Слишком много блондинок - Холина Арина. Страница 23

— Что грудь? — я отложила блинчик и уперлась в нее глазами.

— Ну… — она еще имела наглость делать вид, будто ей неловко об этом говорить. — Грудь надо повыше… Ты, наверное, давно спортом не занималась.

Я чуть не подавилась. Боже мой, откуда все это? Это же так явно и неприкрыто, что проще было так и сказать: «Ты, блин, корова с обвисшим выменем!» Неужели она не понимает нелепость этих шпилек и что она не меня дурой выставляет, а себя? Какие-то интриги села Убогова, смешно ведь!

Только я собралась все это произнести вслух, показались молодые люди, один моднее другого, с ошеломительными — яркими и авангардными — прическами, рассекали по кафе, бросая кругом надменные взоры. Алиса им замахала, и они присоседились к нашей компании. Оказалась, это бывшие коллеги Алисы с музыкального канала.

Беседа продолжалась в таком духе:

— А Сорокина? Да она уже на части разваливается, ей бы на базаре колготками торговать! Мешки под глазами, вкуса нет и, вообще, знаете что?

— Что?! Что?.. то?.. о? — восклицают все они хором.

— Такой прикол! Она, когда на НТВ работала, ходила по Останкино в тапках. И когда камера в конце новостей отъезжала, вся страна эти тапки видела, а ей еле-еле доказали, что надо хоть во время передачи туфли надевать.

— Ужас! Кошмар! Позор! — заголосили они.

— А я вчера была на дне рождении Лагутенко… — встряла девушка, которая уже пять минут старалась хоть кого-нибудь перебить, встревая со своими «а я…». Ее никто не слушал, но после леденящей кровь истории про Сорокину все как онемели — шок… — Он был пьяный в жопу, вообще лыка не вязал — просто ужас…

— Не может быть? — зашикали все.

«Да, — удивлялась я про себя. — Это же просто сенсация — напиться на собственном дне рождения». Но тут у меня прихватило желудок, и я со всех ног помчалась в уборную. Меня крутило с четверть часа: Алиса, что ли, на меня так действует — я трещала по швам. Когда, наконец, я, едва живая, выползла из кабинки, в туалете причесывалась Оксана. Мы поулыбались, а когда вышли, я предложила выкурить по сигарете.

— Но в баре тоже можно, — сказала Оксана.

Я закатила глаза, и она меня правильно поняла. Уже через минуту Оксана признавалась, что, как только я ушла, Алиса бросилась меня поносить: я — никто, я — толстая и не умею держаться перед камерой, дикция у меня отвратная, я сплю с Андреем…

Честно говоря, я не ожидала такого внимания к собственной персоне. Причин не любить меня у Алисы не было и не могло быть: я не сделала и даже не подумала ничего такого, что могло бы ее задеть. Наверное, она относится к странной породе людей, которые ненавидят всех сразу — этакие сучки-щучки, интриганки и злопыхательницы, истинные фанаты своего дела, делающие гадости ради искусства. Вроде бы и бог с ней, с дурой, но я уже безнадежно рассвирепела. Раздражение накапливалось, накапливалось, и теперь уже не я его контролировала, а оно — меня. Удержать меня могло только землетрясение или внезапная — желательно трагическая — Алисина смерть.

Внешне я выглядела более-менее спокойно: только руки дрожали, но одну я прятала в кармане, а в другой вертела сигарету. Докурив, мы пошли в кафе, и я чувствовала, как во мне все бурлит, ноздри раздуваются, сердце часто-часто колотится… Загадочное свойство характера: при всей моей очевидной безобидности, у меня случаются помутнения рассудка: если меня хорошо раздразнить, я полностью теряю самообладание.

Я подошла к Алисе, посмотрела ей в глаза.

— Алиса, тебе не стыдно за моей спиной говорить обо мне гадости? — спросила я.

Она недоуменно хрюкнула и отвернулась, не соизволив ответить. Это меня доконало: я забрала у нее стакан томатного сока и вылила ей на голову. Поднялся жуткий кипеш: все раскричались, Алиса прыгала по бару, отряхивая сок, Тема давился со смеха, а Оксана стояла, прикрыв рот руками.

— Ты… — начала было Алиса, рассмотрев меня в толпе, но я не дала ей закончить.

— Если я еще раз услышу, что ты распускаешь обо мне сплетни, я тебе сиськи на спине узлом завяжу, поняла? — произнесла я с достоинством.

Я развернулась и взмыла в воздух, оставляя за собой огненный след. В правой руке у меня был раскаленный меч правосудия, а в левой — щит справедливости. Я была ангелом мести и торжествовала победу над свинством. У меня даже слезы в глазах стояли — о подобном я мечтала еще десять лет назад… ну ладно, двенадцать… Когда на школьном выпускном наша главная злодейка Тамара Миндадзе учуяла, что первый красавец класса собирается пригласить меня на танец. Она подошла к нам и заявила, что зря я не замазываю прыщи тональным кремом. Остаток выпускного я проревела в туалете, куда девочки тайком вынесли мне полстакана водки. Выпив, я встрепенулась, но было поздно — чувственная, пышная Миндадзе уже целовалась с моим кавалером. И я вернулась в туалет.

Несмотря на то что выливание сока доставило мне грандиозное наслаждение, полного удовлетворения не было: я была бы счастлива, только если бы повалила Алису на пол, облила из шланга кипятком и забила ногами. Мой жест был эффектным и символичным, но выпустить пар помогает лишь добротный, основательный скандал. Правда, мысли о том, как я колочу Алису стулом по голове, облегчили положение.

У меня, наверное, был такой воинственный настрой, что мужчина, с которым я ехала в лифте, забился в угол и с нетерпением считал этажи.

Только я зашла в редакцию, на меня бросилась секретарша Настя — она сказала, что мои «эксперты» уже пришли и ждут указаний.

На кожаном диване сидели трое: высокая, черноволосая певица в сапогах до ушей и в какой-то мантии, лысеющий дядечка из политических новостей и толстая писательница. Настя подвела меня к ним и представила. Все они вежливо закивали, но я все еще не пришла в себя, поэтому резко спросила:

— Кто курит? — Я это нечаянно брякнула так, что можно было подумать — за курение здесь расстреливают.

Они робко признались, что все курят, и я пошла за пепельницей. Настя проблеяла, что в помещении нельзя курить, но я послала ее за кофе и чаем, объяснив, что «нельзя курить» — это бесчеловечно. Я никак не могла успокоиться, поэтому была очень властной и жесткой — даже сама себя удивила, а Настю вообще запугала до полусмерти.

— Итак, — я уселась поудобнее. — Что вы думаете о браках по расчету? — это была наша тема.

Как выяснилось, певица понятия не имела, о чем речь, ее директор сказал, что она сегодня выступает по телевизору, но даже не сообщил, как называется программа. Обозревателя отловила в пресс-баре наша красавица-администратор и чуть ли не силой затащила на передачу: он типа презирает ток-шоу, но сюда пришел, потому что «не мог отказать красивой женщине, хи-хи». А толстая писательница думала, что тема — «Феминизм в искусстве и жизни»; это была ошибка нашей секретарши, перепутавшей сегодня со следующей неделей.

Выслушав их, я влезла в Интернет, насобирала кучу цитат, анекдотов, историй из жизни миллионеров, принцев и звезд эстрады — это заняло полчаса… Не понимаю, почему редакторы информации сидят на работе целый день?.. Распределила все это между ними… словно опытный следователь выманила из каждого воспоминания о том, как их приятель(ница) женился по расчету, а под конец заявила:

— Учтите, если каждый не выучит наизусть и не произнесет с выражением все то, что мы сейчас обсуждали, — живым отсюда не выйдет.

И чувствовала я себя Суворовым, который ведет через Альпы голодных и замерзших солдат.

С Алисой мы встретились только в студии. Она успела наябедничать Андрею, но я отказалась мириться, убедив его, что личные проблемы решу без посторонней помощи. Среди ее экспертов — ха-ха — был Егор и еще два каких-то надутых персонажа. Я совершенно не чувствовала, что меня будут показывать массовому зрителю, мне казалось, что все происходящее — игра, капустник. Что нас не вещают на всю страну, а выставляют перед друзьями и родственниками. К тому же перед съемками мне показали пилотный выпуск, который меня взбодрил: я и не предполагала, что косметика и умелые руки стилиста творят чудеса. С экрана на меня смотрела симпатичная, энергичная девушка, не очень стройная, но в хорошей форме, улыбчивая и остроумная. Я получила неожиданное удовольствие, наблюдая себя со стороны, даже попросила кассету переписать, чтобы еще раз пересмотреть дома.