Слишком много блондинок - Холина Арина. Страница 44
Все было ужасно: меня бросил сожитель, на работе меня недолюбливают, я недолюбливаю работу, меня никто не ценит, да и не за что, потому что я — никто и зовут меня никак, и… и еще я стала преступницей, совершившей дерзкую предумышленную кражу. Чтобы замести следы я зачем-то отскребла этикетку и выпила половину улики — держалась я лишь на отчаянии.
В клубе я самым беззастенчивым образом отпихнула охранника, заявив на ходу: «Пропстит я вдуща эттокшоу», вынула из сумки бутылку, сдала ее, сумку, в гардероб, долго запихивала номерок в несуществующий карман на брюках… и смешалась, наконец, с пританцовывающей толпой.
Очутившись среди мужчин, вспомнила — у меня же план! Зародился он сразу, когда я вышла из сиреневого «бара». Я решила напиться в стельку и броситься в омут порока. Для этого мне нужен был мужчина. Едва я присмотрела симпатичного молодого человека, хотя точно сказать нельзя — я приглядывалась к нему сзади… на меня напали Алиса и Настя. Они ухватили меня за руки и потащили, что-то объясняя по дороге, но смысл объяснений я уловила, только оказавшись на сцене. Вцепившись в коньяк, я в безмолвном ужасе пялилась на микрофон и на толпу гостей, ждущих от меня чего-нибудь.
— Фу-уу… — дунула я в микрофон.
Я не знала, что делать. Мне совершенно нечего было сказать, и все, что я когда-либо думала о своем красноречии и остроумии, казалось жутким, бессовестным самообманом. Но просто вот так взять и уйти оттуда, не обмолвившись ни единым словом, было бы позором, поэтому я тряхнула бутылкой, открыла рот и понеслась:
— Я надеюсь, что вы, дорогие гости, уже услышали много теплых и душевных слов о нашей программе. — Зал вяло закивал. — Очень хорошо, — похвалила я его, — потому что больше вы их не услышите. Все это — неправда. — Зал притих. — Мы все друг друга ненавидим.
Говорила я серьезно, но гости отчего-то захихикали.
— Что вы смеетесь? — обиделась я. — Да вы представить себе не можете, сколько сил я трачу каждый день, чтобы доказать всем, что Алиса — тупица, а Алиса — что у меня толстая задница!
Они все заржали.
— А наш продюсер, уважаемый Олег Котов, каждые полчаса бегает в туалет. Сначала мы думали, что он принимает слабительное, а потом выяснилось, что он без перерыва смотрит в Интернете порнуху с животными и старыми женщинами.
В зале захохотали.
— А чтобы директор канала не догадался, что на работе все пьют с утра, мы выливаем джин-тоник в чайные чашки и кидаем в него пакетик от чая. Наш редактор информации даже разбавляет водку кофе с молоком, чтобы не было запаха.
Снизу послышались хлопки и улюлюканье.
— И если бы мы умели хоть что-нибудь делать, мы бы, конечно, ушли на другую работу, но так как единственная наша перспектива — биржа труда, мы до сих пор с вами, дорогие телезрители и гости программы.
Аплодисменты были бурными, но вскоре на моем месте появилась группа поющих мальчиков и обо мне забыли. Как я поняла — в меру того, что я к этому времени вообще ничего не понимала, мою исповедь приняли за шутку. Это и к лучшему: я уже перехотела всех обличать, к тому же товарищеский суд мне не улыбался.
Я шныряла у бара, время от времени приветствуя незнакомых, но симпатичных людей, отхлебывала из бутылки и криво улыбалась разным мужчинам.
— Вера, можно вас отвлечь? — послышался за спиной высокий женский голос.
Я обернулась и столкнулась с платиновой блондинкой. Она была худая, горбоносая и очень нарядная. В руках у блондинки был большой микрофон, вызвавший во мне вот именно сейчас неприличные ассоциации, а за девушкой толкался бородач с камерой.
— Д-да… — насторожилась я.
— Non-Stop-TV, программа «Ночные снайперы», — представилась девушка. — Меня зовут Римма, можно задать вам пару вопросов?
— Валяйте, — разрешила я.
— Вот нам интересно, вас в программе двое — вы и Алиса, вы не ревнуете друг друга?
— К кому? — удивилась я.
— К славе, к популярности, — объяснила Римма.
— Как я могу ревновать Алису — она же тупица и уродина! — сказала я. — Я пошутила, — решила я объясниться, заметив ошарашенное лицо Риммы. — Алиса очень хорошая, хоть я ее и терпеть не могу… Это опять шутка, — повторилась я. — Просто на такой вопрос никто не ответит честно, если есть конфликт, а если конфликта нет — получится скучно. Вот я и пыталась оживить…
Осознав, что заговариваюсь и что все это Римме на фиг не нужно, я развела руками и отошла прочь.
— Привет, — поздоровался какой-то молодой человек.
— Прет… — буркнула я.
— Ты меня не узнаешь? — не отставал он.
Я присмотрелась. Молодой человек, чуть выше… ну, может, не чуть, но не на много… выше меня, светло-русый, волосы короткие, полные, но очень мужские, грубоватые губы, ясные и блестящие глаза… не понять, какого цвета. Нос немного крупноват, но это даже хорошо — какая-то брутальность появляется. Хорошо сложен, если, конечно, мешковатые джинсы не скрывают недостатки. Красная кенгурушка со значком FILA, на шее — кожаный шнурок с серебряным свистком, пальцы — в больших серебряных перстнях.
— Не то чтобы… — напряглась я.
— Я вас с Сашей подвозил до Тани… — видимо, осмысленности в моем взгляде не прибавилось. — Ну, в Питере, недавно, ты была в костюме официантки, а Саша — в золотых шортах…
— А-а! — Я взмахнула руками, плеснув на кого-то коньяком. — Паша-а! — Я бросилась его обнимать, словно он был моим папой… пьяная сердечность. — Я так рада! Как ты здесь оказался? — и как завзятый алкоголик, поделилась самым ценным — протянула Паше бутылку, искренне надеясь, что он откажется.
Он отказался, показав мне стакан с чем-то.
— Как Саша? — спросил он.
— Саша прекрасно, — помрачнела я. — Два часа назад выяснилось, что она трахает моего парня.
Видимо, на моем лице отразилась такая сложная гамма переживаний, что Паша потащил меня на улицу — без дубленки, запихнул в какую-то машину и стал успокаивать.
— А я не нервничаю, — сопротивлялась я. — Просто неприятно.
И тут же разревелась.
Наплакавшись вволю, под Пашино: «ну-ну-ну», я решительно хлюпнула, икнула, хлебнула, гордо заявила, что мне на все плевать, и снова начала плакать. Во время второго акта я еще и исповедывалась, пытаясь между всхлипами и «а-а-а» объяснить Паше, какая я хорошая и какие все сволочи.
Он так хорошо меня слушал: не перебивал, не велел успокоиться — самое худшее, когда ревешь взахлеб, не принимал сострадальческий вид… Паша просто протягивал мне время от времени салфетки — истратил на меня пачки три, а также одну тряпку для протирки стекол, сорок пять минут и семнадцать сигарет «ротманс».
Слегка отрезвев, я посмотрела на Пашу и подумала, что он очень даже подходит для того, чтобы ринуться с ним в порок.
— Ты что будешь делать? — спросила я, выпячивая грудь.
— То есть? — Он поднял бровь.
— Сейчас. То есть. У тебя какие планы на сегодняшний вечер? — лезла напролом я.
— А у тебя?
— Я бы хотела провести его с тобой, — разозлилась я.
Не знаю, какие выводы он сделал из моего предложения, но ответил вот что:
— Ты хочешь вернуться на вечеринку?
Я отрицательно замотала головой.
— Ага, — задумался он.
— Хотя вечеринка это лучше, чем сидеть всю ночь в машине, — намекнула я.
— А, да-да, — засуетился он. — Я пойду заберу вещи. У тебя номерок с собой?
Вернулся он часов через пять.
— Уф! — плюхнулся в машину. — Прости, там набросились все, а мне не хотелось объясняться — куда, зачем… Вот. — Он протянул пальто и повернул ключ зажигания.
— Поехали к тебе, — попросила я.
Доехали мы молча и быстро. Паша съехал с кольца на Трубную, завернул в темную, высокую арку и прижался к стене старого четырехэтажного дома. Лестница в подъезде была винтовая, с чугунными ступенями, а подъезд — узкий и темный.
— Здесь что, живут люди? — Я огляделась.
В однокомнатной квартире было странно. Повсюду валялись нежилые предметы — автомобильные покрышки, куски оргалита, коробки из-под техники, оборудование — кажется, музыкальное…