Где деньги, мародер? (СИ) - Фишер Саша. Страница 54

Я подошел к столу и прошептал:

— Ладно, я пойду готовиться к завтрашнему собранию. Давайте я захвачу глиняную копию Золотого Соболя. Вряд ли хорошая идея — показывать настоящие монеты.

Йован, у которого на лице было написано, что он собирается возразить, ничего не сказал и просто кивнул. Борис извлек из кармана глиняный кругляш и незаметно сунул мне в руку. Соображает. Кстати, Ларошев… Он же может знать про эти монеты какие-нибудь подробности… Надо его расспросить осторожно.

Я по очереди пожал руки всем четверым и направился к двери.

Услышал, что Йован что-то вполголоса сказал Борису, но что именно — не разобрал. Вообще-то, не исключено, что эти ребята решал меня исключить из добычи. Я как-то очень уж ловко пролез в эту их тусовочку. Никакого посвящения, страшных клятв или чего-то подобного. Вполне возможно, что они уже задались в своих кругах вопросом, а кто я все-таки такой? И точно ли мне надо доверять? Не исключено, что если я завтра спрошу, куда дели добытые мной Золотые Соболя, то услышу в ответ что-то вроде: «В особом тайном месте, которое тебе, абитура, знать не полагается!»

—…а еще будет представитель завода Дюфлона. Или Шарль Дюфлон, или его ассистент. Или оба, — говорил Ларошев, активно жестикулируя. Вообще он говорил все время, пока я топал, погруженный в свои мысли. Но прислушался я только с этого момента. — Он не появлялся на собраниях последний год. Мне кажется, он приехал по твою душу, будь с ним осторожнее!

— Почему это? — спросил я.

— Ты невнимательно меня слушал? — почти закричал Ларошев и всплеснул руками. — Завод Дюфлона! Из Омска!

Кажется, он говорит о чем-то таком простом и общеизвестном, что не может поверить, что я этого не знаю. Я покачал головой и пожал плечами.

— Но это же был очень громкий процесс, он был всего-то лет семь назад, вы должны были слышать о нем в Петербурге, Лебовский! — Ларошев остановился, даже в темноте было видно, что его лицо выглядит удивленным.

— Я тот еще шалопай, Владимир Гаевич, — сказал я и развел руками. — Семь лет назад мне было пятнадцать. Заводы интересовали меня чуть меньше, чем утренние газеты.

— Ах да, — Ларошев кивнул, но недовольно поджал губы. — Шарль Дюфлон был совладельцем одного крупного техномагического производства, но однажды он сбежал в Сибирь вместе с крупной суммой денег и разработками. Был очень громкий скандал, на него объявили охоту, но ему это не помешало развернуть свое производство в Омске. Но ему нужны техномаги. Так что мне кажется, что ему кто-то сообщил о вашем появлении.

— А сам он тоже техномаг? — спросил я.

— Нет, — Ларошев помолчал. — Не знаю. Он скрытный и всегда ходит с охраной. Что именно он собой представляет, я понятия не имею.

— Хорошо, буду начеку, — сказал я.

— Еще из особых гостей будет Стас Демидов из Барнаула, — продолжил Ларошев. — Он молодой совсем, его только начали вводить в курс дела, так что с ним имеет смысл познакомиться поближе.

— Владимир Гаевич, — я остановился и посмотрел на Ларошева. — Это все действительно так важно? Или вы вытащили меня из мызы для чего-то другого? Куда мы, кстати, идем?

— В общежитие, Лебовский, — выражение лица бывшего декана исторического факультета стало серьезным до смешного. — На самом деле все эти имена и фамилии не имеют почти никакого значения, конечно.

— А что имеет? — спросил я. — Что-то случилось?

— Чем от тебя воняет? — Ларошев потянул носом и сморщился. — Имеет значение то, Лебовский, что ты вместо того, чтобы выспаться и привести себя в порядок перед важным днем, проводишь время в мызе с этими лоботрясами. Они, если хочешь знать, уже получили свои деньги от попечителей. В отличие от тебя.

— Владимир Гаевич, так мы на вы или на ты? — я ухмыльнулся. На душе сразу стало полегче. Похоже, Ларошеву так надоело прозябать в виде беспросветно пьющей Бабки-Ёжки, что он вцепился в меня мертвой хваткой. Безо всякого двойного дна. Хотя хрен его знает, конечно…

— Мы на вы, Лебовский, — прохладно произнес Ларошев. — Просто иногда ты ведешь себя как дурак, и на вы тебя называть не получается.

— Понятно, да, — я кивнул и изобразил виноватый вид. Хотя больше хотелось улыбнуться. Не знаю даже, почему. Просто было приятно, что в этой реальности появился еще один человек, которому я нужен. Который обо мне заботится. Хоть даже и с какими-то неожиданными родительскими нотками.

— Вот список всех участников завтрашнего собрания, — Ларошев вынул из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги. — Вам в любом случае будет полезно с ним ознакомиться. Сразу после того, как ты сходишь в душ…

— Владимир Гаевич… — я остановился на крыльце общаги. — Вы что-нибудь слышали про Золотые Соболя? Ну, такие монеты, которые когда-то…

— Лебовский, вы в своем уме? — Ларошев упер руки в бока. Я подавил смешок. — Я все-таки целый декан историко-филологического факультета. А почему вы спрашиваете?

— Просто у нас с ребятами сегодня зашел разговор про эту историю, — начал импровизировать я. — И мы поспорили, нет ли на этих монетах проклятия или чего-то подобного. Насколько я понял, Пепеляев их отчеканил как некий символ сибирской государственности, но вышло у него…

— Проклятия? — Ларошев нахмурился и задумчиво потер лоб. — Вообще это многое бы объяснило, конечно…

— Что именно? — спросил я, когда понял, что Ларошев не собирается продолжать.

— Многие события, Лебовский, — отчеканил декан. — Только сейчас неподходящее время об этом разговаривать, вот что. Это беседа на несколько часов, а тебе уже по-хорошему через часа четыре надо проснуться, привести себя в порядок и готовиться к выступлению и новым знакомствам. Я готов об этом поговорить, но завтра. После собрания.

Я кивнул и взялся за ручку двери. На самом деле, спать мне не хотелось, но Ларошев был в чем-то прав. Завтра ответственный день, и если я буду выглядеть как похмельный опоссум, то вряд ли кто-то из толстосумов отнесется ко мне серьезно.

— Владимир Гаевич, вы меня собираетесь до кровати провожать? — спросил я, обнаружив, что декан тоже собирается войти.

— Разумеется! — ответил он. — За такими, как ты, нужен глаз да глаз!

«Да, мамочка!» — подумал я и послушно поплелся в комнату.

Я лежал под одеялом и пялился в темный потолок. Сна, как обычно в ситуациях «обязательно выспаться перед важным событием!» — ни в одном глазу. Когда тихонько скрипнула дверь, я сначала даже не напрягся. Подумал, что наверное это вернулся Витек. Укутался одеялом поплотнее, потому что как-то прохладнее стало, от сквозняка, видимо.

Интересно, что это за тихое позвякивание? Витек надел на ноги колокольчики? Я открыл глаза и понял, что это был не Витек. В центре комнаты кружилась Талтуга. С развевающимися волосами, окутанная бледным свечением. А по стенам уже начали метаться знакомые семь теней.

— Я просто сплю, — прошептал я. Не сводя глаз с завораживающего танца девушки. Страшно или тревожно мне не было. Честно говоря, после твари, сожравшей Синклера, танец шаманки с тенями — это совершенно невинное зрелище.

— Он приходить, — сказала Талтуга и опустила руки. Тени на стенах замерли. Волосы продолжали развеваться, будто снизу на них дул поток холодного ветра. — Он искать тебя. Но он еще не знать, кто ты.

— Все понятно объяснила, да, — я усмехнулся.

— Ты трогать золото, он тебя почувствовать, — сказала Талтуга, не обращая на мои слова никакого внимания. — Они лететь сюда. Я не сказать, что это ты.

— Матонин летит сюда на цеппелине? — спросил я.

— И тот, другой, черный, — сказала она. — Но они не знать, кого ищут.

— А что не так с золотом? — я попытался приподняться на локте, но не смог пошевелиться. Наверное, все-таки сон.

— Кровавый металл, — сказала Талтуга. — Нельзя трогать. Только в короне можно.

— Безумный Юрий нашел сына императрицы, и теперь они вместе что-то затеяли? — спросил я.

— Безумный Юрий… — задумчиво повторила Талтуга.

— Так что мне делать? — спросил я. — Убить их обоих?