Золото Советского Союза: назад в 1975 (СИ) - Майоров Сергей. Страница 36

— Что такого? — пожал я плечами. — Я ещё олл райт знаю, хау ду ю ду и май нэйм из Саша. Советская школа готовит нас к любым непредвиденным ситуациям в жизни.

— Да пожалуйста. Мы можем совсем на английский перейти. Или какой ты предпочитаешь — французский, немецкий?

— Нет, давай уж на русском останемся.

Вот теперь он меня удивил. Знает три языка? Ну ладно, удивляй дальше. Я уже изнываю, так хочу узнать про клад.

— Как скажешь. На чём мы вчера остановились?

— На истории клада. Как так случилось, что ты собственный клад потерял.

— Начнём с того, что он не совсем мой.

Здрассте, приехали. А чей тогда?

— Ну да, не мой. Не все клады принадлежат их владельцу, скорее наоборот. Все жаждут найти клад, зарытый предками, пусть и чужими. И в этом я не исключение. Мне позарез как нужен клад моего прадеда. Вся надежда на тебя, потому что сам я его всю жизнь ищу.

— Да, но почему тогда Боцмановский?

— Потому что боцман — это кличка, передаваемая от отца к сыну. А ты думал, это моё имя?

— Откровенно говоря, так я и думал.

— Нет. Меня зовут Михаил Васильевич. Как Ломоносова. Я тут набросал планчик где отметил вероятные места клада. Твоя задача проехаться со мной по этим местам и найти клад с помощью своего уникального дара. Восстановить, так сказать, историческую справедливость. Потому что клад у меня украли много лет назад. Твой дед.

— Ну дела! А что в кладе-то? Не поверю, что ты с твоими хоромами охотишься за кладом ради золота?

— Правильно не веришь. Золото чего искать? Оно само меня находит. Несут и несут, — рассмеялся Боцма́н.

— А что же тогда? Учти, я кроме золота других материалов не вижу.

— А ты пробовал?

— Вообще нет.

— Так чего же тогда говоришь?

— Дело в том, что золото я вижу спонтанно, и не факт, что мой дар сработает на другие металлы.

— Проверим, не сомневайся. Да и в содержимом драгметаллов хоть отбавляй. Но не в этом ценность.

— Не томи, а. Что там такое?

— Ты слышал когда-нибудь про Бейтона?

— Не помню такого. Кто такой, чем знаменит?

— Немец, прусский дворянин. Служилый человек русского царя, который гулял по Сибири-матушке во второй половине семнадцатого века. Герой обороны Албазина, Иркутский воевода, имел четырёх сыновей. Умер в 1701 году. Род постепенно растворился среди многих. Об остальном официальная история умалчивает. Но мне удалось достать сведения о потомках и их не менее интересных делах. В частности, один из них в юности служил у богатого золотопромышленника. Был кем-то вроде мальчика на побегушках. И указал хозяину на перспективный, как ему показалось участок. Тот конечно посмеялся и решил проучить выскочку. Назначил ему спорный участок, дал людей и оборудование. Но с условием — если золота на участке не сыщется, быть тому в вечной кабале. А если сыщется — отпишет участок в дар. И что ты думаешь — золотишко-то нашлось, да какое! Сдержал хозяин слово, отдал золотую жилу в безраздельное владение своему подручному. А через десяток лет тот скупил все перспективные прииски в округе и стал самым известным золотопромышленником. А как разбогател, то отыскал в корнях дворянство и выхлопотал подтверждение потомственного титула для всего семейства. До самой революции крепло древо Бейтонов, а в лихую годину решили спрятать все документы, фамильные драгоценности и регалии в сундучок, а сундучок в землю от греха закопать. А сами ушли в дебри тайги, где никакие красные их не нашли. С тех пор и жили себе, не тужили. Проверяли сундучок — цел ли. На том успокаивались. Как вдруг при очередной проверке не оказалось сундучка на месте. Верные люди сообщили, что видели у заветного места человечка одного — твоего деда. С помощью своего дара нашёл он сундучок, откопал, да перепрятал, в надежде когда-нибудь реализовать добытое. Но вот беда — помер, никому не открыв тайны клада. Даже собственным сыновьям не сказал, потому как даром они не владели.

Это всё уж на моей памяти было, поэтому расследование, куда мог спрятать клад дедуля, вёл со всем тщанием. В итоге дознался, где он бывал, и составил собственную карту. Только слишком обширные площади оказались, ищу-ищу, всё без толку. А тут дядька твой подвернулся, который прихвастнул как-то, что у тебя дедов талант открылся, и уж теперь-то он развернётся. Ну, Федька мне был без надобности, поэтому я решил с тобой договариваться. И даже договорился вроде. А ты говоришь теперь — не помню.

Ты же мне поможешь? Вроде как должок у вашего рода перед моим. Тебе выпало его вернуть. Вот, собственно, и всё.

Да, история хоть куда. Хоть фильм снимай. Я бы конечно поспорил о правомерности притязаний. Дети, как известно, не должны отвечать за ошибки отцов и дедов. Но не стал. Ни к чему злить Боцма́на. Мне его выгоднее в союзниках иметь. Пока. И держать ухо востро, чтобы не пролететь в своих планах. Знаю я одно местечко, где может быть клад. Не сундучок ли припрятан в фундаменте Шведовского дома? Только вести туда Боцма́на со товарищи уж совсем не хочется. Поэтому надо покрутить эту мысль и распорядиться ею грамотно.

Глава 16

К концу нашей занимательной беседы в дверь постучали и сообщили, что прибыл врач. Интересно, он тоже в добровольно-принудительном порядке или как? В кабинет вошёл седенький старичок в старомодном костюме-тройке, в очках и с пышными усами. За ним несли кожаный саквояж, таз с водой и полотенце.

— Желаю здравствовать, Михаил Васильевич, — приветствовал он хозяина.

— И вам доброго здоровья, Илья Моисеевич.

Так, ясно, этот из «своих», небось ещё до революции с этой семейкой якшался. А что? Сколько там ему лет? Ближе к восьмидесяти, я бы сказал. Семнадцатый год застал уже в сознательном возрасте. Так почему бы не дружить ему с юных лет с местным олигархом или его сынком?

Доктор поддёрнул рукава, окунул кисти рук в воду и тщательно намылил их остро пахнущим мылом. Очередной молчаливый братушка полил ему из серебряного кувшина и подал полотенце. Просто чума. А это точно не актёр, нанятый для пущей важности? Мне вдруг показалось, что окружающее — это декорации, в которых каждый играет свою роль. Некоторые переигрывают, да и вообще режиссёр плохо изучил тему и местами путает антураж. Ну я знаю про староверов, которые вроде как и в двадцать первом веке сохранили свой уклад вдали от цивилизации. Но чтобы такое вот странное семейство, с его анахронизмами во всём — что-то из ряда вон.

— Ну-с, где пациент? — промокнув руки и подняв их на манер хирурга перед операцией, спросил Илья Моисеевич.

— Пожалуйте, — указал на меня хозяин.

— Повернитесь, молодой человек. Так-с, неплохо, кто накладывал повязку?

— Ученик ваш и накладывал.

— Янчик? Молодец, хвалю. А я говорил, он у вас талант. Опять же, собственный врач в доме — это же прекрасно и полезно. Всегда под рукой. Думайте, Михаил Васильевич, как учить парня будете.

— Глупости это. Лучше вас учителя не найти.

— Не скажите. Новые методики, инструменты, лекарственные средства. Наука не стоит на месте. А вы что скажете, молодой человек? Тут больно? А тут?

— Больно. Я с вами согласен, нельзя талант в землю зарывать.

— Вот! Устами младенца глаголит истина! Снимайте, сударь, рубашку. Посмотрим, что там у вас под ней. Ага, гематома, ещё одна. Так больно? Больно, конечно. Ушиб рёбер. Неприятно, но не смертельно. Что же вы, Михаил Васильевич, не бережёте гостей?

Да, Михаил Васильевич, нехорошо в микроскоп гвозди заколачивать, линзы царапать, предметное стекло ломать. Прибор тонкий, а ну как испортится, перестанет показывать невидимое?

Михаил Васильевич надулся, пожевал бороду, начал оправдываться:

— Недоразумение вышло. Одни не так сказали, другой не так понял. Побежал зачем-то…

— Нормально. Гуляю с девушкой, никого не трогаю, вдруг говорят, бросай всё, поехали туда, не знаю куда. И даже домой заскочить, мать предупредить не дали.

— Я уже попросил прощения.

— Когда? — напряг я память. — Помню что-то про идиотов и трусов.