меня, Марфа Арсеньевна! Еще раз увижу, что ты сама сумки таскаешь, я твоих мандюков выпороть на площади прикажу. По всему Томску у меня будут с голой жопой бегать, ленивые козлины!

Он привычно ввинтился в бурлящую рыночную толпу, а мы торопливо устремились за ним. Если перед грозной фигурой в бордовом люди прилежно расступались, то нам приходилось пробивать себе дорогу локтями.

Контора Вахопулова со стороны вовсе даже не смотрелась полицейским участком. Обычный аккуратный домик с открытой верандой, выходящей прямо на улицу. Он ногой придвинул стул к покрытому зеленой клеенкой столу и шмякнул на стол толстый журнал в картонной обложке, облизнул палец и перелистнул страницы, исписанные гладким круглым почерком.

— Жилье вам, стало быть, надо отыскать… — пробормотал он. — Сейчас я гляну, где-то тут у меня записано было…

— Мы уже нашли жилье, — быстро сказал Бюрократ. — Нам бы все остальное…

— Нашли? — Вахопулов поднял голову и пошевелил бровями. — Шустрые вы… Ну давай тогда ты первый и садись, очкарик.

Бюрократ уселся на стул напротив великана, а я спустился с крыльца и прислонился к деревянному столбу.

— О, Богдан! — раздался над самым ухом веселый голос Кортеса. Он стоял у соседней калитки, и вид имел изрядно помятый. — А выглядишь так, будто всю ночь дрых, завидую!

Калитка скрипнула, на улицу вышел зевающий Леннон. Он сфокусировал на мне мутный взгляд, и на его губах зазмеилась похабная улыбочка.

— Ну ты отжег, Боня! — он подошел ближе и хлопнул меня по плечу. — Здоров, мужик! А я уж боялся, что ты сбежишь! Как она верещала под тобой, аж до сих пор в ушах звенит!

Я открыл рот, но сказать ничего не смог. Беспомощно оглянулся и встретился взглядом с потемневшими глазами Натахи.

Глава 10. Первое блюдо из гранита науки

Леннон проследил за моим взглядом, понимающе хмыкнул и ткнул Кортеса в бок. Я молчал, мучительно придумывая, что бы такое сейчас сказать, чтобы не выглядеть идиотом. К щекам прилила кровь. Вот так подстава… Я еще раз посмотрел на Натаху, выражение лица которой быстро менялось. Непонимание-негодование-стыд-разочарование.

— Наталья! — зычным голосом позвал Вахопулов. — Пройдите сюда, барышня, будем вам рекомендательное письмо оформлять.

Натаха отвернулась и поднялась на веранду.

— Кстати, красавица моя, до меня докатывались слухи из Новониколаевска о ваших подвигах, — великан наклонился к Натахе и отечески потрепал ее по щеке. — Рад лицезреть вас в натуре, так сказать…