Дети Солнца (СИ) - "Гаранс". Страница 60

— Да здесь я, здесь.

Сверху зашелестело, посыпались песок и хвойный опад. Флавий едва удержался, чтобы не пуститься наутек.

— Вы меня не увидите. Невидимый я. Так получилось. Не бойтесь, доктор.

Хорошо ему было говорить «не бойтесь»! Однако Флавий и правда испугался меньше, чем мог бы. Крючок, живой ли, мертвый, ни в какое сравнение не шел ни с Магдой, предъявляющей на Флавия права, ни с чудищами, что мерещились ему в ночной чаще, за кругом света от костра.

— Колдовство? — пролепетал Флавий.

— Да, местное колдовство. Как дела у либертинов?

— Плохи дела у либертинов, — ответил Флавий.

Снова послышался шорох, еще ближе, песок посыпался чуть ли не на Флавия.

— Растус сошел с ума, — сказал Крючок ему в ухо, и Флавий отшатнулся. — Для меня Растуса больше нет. Но остальных мне жаль. Мы вас, получается, бросили… Доктор, вы очень плохо выглядите.

— Да? — спросил Флавий. — Правда?

Видел бы его Крючок вчера!

— У Растуса думают, вы на пути к морю, — сказал Флавий. — Как получилось, что ты отстал?

— Что? Не отстал я. Хм-м… Знаете, доктор, пусть Артус сам всё расскажет. Если захочет.

— Да храните ваши секреты, — ответил Флавий. К Артусу идти не хотелось. А Крючок заговорил смущенно:

— Понимаете, тут такое дело… Мне велено стрелять в любого из людей Растуса, кого я увижу. Но я не хочу убивать вас, доктор. Думаю, и никто из наших не захочет.

— То есть ты меня не отпустишь?

— Получается, что нет… У меня лук, господин. Попытаетесь бежать — я выстрелю.

Флавий похолодел. Почему Артус не ушел к морю, что ему нужно в этих лесах? И как он умудрился стать невидимым? Нашел каких-то колдунов вроде Скъегги? Почему все торчат здесь и превращаются непонятно во что? А, ладно, пусть торчат, лишь бы от него отстали. Он дождется, когда Уирке станет невмоготу одной, и тихонько уедет с ней. А остальные пусть делают что хотят.

— Послушай, Крючок. Дай мне уйти. Я никому о тебе не скажу. Я больше не с Растусом, я сам по себе.

— Тем более пойдемте со мной. Вы погибнете один в лесу.

— Это мое дело. Я не хочу никого видеть, понимаешь? Ни Растуса, ни Артуса.

— Так вы Артуса и не увидите… Нет, господин, я не хочу с вами препираться. И обижать вас не хочу. Идемте.

Послышался свист, и Крючок крикнул:

— Эй, ребята! Я провожу гостя. Не спускайте глаз с дороги. Ну-ка, господин Флавий, давайте-ка сейчас на большак, а по нему в сторону усадьбы. Я скажу, где свернуть. Я от вас не отстану.

Флавию стало совсем худо. Так за ним, выходит, наблюдают невидимки? И кто знает, сколько их, где прячутся, чем вооружены?

— Хорошо, — сказал он и повернулся, демонстрируя покорность.

Пробираясь к большаку, Флавий чувствовал Крючка за спиной, слышал его шаги, дыхание, одышливое, чуть посвистывающее — похоже, последствия застарелой простуды. На большаке Крючок пошел с ним бок о бок.

— Очень хорошо, господин, что я вас нашел. Господин Артус ранен. Мы сделали что смогли, но лучше, если его посмотрит настоящий доктор.

— Ранен?

— Мечом Ансельма. Клинок не достал до потрохов. Для нобиля ерунда, наверное. Но началась лихорадка. Вы посмотрите, доктор.

— Ясно. Когда был бой?.. — Крючок молчал, и Флавий решил настоять на своем. — Раз уж я иду к вам, будь добр, посвяти меня в ваши дела. Или прикажешь считать себя пленным?

— Да, господин… То есть, конечно, нет. Битва была вчера утром, чуть больше суток прошло. Наши дрались с людьми лагмана…

— Вы напали на усадьбу? Крючок! Отвечай.

— Что вы! На какую усадьбу? Господин Артус еще с ума не сошел. Кажется. Мы напали на отряд лагмана в лесу. Там и было-то три десятка воинов. И сам лагман, и еще Ансельм со своими… Артус устроил засаду в удобном месте: там дорога разрезала широкую песчаную гряду. Мы встали слева и справа над дорогой, пропустили их разведотряд и обстреляли из луков основные силы. В распадке они были как в мешке, но я уже тогда понял, что ничего не выйдет. Воины лагмана все как один в кольчугах и шлемах, с большими щитами. Они спешились и построились, прикрывая щитами себя и лошадей. После этого нам оставалось только уйти, но Артус не отступался. О велел обстреливать их со всех сторон, надеясь, что строй рассыплется. Я был среди тех, кто спустился с холма, подобрался к осажденным совсем близко и стрелял в упор. Тогда щитоносцы расступились, и на нас вывалился Ансельм, а за ним — его нобили в ламеллярах. Мы обрадовались: вот случай достать Артусу амулет с груди Ансельма. Артусу зачем-то очень нужен этот амулет. Но Ансельм стоит целого войска. Мечи ломались об него, словно он каменный. Стрелы падали, не долетая. Стрелы, пущенные в упор! Зато его удары были неотразимы. Он угадывал положение тела нападающего по тому, как пришелся удар меча по его щиту, и разил без промаха. Мы схватились с богом войны. И потеряли пятерых. Артус сам дрался с Ансельмом — и теперь мы опасаемся за его жизнь. Туррис обработал рану, но Туррис не лечит нобилей.

Флавий слушал и соображал. Туррис, правая рука Артуса, умел врачевать, но с Кровью Солнца, конечно, не работал: этому учили только нобилей.

— Артус в сознании? — спросил Флавий.

— Когда Туррис посылал нас следить за большаком, господин Артус точно был без сознания. Сейчас — не знаю.

— Куда он ранен?

— Да вроде бок ему пропорол Ансельм. Туррис знает лучше, поговорите с ним.

Что ж, придется оказать услугу Артусу. Интересно, каково это — лечить невидимку? И что, если не удастся его спасти? А вдруг удастся, и Растус об этом узнает? С другой стороны, что мешает в любом случае свалить все на Турриса? Людям Артуса можно сказать, что Туррис плохо справился со своим делом, и помочь было нельзя. Растусу же можно сказать, что всё основное для спасения Артуса сделал Туррис.

Крючок привел Флавия к одному из охотничьих домов Гисли в лесу. Этот бонд словно нарочно наставил везде таких домиков, чтобы гостям из империи было где скрываться.

В единственной горнице, на хозяйском ложе, полускрытом занавесью из шкур, Артус на одной ноте тянул унылую песню легионеров.

Крючок крикнул:

— Патрон, я привел вам врача!

Песня прервалась, послышались неразборчивое бормотание и гневный выкрик. Флавий отдернул занавес, постоял, глядя на тюфяк, смятый под контуры человеческого тела. На широкой перьевой подушке красовалась вмятина в форме головы. Ну и как это лечить?

— Артус! — позвал Флавий.

— О! — ответили ему. — О-о-о! Флавий, есть опий?

Голос был страдальческий и сердитый.

— Опий есть, — сказал Флавий. — Будете вести себя прилично — получите. Сейчас дайте мне вас осмотреть.

Он склонился над постелью, нащупал горячий, в испарине, лоб. Провел рукой до обнаженной шеи. Приставил пальцы к бьющейся жилке, прослушал пульс. Пульс частил вовсю. Флавий повел руку ниже и неожиданно наткнулся на одеяло. Обернулся, ища глазами Крючка. Не нашел и спросил:

— И повязка тоже невидимая?

— Все, что надето на человека, и все, что он держит в руках, — отвечал Крючок.

— Хм… Удобно. Ну, в смысле, человеку. А мне-то как?

«Но одеяло он не держит… Подушка-то почему не исчезла?» — подумал Флавий. Подцепил одеяло — а, вот что! Оно подоткнуто под руки! — вытащил его и скинул вниз. Одеяло упало рядом с кроватью и стало видимым. Самое обычное, грубое, шерстяное. Флавий сам таким укрывался.

— А где Туррис? — спросил Флавий. — Где его носит? Или он решил, что уже все сделал для раненого?

Похоже, придется помучиться, и одним вливанием Крови Солнца не обойдешься. Кстати, осталась ли она у Артуса?

— Здесь Туррис, — откликнулись из угла горницы. Голос был хриплый, бесконечно усталый. — Туррис уже успел закрыть глаза троим. Последний умер от боли, когда Туррис отрезал ему руку. Туррис устал. Туррис не понимает, какого козлища ему вообще привалило столько работы. Кажется, наш патрон заразился безумием от Растуса. Или, может быть, все сходят с ума, кто связывается со здешними колдунами? Восемь человек за день, почти половина отряда. А новый такой отряд за годы не сколотишь.